Посвящается девчонкам и мальчишкам,
жившим давным-давно, в суровые годы Великой Отечественной войны.
ВИКТОР ШТАНЬКО, врач-рентгенолог, писатель, член Союза писателей СССР.
Виктор Штанько
… В О Й Н А !
Словно вьюга, она порошила,
и твоя ли беда и вина,
как тебя там расположило?
До седьмого пота – в тылу,
до последней кровинки -
на фронте…
Борис СЛУЦКИЙ.
I
Кто-то следит. – Тайный ход. – Вера Николаевна окончательно запуталась. – «Посторонним вход запрещен!» – Лестница, ведущая в темноту.
Мишутка Малинин то бежал вприпрыжку, то скользил, словно на коньках, по накатанной, льдистой дороге – он спешил, дел у него много накопилось. Пробежал мимо конторы и общежития, вот и магазин, возле которого всегда народа полно. Стоя на щепке, на одной ноге, лихо, со свистом пролетел мимо магазина. Теперь можно и притормозить.
И вдруг… ощутил на своем затылке чей-то взгляд – по страшному захотелось оглянуться. Он затылком и ушами всегда здорово чувствует, если кто-то посмотрит на него очень пристально. Сколько раз это дело проверял в школе. И вот сейчас точно магнитом тянуло его голову на бок – мол, оглянись! Немедленно!
Затормозил, отбросил щепку и сделал пару шагов, потом только оглянулся – ничего подозрительного! Постоял, покрутился на дороге, попинал ледышку, вроде, делать ему совершенно нечего, и уже потом, не торопясь, вразвалочку пошагал.
Через пару шагов снова обернулся и резко так, будто оступился.
Маленькая девочка везет санки с дровами, и такая же пигалица, только ещё мельче и закутанная в платок, помогает, изо всех силёнок толкает санки сзади. Старик, опираясь на костыль, привалился спиной к бревёнчатой стене магазина и смолит самокрутку, дымит как паровоз, дым стоит столбом над ним. Рядом две старушки о чем-то разговаривают, руками размахивают друг у дружки перед носом. У высокого крыльца магазина и на крыльце, толпится народ в очереди, ждут, когда магазин откроют. В очереди сплошь одна старушня. Короче, ничего подозрительного.
Мишутка крутанулся на пятке – можно идти. Показалось, значит.
Немного прошагал – уши прямо горят! – но не от мороза, тогда они по-другому горят, кто-то держит на прицеле его затылок. И крепко держит! И это уже не ошибочка! Может, среди старушек кто-то заныкался и ведёт наблюдение? Неужели выслеживают? Тогда кислые делишки. И, значит, во двор котельной не заходим – мимо чешем! И больше не оглядываемся! И на ворота котельной не смотреть! Даже не коситься! Будто начихать тебе на всё!
Медленно зашел за угол и сразу крутанул головой по сторонам – это место из магазина уже не просматривается. Вокруг никого! Как это никого? Ошибаетесь, товарищ Малинин!
На дереве, на кривой сухой ветке, что свисает над самым забором, примостилась Каркуша. Это её любимое место.
– Салютик, длинноносая! – Мишутка помахал вороне рукой. – Давно тут торчишь? Меня ждёшь, да? Никак раньше не мог придти…
– Сейчас прилетишь ко мне, и мы потолкуем. А пока следи, чтоб никого чужих близко не было! Сразу шумиху поднимай!
Каркуша с ветки всегда ведёт за всеми наблюдение.
Уже несколько месяцев Каркуша живет здесь. С дедушкой Тимофеем, начальником котельной в большой дружбе. Её сюда Мишутка принёс. Подобрал с покалеченным крылом. Дёргалась и кричала жалобно, жалобно. С мамой ей сделала повязку. И потихоньку привыкла. Уроки готовишь – рядом сидит. Ребята из класса приходили – с ними подружилась. И уже никого не боялась. Крыло вылечили и стало, как новенькое. Долго думали с ребятами, как дальше ей жить – Каркуше нужна свобода! Она летать должна! И решили к дедушке Тимофею её определить. Тот сразу принял Каркушу к себе «на службу». Здорово она прижилась у него здесь.
Мишутка сдвинул доску, протиснулся в щель – это тайный ход во двор котельной.
– Приветик от старых штиблетиков! – теперь он во дворе.
Ребята часто здесь проходят, чтоб не привлекать к котельной внимания.
Теперь надо проскочить через двор, чтоб не заметили со стороны магазина, который расположен почти напротив открытых ворот.
Проскочил на одном дыхании. И сразу в сарай. Прильнул к щели в стене – как на блюдечке, весь двор котельной. И, конечно, магазин виден и часть улицы.
Никто в ворота не заглядывает. Ничего подозрительного не видно.
Каркуша не каркает. «Неужели показалось?» – тряхнул головой изо всех сил, но неприятное чувство не вылетело – застряло где-то в черепушке.
