МЫ ТАК ДАВНО НЕ ОТДЫХАЛИ

С трепетом он выкладывает передо мной фотографии со встреч с однополчанами и пожелтевшую от времени книжечку — памятку, где отображен боевой путь, выданную Ивану Денисовичу Майстренко, командиру расчета 375-й стрелковой Харьковско-Бухарестской Краснознаменной дивизии.

Родился будущий командир расчета в селе Табаковка, что в Днепропетровской области, в 1922 году. Женщина, заполнявшая бумаги на ребенка, что-то перепутала, и в графе «год рождения» маленького Ванечки появилась другая дата — 1921-й. Так он «повзрослел» на один год.

Ванька появился на свет в голодное время, роды были тяжелыми, мальчик родился слабеньким. До пяти лет он не ходил. Бабки только руками разводили, мол, непонятно, почему. Но есть на свете и хорошие стечения обстоятельств. Приехал в деревню из города знающий человек, врач. Мальчика выходили, поставили на ноги. И вскоре Ванечка, как и все детки, начал бегать и шалить.

Семейство Майстренко было работящим. Глава семьи был отличным плотником и столяром, его, как хорошего специалиста, очень ценили в селе. Мама работала в колхозе. Родители до рождения Ваньки успели произвести на свет 12 детей. И всем находилось дело, по дому помогали даже малыши.

Но беда заглядывает и в окна домов счастливых семей. Вскоре Майстренко оплакивали первые потери: самых слабых ребятишек буквально «скосили» тиф и корь. Оставшихся с трудом удалось спасти.

1932-й был ужасным для всей огромной страны. Черной страшной тенью бродил по стране голод. Смерть без разбора — старых и малых — забирала людей. Постучала она и в двери к Майстренко. Семья осиротела больше, чем наполовину. Из 12 деточек в доме остались только 5: Катя, Галя, Ванечка, Андрей и Василий.

Спустя время новое горе обрушилось на Ваничкину родню: в возрасте 54-х лет от рака скончался отец, а спустя время страшная болезнь унесла жизнь брата Андрея.

С самого малолетства Иван работал в колхозе, помогал матери. В 15 лет старший брат забрал мальчишку в Запорожье, считая, что шустрому и сметливому парню надо учиться. Крепкие руки и светлые головы были нужны стране и Ванька с рвением начал осваивать в училище профессию слесаря-ремонтника. Позже пошел работать на стройку, не боялся никакого труда. Братья делились своими радостями, строили планы на будущее. Но настал 1941-й год, и самым первым фашистским выстрелом все их планы перечеркнула война…

Когда начались бои, Иван работал на Баглейском коксовом комбинате в Днепродзержинске. Вместе с заводом эвакуировался на Урал. Там был создан строительный отряд, куда Майстренко был зачислен монтажником.

Когда начались сражения под Харьковом, Ивана забрали в запасной маршевый отряд. Рабочие ремонтировали дороги. Вскоре немцы начали бомбить Днепропетровск.

— Мы были воспитаны патриотами, — рассказывает о тех страшных далеких днях Иван Денисович, — мы понимали, что Родине грозит опасность! Мы готовы были стоять за нее насмерть. Это сейчас говорят, что войны могло и не быть, но в детстве я и многие другие считали войну с фашистами неизбежной. Тогда руководители держав поделили территорию: Германия забрала под себя Францию и Венгрию, а Советский Союз — Прибалтику. Обстановка была неординарной. Перед Второй мировой, несмотря на то, что было тяжело, наше руководство помогало Китаю, противоборствовавшему Японии, и Испании в гражданской войне. Мы помогли всем, а сами остались ни с чем. Сталинская оборонительная система страны ничего не дала.

Иван Денисович вспоминает, как в первые дни войны во многих городах фашистские самолеты бомбили жизненно важные объекты: аэродромы, станции, вокзалы. Везде царил хаос. Связь была нарушена. Люди в панике бежали, попадали в немецкие котлы (окружения) и гибли тысячами!

