ПОМНИТЬ ЗАПРЕЩЕНО!

В 16.00 Владимир Владимирович был в полку майора Петрова, знакомился с обстановкой. Командир полка пожаловался Гилю, что перед ними регулярные немецкие войска и не дают им покоя. Их атакуют танки, штормовые орудия, бронетранспортеры, мотопехота. Налегают и самолеты. Нет покоя. И что удивительно, чуть левее стоят отряды бригады «Железняк», но их будто не замечают, даже обходят. А родионовцев долбят с особой жесткостью.

– Такая нам честь, Павел Иванович,– хмуро ответил Гиль командиру полка.– Придется ответить подобным образом. Иначе нельзя.

Боям не было конца. Атаки фашистов со стороны Докшиц не прекращались. Перед речкой Поней немцы попытались обойти и отрезать первый батальон. Им удалось захватить плацдарм на реке, но развить успех они не смогли. Гиль перебросил сюда артиллерийскую батарею. Она быстро перестроилась, заняла огневую позицию. Выстрелы ее были меткими. И еще по просьбе комбрига пришел на помощь Титков. Его первый и третий отряды, а также автоматчики пробились через лесной массив в районе Небышано и с тыла нанесли удар по скоплению вражеских подразделений. Причем чисто по-партизански. Народные мстители атакуют оттуда, откуда враг совсем не ждет. Могут рассредоточиться, группками пробраться через любую лазейку, а потом внезапно обрушиться на врага. Так получилось и на этот раз. Это привело к тому, что гитлеровцы побежали, оставили автомашины, орудия, переправочные средства.

Бригада не прекращала свою боевую деятельность и все последующие дни. Гремели выстрелы почти каждый день. Партизаны или сами переходили в атаки, или отражали удары гитлеровцев, которые регулярно получали резервы. Нужно было не только уничтожить вражеские гарнизоны, засады, узлы связи, но и разрушать железнодорожные пути. И в ближайшее время родионовцы избрали для атак участок Минск – Смолевичи. Еще раньше они подумывали о том, как направить свои силы на разрушение этого участка, теперь решили заняться этим вплотную.

Дело это было непростое. Через каждый километр дороги установлены бункеры, внутри которых прятались солдаты со станковыми пулеметами и минометами. Круглосуточно железная дорога патрулировалась группами по 30-50 человек. В непосредственной близости к железной дороге находились крупные гарнизоны. В Минске и Уручье – до 200 человек, в Королевом Стане – 130, в Слободе – 200, в Малом Залужье и Смолевичах – не меньше 100. В Острошицком городке, Логойске тоже стояли гарнизоны

Ознакомился комбриг с этими данными и за голову взялся. Попробуй сунуться сюда – измолотят. Подполковник Орлов, который добыл информацию, спросил:

– Что, жарко будет?

– Не то слово. Предстоит большая работа.

– На то и война, командир. Задачу мы должны выполнить. Поставил ее партизанский центр. Может, Блажевича пригласить?

– А чем он поможет? Будет только охать да ахать. Я в нем все больше разочаровываюсь. Как думаешь, не работает ли он на немцев?

– Ну, явных улик нет? А зря подозревать...

– Ладно, так что будем делать?

– Может, Владимир Владимирович, привлечем для операции всю бригаду. Разделим ее на две части.

– Пожалуй, так лучше. Если иметь в виду подрыв рельсов до самых Смолевич. Первая часть – на участке Волма – Юхновка. Ей уничтожить до двух тысяч рельсов. И еще два моста. Другая – на участке Юхновка – Смолевичи. Ей тоже столько же рельсов уничтожать...

Долго они просидели над картой. Потом пригласили командиров отрядов, поставили перед каждым конкретную задачу, наметили пути выдвижения.

Кажется, все сделали. И в ночь на 26 сентября 1943 года бригада пересекла автостраду, приблизилась к железной дороге. Отряды распределились по намеченным пунктам. И грянули первые взрывы. Загремело все вокруг. Будто надвинулась грозовая туча. Раскаты грома, вспышки огня.

Рядом с командиром шел капитан Тимофеев. Он вздрогнул, дернул плечами. Потом сел на мотоцикл и сразу исчез... Бой шел до рассвета. Противник на удивление особого сопротивления не оказывал. Он не знал, куда бросаться, какой рубеж защищать. Везде гремело, трещало, пылало. Пришлось маневрировать, обходить их. Подосадовали, что сразу не занялись ими.

– Всегда что-нибудь упустишь,– возмущался Гиль. Он распорядился нарастить удары. Он добивался, чтобы ни один метр железки не остался цел. Сравнять с землей полотно.
 

ТРЕБУЕТСЯ СМЕЛОСТЬ

Владимир Владимирович был озабочен. И это не могла не заметить Нина. Она быстро улавливала перемены в настроении мужа.

– Что там у тебя случилось?

– Еще одна операция – Вилейка. А мы плохо ее знаем.

– Но это вроде твоя родина. Ты здесь родился. Так, кажется?

– Да, родился. Мой отец здесь работал машинистом. А потом вскоре семья отсюда уехала, туда, поближе к Старым дорогам, Осиповичам.

– А есть кто-либо из родственников в Вилейке?

Гиль покачал головой. Пожалуй, никого. Сейчас в Вилейке немцы. Их надо было бы потревожить, пощипать. Хорошо вооружены, возвели прочные укрепления. И что еще – местное население их мало беспокоит. Это в основном поляки. Те поляки, которые связаны с Лондоном, эмигрантским правительством. А оно настроено против Советской власти, с немцами мирится.

Есть в городе подпольная организация, но в ее составе больше польские офицеры и служащие, а также молодежь, и они не горят желанием сразиться с гитлеровцами, не чинят им препятствий. В сорок первом году, когда советские солдаты отходили, эти поляки стреляли им в спины. В открытую борьбу с немцами не вступают. При случае даже мешают партизанам, выдают их немцам.

...Разговор шел в штабе бригады, в присутствии командиров отрядов, впервые на таком совещании был и новый комиссар бригады Иван Матвеевич Тимчук. Он сидел справа от Гиля. Говорил мало, больше присматривался к людям, к тому, что говорил каждый из них. Владимир Владимирович знал его по учебе в кавалерийской школе. Правда, не сразу установил, кто же перед ним. Черты лица вроде знакомые. Жесткий взгляд. Раньше вроде был помягче. А когда это раньше? До войны. Из Дараганово, по предложению райвоенкомата, Владимир приехал в Борисовскую школу. Поступил легко и учился легко, вполне успевал. Вот тут он и познакомился с преподавателем по истории. Гиль пользовался у него успехом. Он его хвалил. И вот только теперь встретились. В партизанах с начала войны, комиссар бригады, секретарь Логойского подпольного райкома партии. Школу прошел большую. Как же они сработаются? В то время один – курсант, другой – учитель, воспитатель. А теперь на равных. Первая беседа была обнадеживающей, дружеской. Хотя он настоятельно допытывался, как же командир попал к немцам, стал на службу к ним.

По поводу боевой операции пока ничего не сказал. Но вот эта егоза Нина не дала ему промолчать. Сидела она за столом, забросив ногу за ногу, откинув назад голову с пышной черной шевелюрой, нередко вмешивалась в разговор. Она вроде с Тимофеевым уже побывала в Вилейке и узнала, что творится в областном центре, какие там за силы, что им ожидать.

– А что скажет наш новый комиссар? – вдруг спросила она, слегка улыбнувшись.

Комиссар заметил эту улыбку.

– А у вас, прекрасная Нина Адамовна, уже есть предложение?

Специально подчеркнуто: «прекрасная», притом по имени, отчеству. Еще можно было бы добавить, что она жена командира, разведчица. Он уже об этом знал.

– Я – рядовой боец, товарищ комиссар,– с иронией обронила Нина.– Исполнитель... Но тут есть о чем подумать. Во вражеском гарнизоне до трех тысяч офицеров и солдат, гарнизон крепкий...