Через щелястую крышу большого сарая пробиваются острые солнечные лучики и снежинки в них кружатся разноцветным хороводом. Навалило снега вдоль стен за ночь. Следов не видно, даже дед Тимофей не заглядывал за угольком – в котельной есть запас. А чужой сюда никогда даже носа не сунет – дедушка Тимофей сразу лопатой встретит!
Настроение улучшилось, и пошагал вглубь сарая, куда солнечные лучики никогда уже не добирались. Свеженький снежок под ногами весело поскрипывает: скрип – скрип…
Что-то трепыхнулось над головой – Фима прилетел! Это такое имечко у снегиря. Он никого не боится. Прилетит и ждёт, когда его начнут угощать хлебными крошками, пищит – требует! Давай, мол, кормите, чего глаза таращите! Свои крошки мигом склюет, потом у Каркуши прямо из-под носа начинает тащить. Каркуша только смотрит на него удивленно и головой крутит. Но никогда не обижает Фимку. Хотя клюв такой здоровенный, что одним ударом может прихлопнуть Фиму.
– Как житуха? – снегирь сел на дверь и важно надулся, распушил ярко-красную грудку, хвостик растопырил веером. – Ой, какой красавец! – Фимка звонко прочирикал в ответ. Любит, когда его хвалят. – Залетай в гости! Разговаривать некогда! Страшно запустил дела!
И снова под ногами: скрип – скрип…хруп – хруп…
Чутье не обмануло Мишутку – за ним, действительно, наблюдали. На крыльце магазина и вокруг, в ожидании открытия, толпились, в основном, древние старушки и старички. Молодых почти нет – на работе. Среди старушек стоит, закуталась в большой пуховый платок по самый нос, только одни глаза видны – Вера Николаевна. В школе №8 она преподает немецкий язык. Раньше за продуктами ходила мать, но уже около месяца она почти не встает с постели. И на Веру Николаевну свалилась целая гора дел, с которыми раньше мама справлялась – надо получить лекарства в аптеке, приготовить еду и, разумеется, ещё нельзя забывать о школе, где она не только преподает немецкий язык, но и ещё классный руководитель седьмого «Б». Последнее время она почувствовала, что с классом происходит что-то непонятное. А в зимние каникулы, Вера Николаевна убедилась ещё больше, что не ошибается – в классе что-то не так, как обычно.
Старалась придти к этому крыльцу пораньше, но как не придет, уже толпятся старички. Приходится ждать – здесь очередь поменьше, чем в магазине возле дома. И однажды совершенно неожиданно ей бросилось в глаза – мимо магазина пробегают очень знакомые лица, да не просто знакомые, а ученики из 7 «Б», где она классная.
Возле котельной ребята как бы растворялись.
Никто из них не проживал поблизости.
Как-то увидела пробежавших мимо магазина Володю Чижика, Шишкина Авангарда и Юлю Голубеву, не выдержала и решила подойти поближе к этой странной котельной.
Ворота слегка приоткрыты, видны во дворе какие-то постройки, и огромная вечно дымящая труба вздымается к небу.
Хотела уже зайти во двор, как перед ней, точно из-под земли, возник старик в промасленном ватнике с костылем под мышкой. Он грозно пошевелил длинными, черными, как смоль, усищами, и молча указал костылём в сторону таблички, висящей рядом с воротами – «Посторонним вход запрещён!»
На вопрос, не видел ли он ребят, старик негромко процедил через усы: «Ошиблись, гражданочка. Здесь посторонним делать нечего».
Вера Николаевна поняла, от такого охранника ничего не добиться. Но это показалось ещё более подозрительным.
И вот, пожалуйста, мимо магазина пролетел Мишутка Малинин. Его мохнатый рыжий треух ещё издалека заметила, когда Мишутка, стоя на щепке, выделывал пируэты по скользкой дороге – и явно катился в сторону котельной.
Пока приподнималась на цыпочки и сдвигала с глаз платок, чтобы получше рассмотреть, что дальше предпримет Мишутка, тот неожиданно исчез. Будто ветром сдуло!
Из очереди Вера Николаевна не стала выбираться, но решила, что надо незаметно понаблюдать за этой котельной и за её сторожем. Вся эта совершенно непонятая история ей откровенно не нравилась.
В дальнем углу сарая приделана к стене металлическая лестница – восемьдесят шесть ступенек ведут круто вверх. Мишутка на одном дыхании взлетел по лестнице и присел передохнуть на последней ступеньке. Он всегда сидит здесь, пока глаза привыкнут к темноте.
II
Ефремов получает секретное задание. – Кривой переулок. – Встреча с бандитом. – Неожиданный спаситель. – Полезные советы. – «Зуб даю, не выдам!»
В длинном трехэтажном деревянном здании располагалось много разных организаций, и рядом с входной дверью висели таблички с непонятными названиями – «АкаХОЗУТ», «Центрсибдорснабкип», «УПРЖелдормаш». Есть понятная всем табличка – на фанерке написано большими буквами – «АПТЕКА».