Случалось и такое, что командиры покидали поле боя, оставляя там осиротевших в раз солдат. Уже позже появилась какая-то организация. Благодаря талантливым военачальникам, таким, как Георгий Константинович Жуков, был наведен порядок в рядах Армии.

Вскоре Иван Майстренко попал в 1145-й запасной полк. Начались тяжелые трудовые наряды. Полк прошел многие километры, от Умани — до самого юга, города Вознесенска Николаевской области.

К августу 1944 года для советских войск на балканском направлении сложилась благоприятная обстановка для нанесения решающего удара. Немецкое командование летом 1944-го перебросило с этого направления в Белоруссию и Западную Украину 12 дивизий, тем самым ослабив Группу армий «Южная Украина». Несмотря на это, немецко-румынское командование создало мощную глубоко эшелонированную оборону, состоявшую из 3-4 оборонительных полос, увязанных с водными преградами и холмистой местностью. Сильные оборонительные обводы опоясывали многие города и другие населенные пункты Молдавии и восточной Румынии.

Людей не хватало, поэтому набирали тут же, из запаса. Как-то к солдату подошел один из командиров.

— Какое у тебя образование, — спросил он у Майстренко.

— Семь классов, — не задумываясь, ответил тот, вытянувшись по струнке.

— Пойдешь ко мне в минометчики? — прищурясь и внимательно рассматривая паренька, задал командир новый вопрос.

— Так точно! — обрадовался Ваня. И вскоре уже изучал нелегкую минометную науку.

Дивизия тогда стояла в обороне на реке Реут, что в Молдавии. Теорию солдатам преподавал командир батальона капитан Бусатов. Ване начал на практике применять полученные военные знания. Готовилась широкомасштабная Ясско-Кишиневская операция.

— Надо было идти в разведку, — вспоминает Иван Денисович, — мы стояли в обороне, в балке, а немец освещал ракетами территорию. Местность была пристреляна снайперами. Если уж взял тебя снайпер «на мушку», сложно было уйти. Тогда, в той балке на реке Реут погибло около двух тысяч наших солдат.

Вызвав ребят, командир дал задание — взять «языка». Но как это сделать — местность освещается, немцы ведут шквальный огонь. Иван с другом выжидали долго. Под утро фашисты задремали. Друзья, выбрав удобный момент, выскочили из окопа и кинулись к немецким рубежам. Заскочив во вражеский окоп, накинули на фрица плащ-палатку, закутали так, что тот даже пикнуть не успел и потащили назад, к своим.

«Язык» оказался румыном. Он сразу начал кричать об идеях создания Великой Румынии, о том, что Гитлер обещал им отдать Одесскую область. Наши солдаты смотрели на пленного, посмеиваясь. На допросе он рассказал все о расположении своих боевых постов.

18 августа началась артподготовка, готовилось наступление. Через каждый метр стояли наши минометы и пушки. Иван Майстренко гордился своим маневренным орудием.

— Как же вы таскали его? — спрашиваю у ветерана.

— Один тащил плиту, на которой устанавливался миномет, командир расчета — ствол орудия, еще двое солдат — прицельные устройства, — отвечает Иван Денисович. — Я научился вести прицельный огонь. Для этого нужен был хороший глазомер. Я в точности знал полет мины, научился рассчитывать траекторию с учетом направления и силы ветра. Когда стояли в обороне, изучал, замерял, засекал время, тренировался.

Минометчики были основной опорой армии. Обнаруживая орудия неприятеля, они старались их уничтожить. Вели карточку обнаружения целей. Их всегда встречали на «ура»! Вскоре Иван был назначен командиром расчета.