– Эти данные преувеличены,– вмешался в разговор начальниц штаба Блажевич.– Скоро у нас будут более точные цифры.

– Что, принесет их Заков, ваш любимчик? Не дождаться вам его…

Гиль добавил и другие сведения. В Вилейке, кроме солидного вражеского гарнизона, немало боевой техники, военных складов, есть многочисленные огневые точки. Да гарнизон сильный, с этим надо согласиться...

– А если мы попробуем его взять с ходу, наскоком,– раздумчиво предложил Тимчук.– И хорошо, если бы помогли соседи. Все же такой бой.

– Полностью поддерживаю – согласился Владимир Владимирович.– Атакуем поздно вечером, внезапно. А сейчас мы уточним задачу каждому отряду, ход боевых действий, сигналы взаимодействия...

Был объявлен перерыв. Люди выходили, закуривали. Гиль поискал глазами жену. Найдя ее, взял под руку и вывел во двор. Он стал строго отчитывать ее. Сказала правильно. А вот как она посмела побывать в Вилейке? Что за чудеса? Притом без разрешения? Когда прекратятся эти трюки?

– С кем была?

– С Тимофеевым,– Нина опустила голову.

– Неужели он тебя увлек?

– Мы решили помочь бригаде.

– Хорошо еще, что ты стоишь передо мной. А могла и не быть...

– Ну и что? Я везучая... Притом я просто подсказала нашему разведывательному отряду. Без него мы ничего не сделали бы.

– Я тебя запру под замок.

Она поцеловала его, улыбнулась и пошла, размахивая широкой юбкой. Он только покачал головой. Нина все же была расстроена, что командир так отчитал ее. Это вместо благодарности. Она ждала другого, рисковала, была на волосок от смерти.

Весь день перед атакой Вилейки Гиль был в напряжении. Работы хватало. Нужно было побывать в отрядах, уточнить, кому из них что делать, какой предпринять маневр. Силы его примерно уже были известны: огневые уточки, укрепления, казармы, блокпосты, служебные объекты.

Нужно было как-то скрыть подготовку. Специально на учебных полях проводились обычные занятия. Даже против штаба бригады устроили строевую тренировку, песни пели. Мирная обстановка. О предстоящем наступлении мало кто знал.

Поискали контакты с подпольщиками города. И нашли их, договорились о взаимных действиях. Связались с командованием соседних бригад. Сделано было много. Перед началом наступления Владимир Владимирович заглянул на квартиру.

– А ты, Нинок, пожалуйста, побудь дома, нельзя рисковать,– нежно обратился он к жене.– Я очень прошу. У тебя уже привычка – лезть под пули.

– Но как же мне сидеть в четырех стенах тогда, когда бригада сражается. Это же невозможно.

– Ну, в штабе еще можешь побыть.

Она ничего не сказала, обняла его, поцеловала.

– Береги себя.

В штабе Гиль застала комиссара бригады Тимчука.

– Я вот что хотел сказать, командир,– подчеркнуто произнес Иван Матвеевич.– Я думаю пойти туда, где будет тяжелее всего. Ну, в частности, в первый отряд. Ему предпринять смелый рейд в стане врага. Вот я с ним... Чтобы не случилось никаких задержек...

Гиль встретился с глазами комиссара. Это неплохо. Особенно для начала его деятельности, для поддержания авторитета. А то в бригаде Тимчука еще не знают. Преподаватель – одно, а как на практике...

– Не против. Только имей в виду, что командир этого отряда – человек с норовом, не любит, когда вмешиваются в его дела.

– Как-нибудь поладим.

Гиль посмотрел на часы.

– Пора нам по местам. От помощника начальника штаба Бориса Пономаренко он потребовал проверить связь с отрядами, запросить их, где они, как выдвигаются.

В 23.00 отряды вышли в исходное положение. Без всяких задержек. Теперь вперед, не колеблясь. Он приказал дать орудийный залп. Это сигнал к наступлению и отряды дружно ринулись в атаку. Затрещали автоматные и пулеметные очереди, заухали пушки. Взвились в воздух мины. Немцы были ошеломлены. Они не ожидали такого натиска.

Почти все отряды подошли вплотную к городу и завязали схватки на его окраинах. А два из них уже дрались в самом гарнизоне, захватывая дом за домом.

Гиль старался контролировать действия отрядов, вносил поправки в их продвижение. Он еще до боя предупредил партизан, чтобы не свирепствовали, не чинили расправ над населением. Но что он узнал? Бойцы встречали ливень пуль не только с фронта. Им стреляли и в спину. Те же местные жители. Из окон, с чердаков. Это работа поляков, тех, кто был под влиянием лондонских заправил. Немцы, оказывается, им не мешают. Вот с советскими людьми они готовы сражаться, подставить им ногу.

Второй отряд занял участок железной дороги западнее города. Но тут на пути ему встала полицейская школа. Сила значительная, и партизаны приостановили продвижение, попятились. Хорошо бы сейчас отряд поддержать. Почему молчит сосед – первый отряд? Ведь там комиссар. Неужели не видит опасности? Но сразу же выяснилось, что первый отряд не промедлил. Он обошел немцев и сделал стремительный рывок, опрокинул полицейских. И те побежали, рассеялись. Все же Тимчук верно сработал.

...Медленно шел Гиль по городу, в котором он родился.

– Ты хоть что-либо узнал на своей родине? – спросила Нина.

– Да я же тогда младенцем был. В памяти ничего не осталось о том времени. К тому же все было в дыму, в огне. Бой провели классно.

– Все тебе классно. Я за тебя волновалась. Мне спокойнее, когда я рядом с тобой, даже под пулями.

– Пули сопровождают нас с тобой всюду. Без них вроде жить не можем. Придет ли время, когда затихнет грохот снарядов, бомб, мы не услышим свиста пуль.

Рядом с ними был Тимчук. Он рассказал, как ему с первым отрядом удалось опрокинуть, отбросить немцев.

– Ребята хорошо воевали. Это, Владимир, твои воспитанники, из числа военнопленных?

– Да, в основном оттуда. Вот сколько мы провели боев, они всегда первыми идут, на острие ножа. Жаль, если кто-то из них сложит голову. Вот и моя подружка, Нина, опекает их. С помощью самолета, который летает на большую землю от Титкова, она связалась с родителями, братьями, сестрами многих из них. Если бы ты видел, с какой радостью они получают от них весточки. И главное, что они сами живы, сражаются за свою землю. Вот только соберутся кучей возле костра и говорят о том, что их всех ждет, не попадут ли они после войны в заключение, на Лубянку. Хотелось по-честному завершить войну и вернуться домой чистыми, без пятна на совести.

– Да я думаю, тут не из-за нечего переживать,– горячо произнес Тимчук. – Как сказать... Но ты командуешь здорово, лихо. Когда-то был несмелым, робким курсантом.

– Так это уже давно, Иван Матвеевич, сколько пройдено.

– Да, да. И чего мы только не видели за это время.

Тимчук ушел. Нина и Владимир шли неторопливо, болтали о разном. Хорошо чувствовать себя, когда на плечи ничего не давит. В ближайшие дни не предвидится новых боев. Немцы пока не тревожат их, хотя стало известно, что они подбрасывают дополнительные силы. Им хочется отомстить за Вилейку.

Они вошли в дом. Хозяйка их ждала, накрыла стол белой скатертью и стала кое-что из продуктов вносить.

– Сегодня праздник, Пелагея Ивановна? – усмехнулась Нина.– Зачем такие хлопоты?

– А я ждала, соскучилась по вас. Ну, и беспокоилась, как там у вас. Скорее всего, все в порядке. Правда, немчуры в Вилейке полно. Иногда приходит оттуда моя дальняя родственница, рассказывает ужасные вещи...