Входная дверь то и дело громко хлопала, с озабоченными, серьезными лицами выходили люди, кто с портфелем, набитым бумагами, кто с тонюсенькой папкой, иногда возникали старушки с авоськами.
К конторе подбежал долговязый парнишка. У самого крыльца остановился. Он здорово замерз хоть, и шея обмотана толстым шарфом и на руках меховые рукавицы. Засунул руку под старую беличью шапку и стал растирать ухо. Попрыгал на одной ноге, потом на другой, открыл дверь и занырнул в неё. Вскоре дверь распахнулась, и этот пацан выкатился обратно на крыльцо. И не один – следом вышла высокая, белобрысая девушка, повязанная тёплым платком и в длинном пальто.
Они сошли с крыльца и, завернув за угол конторы, остановились.
– Ты опоздал на целых пять минут! Чтоб больше такого не повторялось! – резкий голос девушки даже слегка дребезжал от сильного мороза. – Ты это уяснил, Ефремов?
– Ага… Часиков я не имею, как некоторые, – просипел охрипшим голосом парнишка и ещё туже затянул шарф на шее.
– Это кто же такие «некоторые»?
– Ты! Кроме тебя тут, вроде, и нет никого!
– А ты, я вижу, всё шутишь. И я тебе не ты, а вы!
– Ух! А я больше не пионер, товарищ старшая пионервожатая!
– Через месяц тебя должны принимать в комсомол! А без моей положительной характеристики… Знаешь, что может случиться!
– А что я тебе сделал? Что ты ко мне прицепились?
– Не ты, а вы, товарищ Ефремов, – голубые глаза девушки налились злостью. – Если ты уже забыл, сейчас напомню – во время субботника кто задел метлой портрет великого вождя товарища Сталина!? И даже не оглянулся, чтоб поправить портрет на стене!? Пока я тебя не окликнула… Вспомнил теперь!
– Я же не нарочно! Я это нечаянно!
– А это, Ефремов, ещё как подумать! Так вот…– она потрясла перед его носом тонким длинным, как карандаш, пальцем. – Ты совершил политическое преступление и теперь должен доказать… смыть с себя эту мерзкую грязь! И потому слушай меня очень внимательно… И перестань шмыгать носом! Повторяю, слушай меня внимательно. В школе кое-кто из ребят не совсем хорошо выполняет поручения, которые я даю каждому отряду. Поручения лично заверены директором школы. А эти безответственные типчики занимаются чёрт знает чем… Короче, подрывают дисциплину. А сейчас время серьёзное, не до шуточек. Война! И особенно мне не нравится 7 «Б»! В классе и в отряде какая-то не совсем понятная мне обстановка. Ставлю перед тобой задачу – выяснить, чем занимаются после уроков ученики 7 «Б»! Как проводят свободное время! И доложить мне! Вот такую бумажку видел? – Галина Цветкова, а именно так звали старшую пионервожатую школы № 8, буквально ткнула в нос Ефремову небольшую бумажку. – Видел!? Ну, говори! Быстро говори!
Саша Ефремов даже отступил от неё на пару шагов.
– Ты чего орёшь? Не видел я таких бумажек…– он прочёл на листке, написанные синей краской, три большие буквы: «БББ». – Никогда не видел… А что это такое?
– Твоя задача узнать, к т о делает такие бумажки, и ч т о написано! Это секретное задание, Ефремов! О нём никто не должен знать! Честь нашей школы зависит от выполнения твоего задания! Отнесись к этому заданию со всей серьезностью, Сашенька, я тебя умоляю… – теперь она не шипела, а говорила ласково, почти нежно, как самому хорошему своему другу. – И встречаться мы с тобой, Сашенька, будем здесь и в такое же время, через день. Постарайся не опаздывать. Если вдруг что-то узнаешь очень важное, беги сразу ко мне домой и в любое время. А теперь уходи отсюда и не оглядывайся. О нашем разговоре – никому! Ну, иди, иди…
Ефремов пошагал от конторы на плохо сгибающихся ногах, даже забыв шарф поправить, и мороз обжигал его шею и грудь. Спина не гнулась. Пацаны прозвали Гвоздем, вот сейчас он и превратился в этот самый ржавый гвоздь.
Он шел, дрожа от холода, и шептал себе под нос:
Крыса настоящая! Правильно в школе её обзывают! За горло взяла – выследила! И, кажется, следит за всеми…
Цветкова довольно хмыкнула и, с улыбочкой, шагнула к двери, из которой вышла с Ефремовым. И исчезла за ней.
Несмотря на промозглый ветер и жгучий мороз, Юля даже не подняла воротник у пальто, расстегнулась – жарко ей! Да и как не будет жарко, если на плече висит тяжеленная почтальонская сумка. Это сейчас в ней почти пусто, а сколько было журналов, газет, писем. И надо бегом, бегом с этой сумочкой, чтоб быстрей разнести почту.