Как-то лежа на высотке, Ваня издали наблюдал за фрицами. Нашим солдатам надо было пробиться к железнодорожной станции. Пехоты осталось всего человек 40. Им необходима была помощь минометчиков. В этот момент Иван и заметил идущих вдалеке фашистов. Те шли нестройно, в полный рост, не таясь. Не веря такой удаче, Майстренко кинулся к орудию. Только спустя пару минут он понял, отчего враги не скрывались — они были попросту пьяны.

Иван послал одну мину — удачно. Тут же — еще одну. В батарее было семь минометов. Каждый из них послал в сторону врага по три мины. И немцы отступили. Когда подходили к станции, Ване бросился в глаза лежащий навзничь убитый фриц с гармошкой. На музыкальном инструменте какой-то наш юморист не переметнул сделать быструю корявую надпись: «Всю-то я вселенную объехал…» Даже этот незатейливый солдатский юмор говорил о том, что война приближается к своему завершению.

Имелись у минометчиков и свои сложности.

— Главной задачей было не накрыть своих, — рассказывает Иван Денисович. — А называли нас «самовары», потому что когда мина вылетала, она шумела, как самовар, — смеется он. — Ну, как водится, и «аборты» были, то есть случаи, когда мина попадала в воду, в грязь и не взрывалась.

Смерть на войне — привычное дело. Шальная пуля не щадит никого. Идя в атаку, не знаешь, кто останется сегодня живым, а семье кого полетит белый треугольник с вестью о боевом подвиге и смерти мужа, сына, брата…

Но бывали и нелепые, трагические случайности. Так, под начало Ивана Майстренко попали несколько солдат-молдаван. Командир расчета долго и тщательно объяснял им принцип работы миномета.

— Прежде, чем кинуть следующую мину, необходимо посчитать до трех, дождаться, пока она выстрелит, — наставлял он новоприбывших, сурово оглядывая, как его когда-то наставник-командир Бусатов. Когда наука была освоена, приступили к практике в боевых условиях. Шум и взрывы заглушали все вокруг. Земля дрожала, вдоль низины, где стояла дивизия, тянул ся сизый туман, пахло гарью.

Майстренко стоял в стороне и наблюдал за подчиненными. Вот солдат кинул в дуло мину, раз-два-три, раздался грохот взрыва, мина ушла к цели, землю сотрясло от разрыва, вот он кинул вторую, раз-два-три, взрыв, третью... И вдруг солдат, не сориентировавшись и не сосчитав до трех, не дождавшись вылета предыдущего снаряда, кинул следующую…

Взрывом Ивана отбросило на землю. Когда дым рассеялся, Майстренко увидел, что ствол орудия разорвало, он стал похож на железный цветок, лепестки которого загибались в разные стороны. Сердце зашлось, заныло — из трех солдат не выжил никто…

— Я думал, что комбат меня убьет, — говорит Иван Денисович. — Хотя, по сути, я виноват не был. Но ребят было жалко. Молодые совсем… — замолкает на секунду он. — Но война списала все… — добавляет еле слышно.

Венгерский город Кечкемет — побратим нашего Симферополя — запомнился минометчикам особо. Здесь они получили персидского сукна и вскоре щеголяли в новеньких шинелях. Расстелив шинельку, Иван улегся на земле с биноклем, наблюдая за неприятелем.

Немцы стреляли «зеленой вилкой» — то есть сначала назад, вперед, а потом пускали снаряд посередине, стараясь запутать противника. Ребята на огневой засекали действия немецких пушек. Внезапно Иван услышал крик:

— Беги, быстрее, ща рванет, тикай! — закричал ему кто-то из солдат.

Майстренко подхватился и побежал, забился в небольшое углубление, закрыл голову руками. Сзади бахнуло так, что заложило уши, присыпало землей. Оглянувшись, Ваня увидел, что на том месте, где он лежал, зияет огромная воронка. Вместо новенькой шинели на земле дымились лохмотья. Смерть почти вплотную приблизилась к солдату Майстренко…

Каждый день были потери. Каждый день гибли однополчане. С болью в голосе Иван Денисович вспоминает погибших друзей: Мицхула, Апатьева, которого он увидел убитым на дороге, ленинградца Колю Сизова, с которым сдружились в Трансильвании.