– Там у вас родственница? – воскликнула Нина.– Это такая находка. Может быть, як к ней сходила бы. На пару с вами. Это же такой случай...

– Ты, Нина, всегда ищешь случай,– съязвил Владимир Владимирович.– Считай, поезд уже ушел.

– Может, еще повезет. Верно, Пелагея Ивановна?

– Верно, скоро попробуем еще,– согласилась хозяйка. И вдруг она достает бутылку водки.

– Довоенный запас,– постаралась она оправдаться.– А вы, Владимир Владимирович, не возражайте. Ну, по чарочке можно. Я люблю при случае.

– Вот этого я за вами раньше не замечал. Не после ли визита родственницы? Как у нее там дело? Не пострадала во время нашего нападения?

– Нет, жива-здорова. Она не в самом городе, на окраине. У нее свой дом, свой огород. Немцев она ненавидит. Была рада, что все до войны наладилось, а тут бах-тарарах, нагрянули фашисты. И сколько людей погибло. На площади в Вилейке долго висели трупы. Сильно свирепствовали, и больше свои, полицейские. С ними немцы, видно, были связаны еще раньше.

– Все так, Пелагея Ивановна,– кивнул Гиль.– Но скоро придет наша армия.

Сели к столу. Гиль и хозяйка выпили по рюмочке, а Нина отказалась. Ей нельзя из-за беременности.

– Ну а как же, голубушка, сложится у тебя дальше? – Пелагея Ивановна положила вилку на тарелку.

– Как у всех женщин. Чего тут особенного...

Гиль пояснил подробнее:

– Уйдет со службы. Но будет рядом со мной. Я ее не отпущу никуда. Мы уже навеки вместе...

Нина кивнула головой, усмехнулась.

– Побачим. А что касается службы, то до последнего. Еще в Вилейку сходим, кое-что узнаем. Пригодится. С Вилейкой у нас еще будут встречи. Вот не стало нашего «друга» Закова... А у него там невесты были.

– Блажевич жаловался мне, что это, скорее всего, дело ваших рук. Вроде он без него не может, лишился ценного кадра...

– Действительно, ценного,– покачала головой Нина.– Ты присмотрись-ка к нему самому. Тут не совсем все чисто. Если он замешан, то несдобровать нашей бригаде. Это же в самом штабе такой вражеский агент...

– Но улик нет. А так, просто по подозрению... Нет, нет, нельзя...

– Смотри. По тебе стреляли в одной из атак?

– В бою чего не бывает.

– Слишком ты доверчив. Ты должен был убрать его еще раньше, при переходе бригады к партизанам. Но не решился.

– Поверил человеку. Он чуть не на колени встал. Нет, без явных улик не могу. Если честно, я смертельно устал убивать…
 

БЕДА НЕ ПРИХОДИТ ОДНА

Выпал первый снег, побелив все вокруг. Но не надолго. Задули ветры, брызнул дождь, и установилась такая ненастная погода для партизан. Но в то время, когда они снова собрались в поход, вдруг ударил мороз, сковал землю. К утру вдруг навалило столько пушистого снега.

Владимир Владимирович, надев кожаный реглан, собрался выйти к машине, стоявшей перед домом, но в это время послышался звук подкатившего мотоцикла. Кто же это? Глянул в окно – скорее всего Нина.

Она уже открывала дверь. В куртке, берете, в брюках.

– Я так боялась, что ты умчишься куда-либо, спешила,– она обхватила супруга за плечи, стала его целовать. Вижу, если бы промедлила, укатил бы. В последнее время мы редко видимся...

– Это ты виновата. Все мотаешься. Умерь свой пыл.

– Ну, как же. Надо. У меня много друзей и среди партизан, и подпольщиков. А сколько писем отправила от солдат их родных – с помощью самолета. А ты знаешь, как это здорово. Если приходит ответ – он как разорвавшаяся бомба.

– О, беспокойная душа. Известно, учительница! – он снял кожаный реглан, помог ей освободиться от куртки, берета.

Ее черные волосы разлетелись по плечам. Он погладил их и снова поцеловал жену в мягкие полноватые губы. Присели на кровать.

– Как я соскучился по тебе. Где ты ночевала сегодня?

– В копне сена, в обнимку с автоматом.

– Что же, одна?

– Нет, были мужики. А перед этим отстреливались от немцев. Надоели они, вроде захотел закурить, а потом, выхватив из кармана пистолет, выстрелил в офицера. Тот рухнул, солдаты бросились на немцев, которые сидели в окопах вокруг станции.

На рассвете машины с людьми тронулись в путь. Первые из них, пробираясь между кустами, широкими шинами прокладывали себе дорогу. Впереди разведчики, головная походная застава. А потом первый отряд. Вместе с ним оперативная группа штаба. В ее составе и комбриг. Он в кабине, с картой на коленях, уточняет маршрут.

В кузове этой машины, в ряд на скамейках сидели бойцы. Среди них и Нина, которая не хотела оставаться дома. В полушубке, меховой шапке, с автоматом между колен. Рядом с ней ее верный попутчик капитан Тимофеев, адъютант командира. Разговор у них один – что им сегодня ждать, где возможна встреча с противником, если она состоится. Путь вперед свободен. Конечно, могут быть неожиданности. Немцы снимают с фронта части, чтобы бросить их против партизан. Это для них сила значительная.

– Я не понимаю их,– резво произнес Иван Тимофеев, отведя в сторону ветку, с которой посыпался снег.– Ведь советские войска близко, скоро будут здесь. Чего им трепыхаться…

– Ваня, боев будет еще много,– Нина прикрыла краем мехового воротника лицо, на которое посыпались снежинки. В ее блестящих светло-карих глазах грустинка. Сегодня у нее был крутой разговор с супругом. Он настаивал, чтобы Нина осталась дома или в штабе бригады. А она настаивала на своем. Ей нужно быть там, где вся бригада, где стреляют, разгорается схватка с врагом.

Вдруг впереди грянули орудийные выстрелы. Они ошеломили всех.

– Откуда это? – вскочил Тимофеев.– Фашистов вблизи нет. Что за напасть? Машина резко остановилась, возле нее появился Гиль.

– Тимофеев, сейчас же артиллеристов вперед. А второму отряду обойти их справа, если они появились здесь!

Придерживая на боку полевую сумку, он побежал вперед. Сразу же возле него зацокали пули, вспаривая пушистый снег. Казалось, вот-вот они сразят командира. Он упал...

Нина тоже встала и с напряжением наблюдала за этой сценой, подумала в тот же миг: неужели убили? Но Володя был жив. Он откатился в сторону, подхватился и скрылся за толстым деревом. Потом он побежал дальше. Пули его еще преследовали, но уже ничего не могли сделать. Командир потерялся за машинами. Видно, он спешил туда, где ухали пушки, стрекотали пулеметы.

В это же время стрелок повернул направление огня, и рой пуль сыпанул на машину, в которой находилась Нина. Послышались крики, вопли. Водитель рванул машину с места, чтобы выбраться из-под огня. Это ему удалось. Притом несколько партизан дали длинные плотные очереди в ту сторону, где из кустов стреляли. А потом огонь с обеих сторон затих. Бойцы, которые, было, решили обшарить кустарник, никого не нашли. Правда, в снегу обнаружили стреляные гильзы.

Пришли к выводу, что это была настоящая, заранее подготовленная диверсия. Никто не мог и подумать, что автор ее – начальник штаба бригады капитан Блажевич, агент гестапо. Немцы поставили перед ним задачу; убить командира бригады, отомстить ему за переход на сторону партизан. В фашистском руководстве не могли смириться с тем, что он нанес такую рану им. Блажевич постоянно был в связи с гитлеровцами, информировал их обо всем, что делалось в бригаде, сообщал о ходе боевых действий о готовящихся операциях. И если в бригаде случились какие-то неполадки, то в этом, прежде всего, нужно было винить Андрея Блажевича и его ближайших помощников. Он сколотил команду из тех, кто верно служил фашистам, прошел уже обучение у них. Гибель Закова – была существенной потерей для него. Но он нашел замену. Вот перед ним и поставлена задача – уничтожить штаб бригады, прежде всего командира. Для этого была подготовлена засада.