Юля остановилась, чтобы немного передохнуть. Рядом забор и тот обклеен разными объявлениями. Чего только здесь не написано! Вот, пожалуйста: «Меняю полное собрание сочинений знаменитого писателя Александра Дюма на картошку! Обращаться в любое время…».
– Здорово! – вырвалось у Юли. – Интересно, сколько спросят картошки за «Трёх мушкетёров»? Наверно, одну книжку и не продадут…
Картошки у Юли, конечно, нет. Просто она очень любит роман «Три мушкетера» и уже два раза перечитывала, брала у подружки. Весь класс у неё берёт – на очередь записываются. А разве плохо иметь такую книженцию у себя дома! Поставила бы в книжном шкафу рядом с «Приключением Робинзона Крузо», «Таинственным островом» и «Как закалялась сталь». Это её любимые книжки. Утром открываешь глаза – книжки смотрят на тебя…
А насчет картошки, конечно, плохо. У Юли мама сама выменивает картошку и разные другие продукты на вещи. Вот совсем недавно куда-то отнесла старинную хрустальную вазу, которая всегда красовалась на столе. Летом в нее ставили цветы. Мама и папа любили эту вазу. Мама всегда поручала Юле мыть её и, та стояла, переливаясь, сверкая…
Вазы больше нет. Но зато дома появилось настоящее масло. Мама его на хлеб тоненько намазывает, чтоб надолго хватило.
Ага, ещё объявление: «Кто нашел продуктовые карточки возле старой аптеки? Умоляем вернуть!..». И адрес указан. Юля знает эту квартиру, приносит туда письма с фронта. Там все взрослые работают на оборонке, дома сидит старенькая бабуля, почти слепенькая и с ней совсем сопливая девочка, которая всегда кашляет, бледненькая.
Вдруг Юля почувствовала, как с её плеча сползает сумка…
Обернулась – рядом долговязый худой парень в засаленном ватнике ухмылялся какой-то нехорошей улыбочкой. Рыжий малахай надвинут на самые глаза.
И сразу вспомнила – видела эту рыжую шапку. Возле почты! И этого долговязого…
– Не шуми… – прошипел парень.
– Ты чего? – Юля рванула сумку к себе, но парень крепко держал её за ремень. – А ну, отпусти!
Парень скривил рот, в котором блеснула фикса, и ещё сильнее потянул сумку к себе.
– Тебе чего надо!? Отпусти сумку! – Юля прижала сумку к себе обеими руками и увидела глаза парня – какие-то бесцветные, почти прозрачные и злые, злые.
– Заорёшь, падла, зарежу! – просипел парень и стрельнул глазами по сторонам. – Давай сумку по-хорошему и рви когти отсюда! Ну!
И до Юли дошло – это грабитель! Предупреждают на почте, чтоб не ходили поодиночке, когда разносят пенсию. А этот гад, значит, высмотрел её, подсторожил! Узнал, что сегодня пенсия!
– Помоги-и-и-ите! – изо всех сил закричала Юля, но какой-то слабый получился крик, сама почти не услышала его. И тогда бросилась в сторону и тут же полетела в снег вверх тормашками.
Парень продолжал рвать сумку из рук Юли. Она молча отбивалась от него локтями, ногами, стараясь прикрыть сумку своим телом. Но силы были слишком неравны и уже что-то трещало, рвалось. И Юля чувствовала, что вот-вот разожмутся у неё руки…
Раздался резкий пронзительный свист.
– Что делаешь!? – раздался чей-то голос, и бандита точно отбросило в сторону.
Юля приподняла голову и увидела незнакомого парня в черном бушлате. В руке бандита сверкнул нож. Он, размахивал им и двигался на парня… Но парень вдруг взмахнул рукой, мелькнуло что-то чёрное, гибкое. И грабитель взвыл от боли… И тут такое началось! Такое…
От ужаса Юля зажмурилась и уткнулась лицом в сумку.
Вдруг как-то неожиданно наступила тишина. Даже в ушах зазвенело от такой необычной тишины.
Юля немного подождала, приподняла голову, и приоткрыла глаза – никого рядом, только снег вокруг вытоптан.
Поднялась на плохо слушавшихся ногах. На снегу валялась серая солдатская шапка-ушанка. И тишина стоит.
Поправила на голове сбитый платок, стряхнула снег. Правый рукав у пальто почти оторван, болтался на ниточках. Зато сумка в целости и сохранности. Проверила потайной кармашек в сумке – на месте пенсионные денежки! Всё в порядочке!
Покрутила головой по сторонам – никого! Внутри всё дрожит мелко, мелко, и противно так, и в животе что-то подергивалось. Отдышалась, полегче стало. И сразу подумала: «Надо бежать отсюда! Скорее денежки раздать!»
За спиной скрипнул снег… Сжалась вся. Прижала к себе изо всех сил сумку и обернулась. К ней шагал парень – тот самый, в чёрном бушлате нараспашку.