Тогда за город шли ожесточенные уличные бои. Командир приказал держать оборону. Населенный пункт заняли ночью. Утром собирались двинуться дальше. Вроде все спокойно было. И вдруг, на окраине, когда еле-еле забрезжил рассвет, бойцы наткнулись на замаскированные немецкие танки. Раздались выстрелы. Наши солдаты схватились за оружие, кинулись к вражеским машинам. Били немцы разрывными пулями. Поэтому пришлось отступать. Но в голове Вани все время крутились слова командира: «Сам погибай, а матчасть спасай!», — все время твердил он солдатам. Наказание за потерю оружие было жестоким — вплоть до расстрела.

А немцы все стреляли, приближаясь к нашим огневым. Одному Майстрено никак не удалось бы утащить тяжелый миномет: ребристую плиту прочно засосало в грязь. Минометчик долго дергал ее, пытаясь вытащить, слыша над головой свист вражеских пуль. В этот момент и подоспел к Ивану друг Колька с какой-то железкой, похожей на шпалу, и деревянной чуркой. Вдвоем ребята сумели вытащить боевую машину. Внезапно откуда-то взялась телега, с запряженной лошадью. Пожилой бородатый мадьяр нещадно бил скотинку кнутом, перепуганное животное, выпучив глаза, не разбирая дороги, неслось по полю. С трудом конягу удалось остановить. Миномет погрузили на телегу, следом в нее заскочил Ваня, мадьяр щелкнул поводьями. И в этот момент Кольку, лучшего друга Кольку Сизова, настигла немецкая пуля: снайпер давно держал на прицеле юркого русского солдата. Повозка увозила Майстренко к своим. А там, на поле, осталось лежать тело лучшего друга в мгновенно пропитавшейся кровью гимнастерке…

— Ваше счастье, что орудие спасли, а то бы я вас… — взревел позже разъяренные комбат. А перед ним стоял, словно закаменевший от горя Иван.

— Где твои минометчики, вашу мать?!… — кричал командир дивизии генерал-майор Карпухин командиру роты минометчиков Раковскому. — Ты не видишь, дурья твоя башка, что фрицы по нашим палят?! На сопке, на сопке этих гадов снимай!!!

Внизу по балке шли наши части, колонны двигались под перекрестным огнем немецких орудий.

— Ваня, комдив приказывает подавить огневые точки на сопке, — сказал Раковский бежавшему рядом Ивану. — Пойдем, измеряем.

Командир роты и командир расчета бежали плечо к плечу. Где-то ухали взрывы. Ваня с тревогой всматривался вдаль. Раковский перешел на быстрый шаг, задумавшись, глядел себе под ноги. Внезапно пули засвистели совсем рядом. Майстренко предусмотрительно отбежал к небольшой дубовой рощице. Маленькие, еще не достигшие своего величия дубки, почти скрывали солдата. Раковский же шел по открытой местности, ничего не замечая вокруг.

Силу и смелость этого человека невозможно было преувеличить. Недавно вырвавшийся из румынского плена комроты пережил многое. Он привык смотреть смерти в глаза, не скрываться. Ваня не мог понять до конца своего командира. О своей жизни он ничего никому не рассказывал. Ходили слухи, что семью его недавно расстреляли немцы.

— Товарищ командир, — окликнул он Раковского, — идите сюда, убьют ведь.

Но тот, казалось, не услышал Ваниных слов. Достал планшет, начал что-то в нем отмечать. Его полевая форма хорошо выделялась на фоне голубого неба.

— Товарищ командир, да что вы шагаете, как на параде, — почти выкрикнул Майстренко.