Под прицелом Блажевич держал и Нину, супругу командира, которая многое значила в командовании бригады. Она сразу же невзлюбила его и потребовала убрать. Но как-то он держался, лавировал, петлял, старался отличиться. Хотя начальником штаба он был никудышным.

Эта диверсия готовилась заранее. Тайно были выдвинуты силы для нападения. Но Гиль быстро принял меры, выбросил вперед артиллеристов, а те, с ходу развернувшись, нанесли по противнику меткие удары. Они разметали вражеские расчеты, ничего не оставили от цепей пахоты, превратили в щепы машины. Быстро среагировали и отряды бригады. Они действовали беспощадно. И мало кому из фашистов удалось уйти.

Гиль, будто предчувствуя беду, поспешили вернуться к той машине, на которой он ехал с оперативной группой. И что он увидел? Несколько человек было убито. Их сняли с машины, положили на развернутый брезент.

– Где Нина? – крикнул он вне себя. Она могла быть сражена в этой кутерьме.

Ее нашли в кузове, лежащей у борта, лицом вниз. Владимир осторожно повернул ее, приподнял.

– Нина! Моя дорогая Ниночка!

Она была жива, но еле дышала, попыталась сказать:

– В бригаде есть враги... Володя, есть враги...

Гиль осторожно расстегнул полушубок, увидел кровь на груди.

– Где врач? Врача сюда! – крикнул он.

Он прошелся пальцами по ее горячим щекам, погладил руки.

– Держись, Нинка, не оставляй меня.

Врач пришел, пощупал пульс, проверил дыхание, а потом безнадежно посмотрел на командира. Гиль понял этот взгляд, прикоснулся губами к губам жены, глазам, лбу. Он ощутил, что жизнь уходит из Нины, прижался к ней поближе.

Потом он встал, обвел взглядом всех, кто собрался вокруг, встретился взглядом с Блажевичем.

– А ты что тут делаешь? Кем руководишь? Почему не предупредил?

Тот побледнел.

– Да я вот пришел и узнал... Беда, сочувствую вам, Владимир Владимирович.

– Ты мне не нравишься. Я доберусь до тебя. Иван Иванович,– обернулся он к Тимофееву,– нужно расследовать, установить, кто нас предает. И искать нужно в другом месте. Это все по заказу. По команде оттуда. А исполнители у нас...

Гиль нагнулся, взял на руки жену и отнес в автобус, который только что подогнали, сел рядом с ней, обхватил руками голову:

– Куда же ты рвалась? Как я не спас тебя. Жизнь моя...

Хоронили всех погибших в этот день на бугре, у дороги, под березками, накануне похорон Гиль просидел ночь у гроба Нины. Было о чем подумать, что вспомнить. Он видел ее перед собой: то дома, то в штабе, то в бою, то в кругу друзей. И всюду она боевая, активная, улыбающаяся, симпатичная. А в блестящих глазах ее столько огня, искорок, задора. Он не видел такой женщины в жизни.

А какой поникшей, готовой упасть привели ее полицейские. Скрутили руки колючей проволокой, изнасиловали, хотели прикончить. Хорошо, что он тогда избавил ее от этих скотов, и так ко времени. И немцы не помешали. Тут уж он стал горой за нее и потом внимательно следил за тем, как она поправлялась, набиралась сил.

С ней, бывало, и спорил. И она, надо отдать должное, в убеждениях была сильнее его, понимала, что фашистам нельзя доверять ни на йоту. И тот же Шелленберг вроде всего защитник своего класса. Какие бы ни были у него взгляды.

Она многому научила его. И большое спасибо ей, что свела его с Василием Коржом, а потом организовала встречу с ним. Каким нужно обладать мужеством, чтобы проделать все это.

К утру подошел комиссар Иван Матвеевич Тимчук. Он обнял его, сел рядом и ничего не сказал. А что было говорить? И так все ясно. Потом пришли соседи комбриг Иван Титков, его комиссар Степан Манкович, бывший офицер связи капитан Сергей Табачников.

К утру гроб вынесли к штабу, где находились и другие гробы. Собрались многие люди. А потом путь туда, где уже отрыли могилы. Гробы опустили под звуки салюта.

Вернулись, посидели за столом. А разошлись – Гиль не сомкнул глаз всю ночь. И все последующие дни он ходил, как очумелый, не мог простить себе, что не уберег ее, разрешил ей принять участие в марше.

Его все больше беспокоило, что же за силы в бригаде, которые охотились за ним. Это уже не первый случай. В бою обязательно кто-то сзади стрелял в него. Кто же такие? Казалось, случайно. Нет, тут что-то есть!

Схватки с врагом продолжались. То короткие, то на несколько дней. Немцы старались прижать партизан к озеру Палик, болотам, блокировать. Обрушивали свои удары и на деревни, жгли их, расстреливали крестьян. Как тут было не возмутиться, не ответить огнем. Казалось, уже лес не выдержал человеческого насилия – и взбесился. Люди не могли спокойно идти среди деревьев: за каждым пнем мерещился ствол вражеского автомата, в каждой кочке таилась мина, паутина казалась натянутой к гранате проволокой, товарищи по оружию чудились в сумерках подкравшимся противником…

Гиль усилил разведку. По его приказанию ее возглавил опытный офицер майор Петров. До этого он командовал батальоном, полком, А теперь он заместитель командира бригады по разведке,

«Вот, Павел Андреевич, докажи, на что ты способен». А это оказалось не так просто.

Завидную активность в разведке по-прежнему проявлял капитан Иван Тимофеев. Он решил поглубже забраться в тылы врага. Под видом мужичка с котомкой он ходил из деревни в деревню. Встречал и тех, к кому раньше заглядывал вместе с Ниной. Побывал однажды у молодой женщины Кати. И как раз в то время, когда к ней пришел в гости муж из партизанского отряда. Посидели за столом, поговорили о фронтовых делах, наступлении советских войск, мерах немцев против них, партизан, И тут вдруг гость заговорил о том, что недавно их отряд поймал видную птицу из немецкого разведоргана. И он многое рассказал, даже о том, кто в партизанах работает на них. И тут была названа фамилия капитана Блажевича. Старый кадр, много чего добывал о партизанах, командование легко обводил вокруг пальца.

– А как бы нам этого дядьку заиметь? – спросил Тимофеев.

– Это не так просто. Нас могут перехватить.

– Это очень важно. Нам нужно разоблачить хитрую бестию.

– Сеня, постарайся,– вступилась за Тимофеева жена.– Этот же Блажевич погубил и мою подружку Нину. Она часто бывала у меня.

И вот этого немца привели в землянку Гиля, как раз в то время, когда он готовился к новой операции. И только что разговаривал по телефону с Блажевичем по поводу некоторых деталей наступления.

Гиль присмотрелся к незнакомцу. Не такой уж он незнакомец. С ним он встречался, когда служил у немцев.

– Герр капитан?!

– Привет, господин Родионов!

Они рассмеялись, крепко пожали друг другу руки. Вроде друзья. Когда-то были в близких отношениях. Не без помощи Шелленберга, который свел их.

– А я рад, что попал к тебе. Хоть избавлюсь от своих прохвостов. Так они мне надоели. В общем, сдаюсь в плен. Тут готовится большая операция против партизан. Возьми это на заметку, доложи своим начальникам...