– Рванул гадёныш… – парень взъерошил рукой волосы у себя на голове и улыбнулся. – Здрасти вам, товарищ почтальон!
У Юли язык онемел, какой-то непослушный сделался. И паренек молчит. Внимательно рассматривает Юлю. Она ещё крепче прижала к себе сумку и слегка отступила назад. И чуть не полетела в снег. Внутри опять всё колотилось. Пальцы на сумке прямо закостенели. А в голове только одно: «Дура! Почему не убежала!».
Парень продолжает смотреть и всё улыбается.
На чёрном бушлате пуговицы с моряцкими якорями. Они переливаются золотом на солнце. Видна тельняшка. На подбородке свежая ссадина. Глаза серые, смотрят с усмешкой и ресницы мохнатые, пушистые, как у девчонки.
В правой руке – только сейчас заметила! – в правой руке он держал широкий ремень с пряжкой, которая раскачивалась из стороны в сторону точно маятник в настенных часах.
– Здрасти!.. Это я тебе, ёлки-моталки, говорю! Здрасти! Ага, играем, значит, в молчанки.
Он ловко подпоясал бушлат ремнем. На зеркально начищенной пряжке ослепительно засиял морской якорь. О такой пряжке мечтают все ребята в классе, но не могут нигде достать. Даже проныра Авангард не может достать, хотя почти каждый день на толкучке бывает.
Паренек поднял ушанку, стряхнул снег с неё, а сам продолжает что-то разглядывать. Прошёлся вокруг Юли – высматривает что-то в снегу. Нагнулся – в руке нож, которым грабитель размахивал.
– Хороша финочка! Ручка наборная, мастер делал…– сунул финку в карман бушлата. – Он не задел тебя финкой? А?! Не слышу ответа! Эй, полундра! – И повернулся к Юле, прямо в глаза смотрит. – Как на допросе у фашиста молчишь! Молоток! А теперь, товарищ молчанка, слушай и записывай. По кривым переулкам не гулять одной – вредно для здоровья может оказаться. Врубилась? Дальше. Если за шкирман взяли – орать всю хлебалку: «Пожар! Пожар! Помогите!» И в это время хорошо двинуть локтем между глаз! Или ещё куда-нибудь. Понятно говорю? И, конечно, сразу убегать – врубать полную скорость! Вот и всё, вроде, ёлки-моталки! – и он весело подмигнул. – Дело в шляпе!
– А я…– наконец, через силу выдавила Юля. – Я по делу шла…
– Ой! Деловая, значит. Из штаба командиру донесение несла! – развеселился парень. – Секретное! И потому не звала на помощь! Да? А если бы он тебя этим финяком пырнул! А? В живот, а?
– Да я, вроде, кричала… Только… Язык что-то у меня…
– Язык? А что язык?
– И сама не знаю…
– Как это не знаешь? А я знаю! Ну-ка, откройте рот!
– За… зачем? – не поняла, растерялась Юля от такого напора и слегка приоткрыла рот.
– Шире! Ещё шире, товарищ! Вот так! – скомандовал паренек и деловито заглянул Юле в рот. – О-оо… Тут дела очень даже сурьёзные… Можете прикрыть свою хлеборезку. Ай-яй-яй Что делать, что делать? Сурьёзная ситуация… Но всё ясно.
– Что ясно?
– Да всё! Просто ужас! У тебя вот эта штука…– парень высунул язык и пошевелил им в разные стороны. – Видишь? Живой! А у тебя он от страха прирос к правому уху! Это вещь… ну, прямо кошмарная!
Юля вдруг поняла, что над ней потешаются, а такого она никому не позволяла и всегда была готова дать отпор любому.
– Ты…Ты! – и размахнулась сумкой, чтоб обидчику врезать по самому кумполу. Чтоб знал, как шутить!
Парень ловко пригнулся, и сумка просвистела мимо.
– Молоток! Так его! Здорово у тебя получается! Ну, ладно, ёлки-моталки, – и он стал серьезным и прищурился, точно прицелился. – Ты сумкой очень правильно крутишь – надо сразу на испуг брать! Но учти, он не дурак и может схватить сумку на лету. И сразу смоется… Ладно, это уже детали. Короче, все советы прими к сведению. И выучи, как таблицу умножения. И главное, никогда не трухай! И вперёд! Броня крепка и танки наши быстры! Наше вам! – он отдал Юле честь и пошагал по дорожке.
Юля заметила на руке парня кровь.
– Стой! У тебя кровь на руке… – вырвалось у неё.
Паренек остановился, взглянул на руку.
– Где? Это? Пустячки! – он лизнул языком ранку. – Заживёт! А ты, почтальоном, значит, работаешь. Не завидую. Я бы не смог.
– Почему?
– Похоронки надо разносить.
– Почему похоронки? Хороших писем тоже полно – пачками приходят с фронта, только успевай разносить. И журналы, газеты всякие выписывают люди…
– Журнальчик «Крокодильчик» имеем?