— А, Ваня-Ваня, — еле слышно прошептал Раковский и, подняв голову вверх, устремил свой печальный взгляд в небо. — Все равно уже жизни не будет. Я в плену был…

— Вы что! Родина простит, — уже кричал Иван. — Война почти закончилась!

В этот момент раздался оглушительный выстрел. Ваня упал на землю, закрыв голову руками. «Все, амба!» — мелькнула мысль у бойца. И внезапно наступила оглушительная тишина. Майстренко с трудом поднялся, в голове гудело. Там, в низине лежал его командир. Форма его была разорвана, затылок — в крови. Он не шевелился.

С трудом передвигая ногами, Ваня кинулся к минометам, взял первый расчет. Заметил, как в зарослях на стороне немцев кто-то перебегает от куста к кусту. Мгновенно рассчитал, пустил первую мину. В точку! Что тут началось! Немцы засуетились, забегали.

— Батарея! Огонь!!! — заорал во весь голос Майстренко. И ударили сразу 7 советских минометов. Сопку накрыли за несколько минут. На стороне неприятеля установилась тишина. Позже оказалось, что минометчики вывели из строя 4 бронетранспортера противника.

— Ваня, я тебя к награде приставлю, — сказал ему тогда комдив. Но у Майстренко было одно желание — выжить…

Награду Иван вскоре получил. Из рук комбата. Но нарадоваться на нее не удалось — через несколько дней ее у него украли прямо из рюкзака.

Бои за Будапешт были тяжелыми. Город дался нашим войскам потом и кровью. Мадьяры недоверчиво относились к советским солдатам. Уже когда советские войска захватили город, над площадью появились красные флаги.

— Мы социал-демократы, — били себя в грудь венгры, при виде советских бойцов.

Там и научился Иван Майстренко, по его собственному признанию «брехать по-ихнему». При этих словах ветеран хитро улыбается.

— On iszik egy kis bort? (можно выпить немного вина), — спрашивал у мадьяра Ваня.

— Nem, minden volt atkozott nemetek, аmba (не, все выпели проклятые немцы, конец), — отвечал в ответ венгр. Очень полюбилось Ване это терпкое мадьярское вино.

Там, в Будапеште, получил Иван свое прозвище: Ваня по-венгерски звучало — Ешко.

— Ессо, te nem az orosz, akkor — a magyarok! (Ешко, ты не русский, ты — мадьяр), — смеялись местные жители, признавая Майстренко за своего.

Довелось побывать солдату Майстренко и в Чехословакии. Отсюда и знание чешского. Банска, Быстрица, Брно, Комарно, Зволен — от города к городу шагали стоптанные солдатские сапоги.

К началу мая дивизия вышла к Венгерскому озеру Балатон. Балатонская операция Ивану запомнилось особо. Она была одной из последних крупных оборонительных операций Красной Армии против немецких войск. Проводилась она с 6 по 15 марта 1945 года частью сил 3-го Украинского фронта при содействии 1-й Болгарской и 3-й Югославской армий. В ходе сражения советские войска отразили наступление вермахта под кодовым названием «Весеннее пробуждение».

— Немцы шли с юга, чтобы выручить свою северную группировку, — рассказывает Иван Денисович. — Нас загнали на Тису. Выручила танковая часть.

Минометчики издали наблюдали, как внизу на поле советские и немецкие танки буквально «утюжили» друг друга. Уши закладывало от звона металла о металл. Будто несколько сотен кувалд били по каленому железу. Комья земли летели из под гусениц. Танки лоб в лоб таранили друг друга. Главной задачей минометчиков было суметь попасть в бок машины неприятеля, туда, где броня тоньше. Как только танк загорался, из него выпрыгивал экипаж. Но люди тут же падали на землю, сраженные автоматными очередями…

Победу встретили в 90-х километрах от Праги. Подъехал командир, спрыгнул с машины.