А что касается Блажевича... Это приличная свинья. Еще раньше он постоянно строчил на него доносы. Некоторые попадали и к нему, и он не давал им ходу. Их начальник штаба в связях с гестапо и сейчас, постоянно информирует обо всем, что делается в бригаде, какие готовятся операции. Он пообещал разложить бригаду, а голову ее командира преподнести им на тарелочке с голубой каемочкой. Недавно он задумал одну серьезную операцию, надеялся, что она пройдет отлично, но сорвалась. Обещает повторить. Работает совместно с целой командой. Гитлеровцы помогают ему.

Владимир Владимирович слушал, сжав кулаки. Как он упустил такого врага, позволил ему свить себе в бригаде гнездо. Ведь предупреждала Нина, а он не прислушивался к ней. Пожалел того бандюгу. А его нужно было убрать давно.

В землянке присутствовали заместитель командира по разведке майор Петров и капитан Тимофеев. Гиль кивнул Петрову, чтобы привели к нему Блажевича. За дверью он сказал ему: если попытается воспротивиться или сбежать, уничтожить на месте.

Блажевич находился в землянке подполковника Орлова и, стоя к входу спиной, вел с ним разговор, о чем-то докладывал. Блажевич знал, что друзья комбрига ему не доверяют. Могут в любое время дать под зад или пулю в спину. Еще во время перехода бригады на сторону партизан его должны были ликвидировать. Как раз тогда, когда он только что вернулся из Берлина. И сам Родионов взялся за это. Но он почему-то не решился. Возможно, пожалел. Все же свой человек, офицер из родной армии, только запутался, попав в сети фашистов. Может, придет время и одумается…

В одну из пауз между боями Гиль встретился с командиром бригады «Железняк». Присели на курганок. О чем же разговор? О последних боях? Нет.

– Как же ты, Владимир Владимирович, живешь без нее?

– И не спрашивай. Все время она со мной, в моем сердце. Засыпаю с мыслью о ней и просыпаюсь с ней. Похожу, отвлекусь, вроде забуду. Но только остаюсь один, она снова возвращается ко мне...

– Да, беда большая. Такая чудесная девушка! Золото. И надо же этому случиться. Я знал ее немного раньше, чем ты, и сразу втрескался. Но избрала она тебя...

Помолчали. Дело ли в том, кто кого избрал. Вся беда в том, что пропал человек, очень дорогой, человек большой души. Иван Титков поднял голову.

– Это все твой Блажевич,– сказал он.– Почему ты его не убрал раньше? Ведь было такое решение...

– Было. Передо мной поставили такую задачу, а я пожалел, распустил нюни, надеялся, что человек исправится, да где там. Каким был, таким и остался.

А потом разговор о том, что вот-вот советские войска перейдут в наступление, скоро Белоруссия будет освобождена. В воздухе пахнет новой битвой Красной Армии.

Поговорили, разошлись. И не знали, что снова им не встретиться. Один из них будет тяжело ранен и отправлен на Большую землю, а другого друзья похоронят в белорусской земле.

Хотелось бы еще о многом поговорить, о том, как познакомились в ходе боев, а затем, сошлись по характерам, поступкам, как вместе организовывали переход на сторону партизан, вместе же ринулись в первый бой против немцев. Событие огромной важности. Но вот некогда и толком поговорить, вспомнить те горячие, незабываемые деньки. Встретились как друзья, сразу нашли общий язык, договорились как совершить переход, ударить по немцам.

В штабе он нашел комиссара Ивана Тимчука, капитана Ивана Тимофеева, начальника штаба Бориса Пономаренко. Разговор один: противник окружает их все более тесным кольцом, давит со всех сторон. Партизаны и население Полоцко-Лепельской зоны в тяжелом положении. На них жмут двенадцать полков СС и полиции, части шестой авиаполевой дивизии, пять пехотных дивизий, двести первой охранной дивизии, самого жестокого и террористического батальона Дирлевангера, подразделения предателя Каминского. Сила большая. Даже перечислить трудно.

После этого Гиль специально заехал на свою прежнюю квартиру, к Пелагее Ивановне. Хозяйка несказанно обрадовалась ему, обняла его, расцеловала. И сразу же бутылку на стол. Теперь уж не говорила, что это из старых запасов.

– Нет, ты же знаешь, Пелагея, что я не очень люблю это зелье...

– Надо было бы вспомнить нашу милую Нину.

– Только не этим,– он прошел по дому, постоял у широкой деревянной кровати, на которой с Ниной спали, миловались, провел ладонью по полированной спинке. Бывало, он, забрасывая руки за голову, касался этой спинки. Тут же можно было найти и руки Нины.

На подоконнике увидел ряд пламенеющей герани. Удивился, что ее так много.

– Неужели это те, что посадила Нина?

– Именно. Так я берегу их, рассадила побольше. Она привезла горшочек из какого-то сгоревшего дома. Старушка подарила их. Видишь, как расцвели. Огонь. Это ее душа, сердце...

Гиль нагнулся, почувствовал специфический запах герани. Бывало, после того, как Нина повозится с цветами, от ее рук исходил этот ароматный запах. Закрыл глаза, втянул в себя воздух. Все знакомо, близко. Ох, если бы ее сейчас, в этом доме встретить.

– Хорошо, хозяюшка, давай выпьем, вспомним нашу милую подружку. Какая потеря! Она постоянно рядом со мной.

– Хай жыве Савецкая Беларусь и ее герои!

Владимир опрокинул стопку и неожиданно сел на стул, обхватив руками голову.

– Какая потеря!.. Она постоянно рядом со мной…

Минуло несколько месяцев. Зима уже позади. Чувствовалось приближение весны. Гиль стоял на опушке березовой рощи, ветки которой начинали зеленеть. Дул теплый, напоенный ароматом ветер. В руках у него бинокль. Он присматривался к тому, что делалось у крайних домов деревни, которая раскинулась в низине, у реки. Стоявшему за его спиной Орлову, он сказал:

– Вячеслав, видишь тех солдат, что мечутся перед домам?

– Хочешь сказать, что вчера их здесь не было?

– Конечно. Вот и машины, орудия на прицепе...

– Подтягивают, готовятся к новому наступлению против партизан. Намереваются прижать нас к озеру Палик, болотам, ликвидировать всю Полоцко-Лепельскую зону. Утром я слушал грохот танков. Снимают с фронта и бросают против партизан. Силы значительные.

Оба они приходят к выводу, что ожидается крупная атака со стороны врага. Об этом говорят воздушная разведка, которую немцы проводили в последние дни, появление артиллерии, самолетов, танков. Есть и свежие части. Среди них бригада предателя Каминского, механизированный полк, батальон Дирлевангера.

Было о чем подумать. Ожидаются большие бои. А как подготовиться к ним? Командир и его зам часто эти вопросы решали вместе. Много им помогал новый работник штаба капитан Борис Пономаренко.

Орлов, видя, что командир не отрывается от бинокля, решил, что в его мыслях что-то уже созрело. В последнее время он изменился. Стал более суров, беспощаден, не любил много говорить. Скажет и потребует, чтобы его решение было принято в обязательном порядке. И строго накажет, если кто-то проявит слабохарактерность, колебания. Они провели ряд боевых операций, и во всех он был крут, решителен. Может, поэтому они прошли удачно.

В январе фашисты неожиданно перешли в наступление против их бригады. Они двигались исключительно вдоль дороги, на фронте в пять-шесть километров, имея на флангах сильные заслоны. Для партизан это была настоящая гибель. Враг просто рушил очаги их сопротивления. При том сразу же закреплял захваченные участки магистрали, с боков возводил сплошной деревоземляной забор в рост человека, с амбразурами для ведения огня. Тут же вырубался лес, на высотах строились огневые точки, бункера для охраны. Страх божий. Что же делать, как спасти бригаду, сохранить свои позиции? Враг придумал что-то новое. Попробуй ему воспротивиться... Можно было видеть, как напрягся Гиль. Он сжал кулаки, нахмурился. Посмотрев на Орлова, Пономаренко, он еще больше свел свои черные брови. По щекам желваки.