– Ага! Многие выписывают его. Очень интересный журнал.
– Ты чего!? – Юля резко отскочила в сторону. Знает она такие шуточки – возьмет и смоется! – Ты что! Он же не мой! Дядя Федя ждёт его уже целую неделю, а что-то задержали журнал…
– Не боись – проверочка на крепость. Ты, и правда, очень деловая. – Ладно, не трухай! Победа будет за нами! Враг будет разбит! Кругом! Марш!
Паренёк повернулся и пошагал строевым шагом по тропинке. Из-под шапки торчали уши, как розовые сушки. Они топырились в разные стороны и смешно подрагивали при каждом шаге. Юля даже чуть не рассмеялась, до того смешно подрагивали уши.
– Эй, бушлат! – крикнула Юля. – Ты из какой школы?
– Из крайней! – ответил, не оборачиваясь, владелец розовых ушей.
– Из левой или правой?
Паренек обернулся, приставил к глазам руки и, свернув ладони, точно в бинокль, взглянул на Юлю.
– На горизонте что-то темнеется слева по борту! Кто-то там что-то мене сказамши иль нам енто показамшись?
– Показамшись! – Юля высунула язык, да так, чтоб воображала получше рассмотрел его в свой бинокль, повернулась и пошагала по дорожке, к старичкам, старушкам, которые уже заждались её.
– Молоток! Так и всегда кричи! Громко и чётко! Ёлки – моталки! – услышала она за спиной. – И думай только о победе!
Скрипит под ногами снег. В оторванный рукав залетает ветерок, как в открытую форточку, и обдает морозом до самой спины.
Огляделась по сторонам – никого. Куда же все люди подевались? И девчонки на санках не катаются… И пацанов не видно…
Все взрослые на работе, это ясно. В городе почти не бывает выходных. Все, кто может, работает на оборонных заводах. Мама, как ушла позавчера на завод, так и не возвращалась ещё оттуда. Однажды целую неделю не приходила домой. Срочная работа! Для фронта! Надо фашистов скорей разбить! Мама только записки через знакомых передает, чтоб Юля не беспокоилась.
Взглянула на забор – черный весь, и сараи какие-то зловещие… Не замечала раньше этого. Запросто за ними бандиту спрятаться, он же куда-то убежал… А куда? Ведь он знает, что у неё есть деньги…
За спиной что-то скрипнуло – вздрогнула, обернулась… Никого! Даже собак не видно! Всегда здесь тявкали, хвостами крутили…
– Шарик! Бобик!
Голос Юли как бы повис в морозной тишине. В оторванный рукав холод ветер всё сильнее задувает, и рукавичка куда-то девалась…
Надо идти! И нечего бояться! Бандит убежал, точно убежал… И сначала к Петровым зайдет, они недалеко, потом к бабусе Карповне. Та, как всегда, от окошка не отходит, ждёт пенсию, ей надо ещё за хлебушком идти, а ноги больные. Часто Юля сама бегает в магазин, помогает Карповне. Но сегодня никак, сегодня пенсию надо срочно…
Хрустнуло что-то за спиной… Холодные мурашки прямо в сердце вонзились, прямо дыхание перехватило от них… и от страха…
Рванулась по тропинке. Никогда в жизни так быстро не бегала. Но ту же поскользнулись, и ба-бах в сугроб. И сразу всем телом на сумку. Пусть убивают – не отдаст, ни за что не отдаст!
– Ку-ку! Товарищ почтарь, как поживаем? – над головой раздался знакомый голос.
Юля вылетела из сугроба. Её охватила безумная радость.
– Это ты!? – обладатель розовых ушек – сушек стоит рядом, лыбится во весь рот.
– Мы! Решили прогуляться. Смотрю, пятки сверкают!
– Нет, это я просто решила устроить тренировочку.
– Молоток! Очень полезное дело. Только каждый день надо…
– Ага, надо…– тут из глаз Юли сами собой прямо брызнули слёзы и горячие такие, обжигающие.
– Ты чего это? Что случилось?
– Ни…ничего… Это у меня от мо…мороза…
– Понял. Мороз сегодня очень даже злой, прямо грызёт.
– Ага…– Юля одной рукой придерживала сумку, другой пыталась вытирать слёзы, но почему-то их не становилось меньше, а всё текли и текли. – У меня здесь… в сумке… это самое… деньги…
– Какие деньги?
– Обыкновенные, – слезы высохли. – Пенсия сегодня. Я по домам разношу. А этот гад выследил меня на почте… Я его малахай рыжий сразу узнала, как увидела… Возле почты он крутился…
– Понял. Но ты теперь не боись! Я же здесь! Мы сейчас мигом разнесем денежки. Будь спок, ёлки-моталки! Ни с такими делами справлялись. Твоё имечко, если конечно, это не военная тайна.
– Не тайна – Юля меня зовут.