— Бойцы! Победа! — выкрикнул он. Сотни глаз мгновенно повернулись в его сторону, люди замерли, но лишь на миг, и вдруг раздалось громогласное солдатское «Ура!»

Стреляли изо всех орудий сразу, празднуя окончание войны.

Небольшой Чешский городок Штоховицы ожил после входа советских войск. Засуетились люди. Идя по улицам городка в весенний день, Ваня впервые за долгое время услышал радио. Громкоговорители буквально захлебывались веселой песней. Внезапно музыка прервалась срочным сообщением. Возмущенный голос, срываясь на крик, оповестил о том, что у премьер-министра Чехословакии Бенеша неизвестные угнали автомобиль.

— Позор Чехословацкой громаде! — вопил диктор. — Пусть злодеи вернут машину к Горсовету! — сообщение вызвало у Ивана улыбку.

Мимо Майстренко шли чешские солдаты и бурно обсуждали этот случай. Видя, что русский прислушивается к разговору, один из них обратился к Ване:

— Скажите, пан, как по-украински будет «украли», — спросил он.

— Свистнули, — честно, смеясь, ответил тот.

В Братиславе с Майстренко произошел еще один курьезный случай. Перебегая от дома к дому, Иван зацепился штаниной за чей-то невысокий заборчик. Ткань треснула и разошлась по шву. Увидев прореху, Ваня даже присвистнул от разочарования. Русский солдат не мог воевать в рваных штанах! Увидев неподалеку приветливый домик с голубыми занавесочками, Майстренко постучал в дверь.

— Мамо! У вас голка есть? — обратился он к открывшей на стук невысокой полной женщине. Приветливое лицо пани в этот момент побледнело. Женщина с тихим всхлипом нервно сорвала с шеи светлый платочек.

— Hotovo. Ach, tam! — с болью в голосе отчего-то запричитала она.

— Мамо, мнi голка потрібна! — ничего не понимая продолжал наступать на хозяйку Иван. Внезапно он услышал, что в соседней комнате кто-то плачет. Женщина побледнела еще больше, кинулась туда, закрыла собой входной проем.

— Nedotykejte Gohlke, prosim vas, pane! (Не трогайте голку, прошу вас!)— заголосила она. Плачь в соседней комнате еще больше усилился. Майстренко, ничего не понимая, показал на порванные штаны.

— Та менi б штани зашить, голка потрiбна! — он сделал в воздухе движение, имитирующее шитье.

— Ach boze, ted, ted!— внезапно повеселела женщина, кинулась к солдату, усадила его на табуретку. — Moje dcera, aby jehla Pan! (Да, да, дочка, неси иголку скорее).

Из соседней комнаты выбежала худенькая черноволосая девчушка в легком платьице, передала матери нитки и иголку. И только тут Иван понял, отчего плакала женщина, услышав вопрос русского бойца. Оказывается, Голкой она называла свою дочку!

Чешка справно зашила Ивану штаны, расправила, любуясь на свою работу.

— Sun, Pan, hotovo! — весело оповестила она. Смущенно и неуклюже благодаря, путая чешские слова с русскими, Ваня поспешил покинуть приветливый дом и его улыбающихся хозяек.

Уже позже Майстренко узнал, что по-чешски «голка» — это девочка, «цурка» — девушка, собирающаяся замуж, замужнюю же даму называют — «жонкой».

О чехах и венграх у Ивана Майстренко остались самые светлые и хорошие воспоминания. Местные жители оказались добрыми, порядочными и отзывчивыми. Кроме того, советского солдата не переставала удивлять их изобретательность. Технический прогресс здесь не останавливался ни на миг. Чехи все время что-то мастерили. Открывая дверь, можно было услышать красивую мелодию — музыкальный барабан был распространен в жилищах местных обитателей. Солнечные батареи нагревали воду в домиках. Ваня только диву давался всяким умным приспособлениям. А чешские мотоциклы по праву считались лучшими в Европе.