– Все дело в нашей хитрости, ловкости. Обойти, нагрянуть внезапно, ударить оттуда, откуда совсем не ожидают...

Гиль оставил на месте один батальон приказал ему стоить на смерть, больше шуметь, кричать, стрелять. А остальным? Разбежаться в стороны, незаметно просочиться через боевые порядки врага, проскользнуть там, где он совсем не ждет. Как песок сквозь пальцы.

Немцы только что видели партизан перед собой. И вот они пропали. А те вдруг в лесу устроили такой тарарам, обрушились на немцев со всех сторон, открыли губительный огонь. Фашисты не знали, как среагировать, откуда ждать опасности, где противник. Их хитрая затея лопнула, как мыльный пузырь.

А что им теперь ждать? Немцы накапливают значительные силы и вот-вот могут ударить по ним. Они ведут разведку, знают, где их отряды, что из себя они представляют, что от них ждать. Силы у гитлеровцев ощутимые. Танки, орудия. Вот и решай, как действовать.

Бригада Родионова не одна против врага. Три бригады остановились на участке Лепель – Березино, привлекается бригада имени Воронянского. Иван Титков со своими пятью отрядами и ротой автоматчиков изготовился против вражеских гарнизонов в деревнях Пустоселье, Трамбин и у моста на реке Поня.

Все населенные пункты знакомые. Уже не первый день они крутятся возле них. То атакуют врага, то сами отходят. И почти всюду на первом плане бригада Родионова.

Она на острие атаки, идет, будто по лезвию ножа. Ее примеру следуют остальные формирования. А если он ошибется, напутает? Какой ответственности подвергает своих друзей, соседей.

– Вячеслав,– обернулся Гиль к Орлову.– Сделаем так. Мы дадим противнику возможность вклиниться в лесной массив, измотаем его засадами, а потом в глубине... Ну, создадим там крепкий орешек, такой заслон, чтобы он был не по зубам врагу. Вот когда противник дойдет до этого рубежа, и обрушиться на него. Помогут соседние бригады. Нужно лишь связать с центром...

Как и ожидалось, немцы, прикрываясь огнем, врезались в лес. Вслед за их цепями пехоты пошли танки, бронетранспортеры, походные кухни. Продвигались медленно, перекатами. Стрельба все больше нарастала. Рокотали моторы. Разрывались снаряды. Стоял такой шум, что казалось, все вокруг рушится, обваливается.

Просеки были забиты боевой техникой. Танки по существу двигались вслепую, стреляли наугад. Некоторые из них застревали между толстыми деревьями, в болоте.

Гиль понимал, что творилось в лесу, представлял, как запутались в нем фашисты. Чтобы усугубить обстановку для врага, он решил сдвинуть засады на фланги. А потом его приказ – всем отрядам открыть убийственный огонь по немцам из пулеметов, противотанковых орудий.

И все же пока он не был удовлетворен ходом боевых действий, с волнением ждал перелома. Он должен наступить. Не иначе. Связывался по радио с отрядами, выяснял, как у них остановка, как ведут себя гитлеровцы. По его расчетам, они не должны устоять, вот-вот могут не выдержать натиска. И вот этот момент наступил. Немцы дрогнули, бросились в разные стороны. Большая часть их хлынула туда, где между деревьями просвечивали поляны. А там уже залегли партизаны. Они встретили немцев огнем. А те назад. А там другие цепи...

Капитан Тимофеев вместе с группой бойцов врезался самую гущу вражеских солдат. Рядом с ними действовали бойцы во главе с комиссаром Иваном Тимчуком. Где-то здесь сражался и капитан Борис Пономаренко. Вся бригада участвовала в боях, дралась, сколько было сил. Общее направление на запад, в сторону Бегомля-Плещеницы, в обход Жердяжье.

Гиль боялся потерять управление бригадой, постоянно связывался с отрядами, уточняя, где они и как действуют, ставил перед ними новые задачи.

Скоро бой совсем затих. Гиль увидел комиссара Тимчука, грязного, ободранного, но довольного. Он выходил из леса на дорогу с бойцами.

– Как настроение?

– Наша взяла, командир. Лихо задумали.

– Но впереди еще будут схватки.

– Выстоим.

16-17 апреля 1944 года. Продолжение боев. Противник, понеся потери, подбрасывал свежие части, старался как-то вернуть утраченные позиции. Немцы хотели к началу нового наступления советских войск на фронте ликвидировать опасное положение в своем тылу.

Танки, самолеты, артиллерия. Еще не так давно эти части по отдельности Гиль успешно громил... Слава о нем далеко шагнула. Даже командующий этой группы генерал-полковник Рейнгарт поставил перед своими чинами задачу изловить и уничтожить этого неуязвимого, так досадившего немцам человека. Но пока еще не удается.

В блокированном немецко-фашистскими войсками районе действовало 16 партизанских бригад, больше 17 тысяч человек. На вооружении у них были винтовки, автоматы, пулеметы. И конечно, среди этих бригад – наиболее значимое формирование его, Гиля. Оно совершало стремительные марши, смело обрушиваясь на врага. Но и потери несло немалые.

В этом кольце партизаны стойко держатся, всячески отбиваются, но немцам все же удалось сузить кольцо окружения до двадцати километров вокруг Ушачей. Их цель – разгромить, уничтожить, испепелить все, что находится в окружении. Такова задача их очередной карательной операции – «Весенний праздник». Надо же, придумали такое название.

– Нет, не бывать того, чтобы фашисты праздновали свою победу,– горячо произнес Иван Тимофеев.– Вот-вот подойдут наши войска и так ударят по ним. А мы поможем...

– Не так все просто,– задумчиво произнес Гиль.

Обычно он редко курил, а теперь взял у кого-то сигарету, затянулся. Понимал, что бригада ведет тяжелые бои. В ночь на 2 мая сорок четвертого она сосредоточилась в лесах Бондары, Бояры. Перед ними стоит задача – прорвать кольцо окружения, выбраться на поле, развернуться.

Гиль связался с отрядами, уточнил с ними обстановку. Его приказ – в ночь на 3 мая собраться в лесу юго-западнее Малого Матырино и совместно с бригадой Ворошилова занять круговую оборону.

Вместе с Тимофеевым он отправился в этот район, побывал в одном, другом отряде. Утром бригада была обнаружена авиационной разведкой противника. Нужно было сменить расположение. Но бомбардировки не избежали. Самолеты летали один за другим. А потом, в 12.00 противник стал подтягивать дополнительные силы.

Штабу не удалось прорваться к своим отрядам. Он отбился от основных войск, оказался в изоляции. Надо немедленно исправить ошибку. Гиль еще следил за ходом боевых действий, подсказывал бойцам, как выйти из трудного положения, предложил воспользоваться просеками в лесу. В этом единственное спасение. Иначе погибнет штаб. Не поздоровится и тем подразделениям, что с ним.

Шаг за шагом они все же врезались в боевой порядок противника. В ночь на четвертое мая им удалось выйти в район высоты 142,1. Это намного ближе к отрядам. Они уже рядом. Хорошо бы и им предпринять рывок. Тем более, рядом соседние бригады, правда, они сильно потрепаны. Но все же с ними веселее. Немного помогут.

В 14.00 бригада вместе с соседями начала прорываться в направлении Ровбы, Плина, имея задачу выйти в тыл противника, в лес южнее Пущи. Противник с большими потерями для него был выбит из ряда населенных пунктов и, бросив технику, поспешно отошел.