– Во! Первый раз такое имя слышу! А меня очень просто Гриша. И дедушку моего звали Гриша, и батю, а вот мою бабушку…– он начал копошиться в своих бездонных карманах, ему ужасно захотелось успокоить новую знакомую да ещё с таким необыкновенным именем. Среди разных железок, заполняющих карман, он, наконец, нащупал нужное, что искал, – Во! Смотряй, что у меня есть… Держи! – и вложил в руку Юле небольшой сверток. – Хоп-топ! Подарочек!
– Что это?
– А вы разворачивайте! И смелей! Не заминировано!
Юля осторожно развернула – на листке бумаги лежало несколько белоснежных кусков сахара.
– Ой, сахар… Неужели настоящий?
– Факт! Сахарин разве такой бывает!
– Где взял?
– Слева снизу с верхней полки…– увидел Юлины глаза, смотрящие на него очень серьёзные глаза, прямо насквозь прожигающие, понял, что шуточками не отделаться. – Держите паузу, товарищ Юля. Не крадено. Это есть моя законная рабочая пайка.
– Рабочая пайка? Ты работаешь? – удивилась Юля.
– Само собой – на оборонке. И учусь при заводе в ФЗУ.
– Возьми, – Юля протянула сверток Грише.
– Обижаете рабочий класс, товарищ…
– Сахар тебе нужен, чтоб ещё лучше работать и учиться.
– Ёлки-моталки! – у Гриши даже вскипело всё внутри от негодования. – Чудо-юдо рыба – кит! Я же тебя угощаю! Поняла!? Подарочек!
– Поняла… Тогда разбей вот этот кусочек, и чтоб каждому досталось одинаково.
– Ну, ты даёшь!
– Только так, товарищ Гриша, иначе не возьму.
– Ну, прямо крапива, как говорила моя бабуля! В жизни такой не видел! – Гриша расстегнул ремень и пряжкой, ловко расколотил кусок сахара на несколько ровных квадратиков. – Готово! Прошу отведать!
Они укладывали себе на язык по кусочку и блаженствовали. И даже не замечали кусачего мороза. И ветерок уже не казался таким обжигающим.
– Помнишь, продавали конфеты подушечки? Я их ужасно любила, – говорит Юля, прикрыв глаза. – Они были разного цвета и такие… о-оо!
– А я конфеты не очень, – сказал Гриша. – Сними сумку, а то ремень оторвётся. Ага, держи вот так...
Гриша пыхтит, возится с ремнем.
– Шило надо бы… Ага, гвоздик нашарили в кармане. У меня тут целый склад разного добра… Сейчас мигом смастачим…
– Ты устаёшь на работе?
– Есть маленько…
– Глаза у тебя красные, красные.
– Это пустяк. Подушку как подавишь с полчасика и снова в норме. Смена двенадцать часов, а иначе нельзя. Спим в Красном уголке. И оттуда сразу на занятия, а там не халтура – программа серьезная. Чтоб настоящим квалифицированным рабочим стать жуть сколько знаний нужно – математика, черчение… А наше училище самое знаменитое – «ФЗУ №14»! На весь Советский Союз гремели наши мастера и изобретатели! В Кремле их награждали!
Пока разносили почту и деньги пенсионерам, о чем только не говорили. Отец Гриши служит на корабле, работал на заводе токарем. Сейчас Гриша на его станке работает. А Юля рассказывала, как ездила с родителями в Москву, были на Красной площади, в театре, в цирк. Гриша начал расспрашивать про Политехнический музей, но о нём Юля даже не слышала. Отец Гриши, оказывается, готовил для этого музея приборы по специальному заказу. Они с отцом уже собрались ехать в Москву, но тут война началась. И Гришин отец сразу пошел в военкомат…
Остановились возле покосившегося киоска, где до войны тетя Вера мороженое продавала. Юля заскочила внутрь и высунулась в окошечко, затарахтела звонким голосом тети Веры.
– Кому сладкое мороженое! Крепко замороженное! Налетай, набегай! Есть молочное! Эскимо! Кто первый прибежит, тому подарочек от меня лежит! Эй, моряк, что желаете? Какое мороженое обожаете?
– Молочного десять штук заверните! – Гриша сделал очень серьёзное лицо. – Вот вам денежки. Без сдачи.
– Прошу! Самое вкусное мороженое у меня! Откуда в наши края приплыли, товарищ моряк?
– С Чёрного моря, красавица.
– О-ооо! Это, кажется, там «в тумане скрылась милая Одесса»?
– Так точно! «Золотые огоньки!»
– О-оо! Тогда вам положен подарочек – пломбир! Мы моряков уважаем! И заходите почаще, не стесняйтесь! Фу-фу… – Юля даже задохнулась, так тарахтела. – Вот так продавала мороженое тетя Вера! Мы сюда всем классом приходили смотреть на неё. Помнишь, какие красивые фартучки она надевала? Сама шила!
– Я в другом конце города живу. Не видел тетю Веру.