Кроме всего прочего местные обитатели были на редкость гостеприимными. Любого гостя проводили в комнату и обязательно предлагали покушать, на столе тут же появлялись кнедлыки и венгерский боблевеш — суп с курицей и фасолью. Каждая хозяйка украшала свой дом вышивками, сделанными собственными руками.

А местные барышни на выданье очень любили русских солдат.

— Аkoy kedves ficko! (Такой красивый парень!) — вздыхала при виде Ивана очередная венгерка.

— Magyarorszagi tartozkodas, akkor kabat, az auto ad! (Оставайся в Венгрии, мы тебе шубу и машину подарим), — подхватывали ее товарки.

— Nem tudom, te lany! A felesegem otthon var (Не могу, девочки. Меня дома жена ждет), — неизменно отвечал Ваня, скрещивая за спиной пальцы.

По окончании войны Иван Майстренко вернулся на Родину. Некоторое время он пролежал контуженый в военном госпитале в Киеве — при взятии Братиславы недалеко от советского солдата разорвался снаряд, Ваню оглушило, зацепило осколком руку.

Выйдя из госпиталя, Ваня растерялся. Что делать? Куда ехать? Очень хотелось есть. Но где было взять денег на еду? На вокзале Майстренко за кусок хлеба отдал какому-то небритому мужичку сапоги и шинель. В военкомате знакомый командир, отдавая Ивану документы, сказал:

— Ну, старшина! Удачи! Еще послужим!

Путь Майстренко лежал в Казахстан, в Талды-Курганскую область. Тогда на границе с Китаем велась оживленная торговля. От спекулянтов спасу не было. Предприимчивые китайцы за гроши скупали у местных жителей вещи, велась бойкая торговля свинцом, добываемым неподалеку.

В городе Текели, расположенном в верховьях реки Каратал, Иван устроился на работу стрелком в охрану местной колонии.

В 1947-м окончил курсы усовершенствования в Алма-Ате, получил аттестат и вместе с ним звание старшины.

Уже после перебрался в Карагандинскую область. Здесь заключенные колонии добывали в шахте руду.

В городе Тимиртау Иван Майстренко встретил свою судьбу. Молодую красивую девушку учтиво все называли Ая Александровна. Ая работала в торговле. Женихов у девушки было много. Почему она выбрала худощавого поджарого Ивана, счастливый избранник не мог понять долго. Последним ухажером и по совместительству квартирантом, девушки был молодой красавец летчик Григорий. Подойдя утром к Майстренко, узнавшему о воздыхателе возлюбленной и собиравшему вследствие этого чемодан, дабы не мешать счастью молодых, Ая просто взяла Ивана за руку и сказала:

— Ваня, Гриша уехал. Пойдем-ка завтракать…

Так началась их 46-летняя счастливая семейная жизнь. Жена во всем поддерживала мужа. Но страшный случай заставил супругов думать о переезде.

В один из хмурых осенних дней в колонии разгорелся бунт. В то время территория эта была заселена выселенными народами — чеченами, ингушами. Жили люди в ужасных условиях, в землянках. Кроме того, поселенцы нередко воевали между собой.

— Ваня! В колонии бунт! — в один из таких дней сообщил Майстренко командир дивизии. — Бери 15 человек охраны и попробуй навести там порядок, — последовал приказ.

Оказалось, что чечены загнали всех людей в деревянный барак и облили строение бензином. Таковой должна была стать их месть недругам.

— Стрелять только по моей команде и только вверх! — объявил своим подчиненным Иван. — В людей — в самом крайнем случае!

Зная вспыльчивый и безжалостный нрав чеченского народа, Иван осознавал, что ситуация требовала немедленной реакции. Счет шел на минуты. Недалеко было излюбленное место посиделок чеченских стариков. «А не попросить ли помощи у них?» — мелькнула мысль в голове Майстренко. Ваня кинулся к аксакалам.