Бои шли непрерывно, каждый час. Они все больше ожесточались. Успех сопутствовал то одним, то другим. В 15.00 противник уже атаковал из района Ушач – притом силой до полка пехоты с артиллерией и танками. Атаковал отряды бригады имени Ворошилова. Те самые, которые прикрывали левый фланг обеих бригад. Он оттенил их и вынудил перейти к обороне на южной опушке леса Малое Матырино. Гиль был неудовлетворен тем, что бой шел неровно, подчас не в пользу партизан. Нужно было переломить ход боя, навязать врагу свою волю. Иначе ничего хорошего не будет. Очень важно вынудить его отойти, пусть даже на небольшое расстояние. Если ты вял, нерешителен, идешь наповоду у противника, считай, что тебе не видать удачи. Необходима хоть маленькая победа. Тогда наступление можно развить, нарастить.

Штаб и его подразделения были вместе с Гилем, быстро и точно выполняли его распоряжения. Для него главное сейчас: атаковать, не ждать, не тянуть время. Он приказал второму отряду продвинуться хоть на несколько метров. И тот, действуя на правом фланге бригады, энергично развернулся и вышел в тыл к противнику, уничтожил его обоз. Это уже было хорошо. Успех!

Но что получилось дальше? Увлекшись ходом боевых действий, Гиль не сразу заметил, что он вместе со штабом оторвался от своих войск. Это его опечалило. Радиостанция была разбита. Он не мог руководить бригадой. Нужно, чего бы это ни стоило, соединяться с отрядами, иначе погибнет дело, враг воспользуется его ошибкой.

Гиль все же основную поддержку возлагал на свои отряды. А они почему-то в этой обстановке были безынициативны, нерешительны. Что с ними, кто ими командует? Вот нет радиостанции, чтобы вмешаться, исправить ошибку. С ним было несколько штабных подразделений. Их следовало перенацелить. Он шагал по лесу, чувствуя, как хрустят сухие ветки под ногами. Недалеко разрывались снаряды, мины. Можно было услышать и свисты пуль. И вдруг перед ним вспышка огня, взрыв. Потеряв сознание, он не сразу понял, что произошло. Сзади шел боец и сразу же крикнул: «Командира убило!» К нему бросились люди. Он был жив, но дышал тяжело, порой терял сознание. Санинструктор, оказавшийся рядом, осмотрел его и печально покачал головой. На груди, животе глубокие раны. Кровь трудно остановить. Кое-как он сделал перевязку, но бинт сразу же закровянил. Рядом с командиром разорвалась мина, и ее осколки крепко поразили Владимира.

Его несли на носилках и старались побыстрее выбраться на более безопасное место. Ведь рядом свистели пули, рвались снаряды. И все же он попросил остановиться. Он приподнялся, чтобы разобраться, что творится на ноле боя, что-то хотел сказать. Пробились через один вражеский рубеж, соединились, однако впереди другой рубеж. Острый бой разгорелся не только четвертого мая, но и пятого. Немцы постоянно наседали, подбрасывали подкрепления. А отряды бригады раздробились, порой не знали, куда податься. Они явно растерялись. Не знал, что делать, и командир батальона майор Шепелев.

Гиль лежал в землянке без сознания. Врач пытался что-то сделать, но не мог. Пульс плохо прощупывался, ослабло дыхание. Одиннадцать суток он был на линии жизни и смерти. Лицо заострилось, глаза потускнели. Он еще старался вмешаться в ход боя, чему-то учил Шепелева, что-то подсказывал ему, но с каждой минутой угасал. И друзья видели, что уже мало осталось ему протянуть.

И как-то он спросил Тимофеева:

– А потянули бы меня в Лубянку, если бы остался жив?

– Да что ты, командир, говоришь? Крепись, выживешь. Надо найти самолет и отправить тебя на Большую землю, чтобы подлечили. Где-то же есть госпиталь партизанский... А что касается Лубянки, забудь ты о ней...

Вспомнил Нину, свою милую подружку.

– Она одарила меня таким счастьем, а я не мог уберечь ее...

О самолете думали, но вокруг загремели бои, ничего не могли сделать. Умер Гиль под вечер. Это было 14 мая 1944 года. Похоронили его на хуторе Накол. Вот и командир погиб. О нем было сказано много теплых слов. Если бы не эта случайно подвернувшаяся мина, он повел бы бригаду и дальше, до соединения с Красной Армией. И он бы не допустил таких потерь, как теперь.

На похоронах вспомнили и Титкова, друга Гиль-Родионова. Это они так тесно сошлись во время перехода бригады и вместе много сделали для того, чтобы нанести по врагу ощутимый удар. Но тут же пояснил, что и сам Иван Титков ранен. Для него нашли самолет и его оправили сразу же в Москву.

Многие группы партизан к этому времени вышли из леса и собрались вместе. Мало их осталось. Бригада понесла большие потери. Она постоянно находилась на линии огня, впереди, первой пробивалась через вражеские рубежи. Бригада, зародившаяся во вражеском лагере Сувалки и прошедшая через огонь и воду.
 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Машина легко катилась по асфальту. Далеко уже позади остался Минск, из которого выехали рано утром. Вот только что проскочили Бегомль, районный центр. Как быстро растет город, удивлялся Вадим Гиль. Столько в нем новых больших домов из кирпича. А давно ли выглядел как настоящая деревня…

В этих же местах сражался и отец – Владимир Владимирович. Когда он попал в плен, немцы добавили ему вторую фамилию. Стали его звать Гиль-Родионовым. Так и пошло. А со временем первую фамилию стали забывать. Для многих он был просто Родионов. Сына это обижало. Похоронили отца на хуторе Накол, а потом перенесли на кладбище в Ушачи, куда они сейчас и едут.

И на памятнике в Ушачах, что на братской могиле, стоит: «Родионов». Он первый в списке. Да и бригада «1-я антифашистская партизанская», которой он командовал, была основным соединением, вела за собой остальные бригады, первой сталкивалась с врагом. Она и потери понесла большие.

Сколько уже лет прошло. Вадим отца не помнит. Он родился в тот же год, когда отец уехал на фронт. Сестра помнит его. Это был душевный, внимательный, хороший человек. Да и партизаны, которые ходили с ним в атаки, отзываются о нем очень хорошо. Волевой, грамотный, умный командир. Не случайно немцы хотели его перетащить на свою сторону. Он уехал на фронт, и никаких весточек от него не было. Им сообщили, что пропал без вести. И что это такое? Жив он или погиб? Находились они в то время в Армавире, потом эвакуировались на Урал. Двое маленьких детей, дедушка и еще бабушка.

И вдруг узнают из печати, что отец их жив. Это было как гром с ясного неба. Оказывается, вражескую бригаду, которую он тогда возглавлял, перевел на сторону партизан и затем бросил ее против немцев. Это было такое событие. О нем в газетах писали широко, восхваляли высокие командирские данные отца. Писали и о том, что он поощрен Сталиным. Ему присвоено звание полковника, он награжден орденом Красной Звезды.

Вот после этого они вернулись из эвакуации, в Армавир. Вроде некуда и приткнуться. Но им нашли комнату. Кроме этого, дали солидную денежную сумму. Что же с ней делать? У них гостила сестра матери. Она и предложила ехать к ней в деревню. Дом ее был разбит, еле держался. Местные власти помогли поставить новый, пятистенный. И потом каждый год они с семьей ездили к тетке в гости, и там жили продолжительное время.

Продолжительное время встречались и с другом отца Тимчуком. Сюда, в Ушачи и приезжали вместе. Тимчук после смерти отца и возглавил бригаду, повел ее дальше. Хотя она вскоре прекратила свое существование, выполнив свою ответственную миссию. Сформированная из военнопленных, она прошла большой путь. В какие бы передряги она не попадала, всегда оставалась верной Отчизне. Пролетели годы. Теперь уж и матери нет.

...Машина приближалась к Ушачам, и Вадим Гиль чувствовал все большее волнение. Так с ним всегда, когда приезжал в это святое место, где похоронены многие ветераны, народные мстители. Где и покоятся останки отца. Где и могут быть встречи с теми, с кем он ходил в атаки, проводил свое время.