— Папаши, милые! Что же ваши ребята творят?! — обратился он к ним. — Их же завтра всех расстреляют! Скажите, пусть отойдут! — попросил он старожил.

Пока старики уговаривали своих молодых джигитов сдаться, охранникам удалось окружить чеченцев. В один момент их оцепили, схватили и погрузили в машину. Еще немного и барак вместе с семьюстами людьми вспыхнул бы. Благодаря четким действиям Ивана Майстренко, заложников удалось спасти.

После этого случая семья перебралась в Семипалатинск, который много лет спустя назвали предвестником Чернобыля…

Теплым октябрьским днем 1951-го года охранники шли с занятий. Ничего не предвещало беды. Внезапно где-то ухнул взрыв, потом еще один — ближе. В небе появились очертания самолета. И тут рвануло совсем близко. Ваня вместе с другими упал на землю, закрыл голову руками. От удара в соседнем доме сорвало шифер с крыши. У рядом лежащих людей из носа пошла кровь. Уже позже свидетели взрывов узнали, что на землю сбрасывались атомные бомбы…

На семейном совете решено было уезжать в родное Запорожье. А в 1966-м Майстренко перебираются в Крым.

Спустя годы здесь не стало родной и любимой Аи. Несчастная женщина перенесла 4 операции на почках, но медики так и не смогли ее спасти.

Иван Денисович Майстренко дослужил до пенсии, В общей сложности он отдал службе в ОВД 37 лет жизни. Охранял заключенных, ловил беглых преступников.

Недавно Ивану Денисовичу исполнилось 88 лет. Несколько раз он встречался со своими однополчанами, но, к сожалению, нынче из них почти никого не осталось. Дивизия, в которой довелось служить Майстренко, за год прошагала пол-Европы.

— Мы шли в дождь, в грязь, в жару! Мы ползли. Потому что так было нужно для нашего народа и для нашей Родины, — говорит Иван Денисович. И с грустью вспоминает встречу с союзными солдатами в Австрийском городе Хохернау в 1945-м. Холеный солдат-поляк в новеньком отутюженном костюме, при галстуке и в кожаных сапогах снисходительно смотрел на грязного оборванного истощенного советского.

— Ну, как воюешь? — спросил он Ивана. Не отвечая, Майстренко сел и начал перематывать обтрепанны портянки. — Я застрахован и поучаю зарплату в 50 тысяч долларов, — не унимался поляк. — Хочу — виски возьму, хочу — коньяк.

Он сел рядом с русским и развязал свой рюкзак. Чего там только не было: и консервы, и упомянутый виски, и шоколад. В желудке Майстренко заурчало от голода. Он подальше отодвинул свой небольшой рюкзачок, в котором лежали на «черный день» две селедки, четыре сухаря, запасные портянки да тряпки для чистки пулемета.

— Так ты за Родину воюешь? За Сталина? — улыбался союзник, ковыряясь в своей поклаже.

— Надо, коли живем! — ответил Иван, плотно сжав губы и глядя куда-то вдаль мимо собеседника. — Я Родину защищаю! Свой дом, свою семью! — глухо произнес он.

Увидев жесткость в глазах русского солдата, собеседник замолчал. Молча он раскрыл свой рюкзак, достал оттуда бутылку виски, банку консервов, положил перед Иваном.

Позже солдаты разговорились, выпили, закусили. Союзник все восхищался силой и упорством советских бойцов, которые буквально зубами вырвали победу у Германии.

— Наш друг была перловая каша в чугунном котле, — вспоминает Иван Денисович Майстренко. — Иногда даже без соли. Но мы знали, что воюем за свою свободу, за свою жизнь, за свой народ и свою Родину. Позади лежала наша земля. А впереди был самый последний, самый сложный бой. Мы превозмогали боль и усталость, вставали и шли вперед…