Они были уже не первыми у братской могилы, у памятника. Вышли, положили цветы, выстроились рядком, поклонились. За ними наблюдали. Знали, кто к кому приехал, не мешали им пока. Пусть улягутся чувства, что переполняли их сердца в это время.

Но прошло время, и их позвали. Объятия, поцелуи. Встретились как близкие, родные. Перед Вадимом – Григорий Семенович Марков из Витебска. Это «ходячая энциклопедия» бригады. Он работал в штабе бригады отца – занимался делопроизводством. Он много рассказывал и о своем командире и о самой бригаде. Он не раз гостил у Владимира на его даче, и Вадим частенько заглядывал к нему в Витебск. Ближайший друг. Им есть о чем поговорить. Здесь же и полковник Табачников Сергей Михайлович, который не раз бывал в одних боях с его отцом. Он же участвовал в переводе бригады на партизанские рельсы, был офицером связи от Титкова. Тимчук пока не приехал. Вроде приболел. Он звонил Вадиму, что занедужил. Сердце побаливает. Но кто-то еще приехал, на автобусе. Большая группа. Люди выходят из автобуса, медленно приближаются, присматриваются к ним. Вроде не узнают. Не знает их и Вадим. Вперед вышел чернявый, симпатичный, уже с проседью в волосах мужчина.

– Иван Тимофеев! Иван Иванович Тимофеев! – крикнул Григорий Марков, и бросился к нему навстречу.– Дорогой ты мой. Разведчик бригады, адъютант командира! Самый милый в бригаде человек.

Снова объятия, поцелуи. Но один мужчина уже с седой шевелюрой, пополневший, не подходил, стоял в стороне и с улыбкой наблюдал за всеми, возможно ждал, когда его позовут.

– Вячеслав, подходи, не валяй дурака,– обернулся к нему Тимофеев.– Это заместитель командира подполковник Орлов, в прошлом отчаянный артиллерист.

Вадим слышал об Орлове. Вместе с отцом они создавали бригаду, а затем совершали в ней переворот. Сели, выпили малость. И о чем же повели разговор?

– Вячеслав, почему я долгое время не слышал о вас? – спросил Орлова Вадим.

– О, мил-человек. Был за решеткой. Семь лет отдубасил. И не знаю, за что.

– Да не только ты, Слава,– с грустью произнес Тимофеев. Я тоже не минул Лубянки. А для чего это? – с надрывом в голосе произнес Иван.

– Для профилактики,– горько усмехнулся Орлов.

Иван все не успокаивался.

– А как было бы с нашим командиром, если бы он не ушел на тот свет? – Неужели тоже упекли бы в лагерь?

– Но ведь он заслуженный человек,– возразил кто-то

– Как сказать. Случалось, что туда попадали с большими орденами.

– А наш Титков, герой, тоже угодил туда,– воскликнул кто-то.– Хрущев усадил его туда. Этот борец за правду, верный ленинец!

Возбуждение немного улеглось. Выпили еще по одной чарке. Но алкоголем не увлеклись. Хотелось поговорить, расспросить друг друга о жизни, переменах, грядущей жизни.

– Обождите, хлопцы,– поднялся Тимофеев. Он сходил в автобус и принес оттуда портфель, достал из него портрет девушки: прекрасной, улыбающейся, сияющей. Белый ряд крепких зубов, припухлые губы, нежные щеки.

– Кто это?

Произошла общая заминка.

– Нина – наша партизанка, разведчица, учительница. И... верная подруга командира. Это солнышко нашей бригады!..– подсказал Марков.

– Ах, мы, свиньи неблагодарные, вот ездим сюда постоянно, а ее, голубушку, ни разу не помянули,– произнес с грустью Тимофеев.– Давайте сегодня же отправимся на ее могилу. Говорят, на ней всегда полно цветов. О ней ходят легенды. И погибла она по глупости одного придурка, фашистского холуя. Не хочу даже и называть его имя.

Вадим взял в руки портрет девушки. Он видел ее впервые, хотя часто слышал о девушке, которая была другом для отца, часто в минуты горестные согревала ему душу, говорят даже, что она могла и предостеречь от ошибок, подсказать ценную мысль, будто много сделала в бригаде и во время переворота, в бою кинулась на перерез перетрухнувшей военной братии. Смелой и отчаянной была. А как ухаживала за отцом. Раньше у него было ревнивое чувство к ней. Но это мимолетное чувство. Этой девушке нужно поклониться.

После Гиля возглавил бригаду комиссар Иван Матвеевич Тимчук. И никто этому не удивился. Это человек, который хорошо показал себя в партизанских краях и в бригаде пользовался авторитетом. С командиром он работал дружно, не питал к нему никакого зла. В свое время они были в Кавалерийской школе. Только Тимчук – преподавателем, а Гиль – курсантом. Но вот подошло время до наград. Многих командиров наградили, а значительной части из них присвоили Звание Героя Советского Союза. Этой чести удостоились и Титков с комиссаром Степаном Манковичем.

А что касается 1-й Антифашистской бригады, той, которой командовал Гиль-Родионов, вдруг становится известно, что Золотую Звезду получил Иван Тимчук. За какие заслуги? Человек он неплохой и воевал хорошо, всего себя отдавал Родине. Но на бригаде он всего несколько месяцев, в переходе бригады на сторону партизан, в этом большом подвиге, участия не принимал. Это большая заслуга Владимира Владимировича. Но о нем и не вспомнили...

И когда Тимчука поздравляли со Звездой, он смущался, не знал, что сказать. Он сам не знал, как удостоился такой награды. Потом в бригаде началось другое. О наградах больше никто не говорил. А многих офицеров, тех, кто побывал в плену, стали один за другим вызывать в органы НКВД. Расспрашивали, как попали в плен, что делали в лагере, имели ли связь с гестаповцами, какие выполняли поручения.

Орлову дали семь лет. Тимофееву немного меньше. Угодили в лагерь и Рубанский, Еремеев и другие. Генерал-предатель Богданов был расстрелян 24 апреля1950 года.

И что удивительно, не избежал лагерей Герой Советского Союза Титков, ставший в лесных боях другом Родионова, командир знаменитой партизанской бригады «Железняк».

После войны жизнь у Титкова сложилась удачно. Он окончил вуз, отучился в академии общественных наук, получил высокий пост – заместителя министра строительства. Однажды он в гостинице «Москва» встретил своих старых друзей: тех, с кем был на войне, с кем учился, с кем пришлось хлебнуть горя на стройках, которые возглавлял теперь. Посидели, выпили, высказались, поделились бедами, которые теперь встречают. И крепенько поругали чиновников, бюрократов, тех, кто пользуется государственной казной. Много досталось и Хрущеву.

Их разговор записали, а потом вызвали в соответствующий орган, предъявили обвинение. Затем судили. И как друзья не открещивались, всем дали срок, А Ивана Титкова еще лишили всех наград. И разжаловали в рядовые. Он писал, жаловался. Не прислушались. Никто не отвечал, никто не помогал. А потом сняли Хрущева. И Титкову вернули все награды. Звание Героя. Стал он снова полковником, занял солидный пост. Квартирные условия улучшил.

О чем бы ни говорили боевые друзья, они возвращались к Родионову, патриоту, человеку большой души. Припомнили слова Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко о нем, сказавшего, что это наш человек, именно «наш». Погоревали, что нынче продажные писаки распространяют о Владимире Владимировиче разную чушь. А Пантелеймон Кондратьевич во время войны внимательно следил за тем, как складывалась жизнь Родионова, докладывал о нем Сталину, имея твердое мнение насчет командира 1-й антифашистской бригады. И как бывший начальник Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования подробно изложит в своих мемуарах, над которыми сейчас работает, ратные заслуги бойцов легендарной бригады под началом Гиль-Родионова.

…Вскоре смерть оборвала и работу над книгой, и жизнь Пономаренко. Первый том его воспоминаний вышел уже после кончины автора. О Владимире в нем не было сказано ни слова.