– Жалко, что ты не видел её. Волосы белые, белые и длинные. И волнами, волнами… И всегда на них бант! Да красивый такой! И каждый день новый! Представляешь! Вот какая тетя Вера… – Юля замолчала, показалось, будто слышит звонкий голос и видит сияющую улыбку тети Веры. – Теперь она на фронте. Про неё даже в «Комсомольской правде» написали, – Юля достала из сумки конверт, где хранила вырезки из разных газет. – Смотри! В пилоточке – «Лучший снайпер полка комсомолка Вера Камышева награждена орденом «Красное Знамя»…». Здорово, да!
– Здорово! И еще у неё медали… Не разобрать какие…
– «За отвагу»! А глаза у неё синие, синие! На фотке ничего невидно. Она как взглянет на мужчину, тот сразу готов – обмирает и идёт к ней за мороженым. В нашей школе училась! Сейчас мы ей письма пишем всем классом, она отвечает… У нас в школе столько разных кружков – санитарное дело, телеграфное, бокс… Я в санитарный хожу, и ещё на снайпера учусь. Вроде, уже получается – иногда из 10 в десятку 6!
– У нас тоже есть военная подготовка и спортивная. Отрабатываем штыковой бой. Тут уж никак не схалтуришь! – Гриша отпрыгивает в сторону и наносит воображаемому врагу удары штыком. – Р-раз! Р-раз! Теперь прикладом! Ха-а! О-па! Р-раз! И готов фриц…– Тут каждое движение, как часы… иначе сам штыком в бок схлопочешь… тут жизнь или смерть…– поглаживает руку.
– Болит рука?
– Ничего, нормально…
– Дай взгляну. Надо повязку сделать. Ты когда идёшь на завод?
– На три часа отпустили – посылку относил семье друга мастера дяди Захара. Похоронка пришла. Они хотели вместе идти на фронт, а дядю Захара с завода никуда. А ты уже домой?
– Нет, у меня еще много дел… Гриша…– и Юля тут подумала об Авангарде, как тот бьётся над своим изобретением и надо ему как-то помочь, – … а если я тебя познакомлю с нашими ребятами? Хочешь? – у Юли это вырвалось как-то само собой, она вдруг поняла, что Грише можно доверить тайну, о которой никто не знает в городе.
– С какими ребятами? – насторожился Гриша.
– Не бойся, с хорошими. Мы все в одном классе учимся.
– А я никого не боюсь.
– Только ты должен дать мне клятву, что никому, никому ничего не расскажешь… Это очень важно!
– Пошли! – Юля закинула пустую почтальонскую сумку за спину.
III
Полжизни за банку тушенки! – Авангард требует особых условий. – Появилась Вера Николаевна. – Красный берет. – Похоронка.
Ветер поутих, а мороз, кажется, стал еще сильнее, и даже старые липы, тянувшие к яркому синему небу голые ветки, потрескивали. Снег искрился, переливался на солнце.
Два друга, молча, тащили на плечах здоровенные деревянные козлы для распиловки дров. Устали ребята, с утра сегодня занимались «зарядочкой» – дрова пилили старушкам пенсионеркам. Навстречу попадались редкие прохожие, спешащие по своим делам.
Сегодня воскресенье, но нет отдыха оборонным заводам, день и ночь там полыхают доменные печи, выплавляя металл, делают броню для танков, кораблей и разное оружие, чтоб гробить ненавистного врага.
Сегодня почему-то было много кривых и сучкастых дров, по ним шаркать даже острой пилой не очень весело. Здорово взопрели! И сейчас всё ещё жарко!
Чижик расстегнул свой старенький бушлат, сбил на затылок шлем, подарок бывшего танкиста, старшины Ван Ваныча. Тот лежит в госпитале. Изуродованную снарядом ногу ампутировали и уже готовят к выписке домой. Жена с дочкой ждут его не дождутся, а то им по ошибке две похоронки прислали. Бывает такое.
Чижик идет, улыбается – вспомнил веселые глаза Ван Ваныча. Ему здорово повезло – так он сам говорит. Ну, лицо слегка обожгло, ну, одно ухо оторвало, одну ногу хирурги отчекрыжили, но зато глаза целые и невредимые и руки на своём положенном месте. Вчера получил письмо из дома и дал прочесть Чижику. Как ждут его! Дочка Машенька картинки разные нарисовала цветными карандашами.
Снег сухо шуршит под ногами Чижика. Морозик чудненький, как любил говорить отец. Они в такую погодку бегали на лыжах всей командой. Команда это – папка, мама и сам Чижик. Как же давно это было, а кажется, вот-вот… Сейчас папка за тысячи километров отсюда – воюет. Там тоже снег. Зима. Ветер свистит… И папка, наверняка, думает про них… «Всё в порядке, папа! За нас не беспокойся! Мама на заводе с утра до вечера, а то целыми сутками не выходит оттуда. Я разными делами занимаюсь. Вот вернёшься домой и расскажу всё… И снова всей командой побежим на лыжах. И снег будет весело шуршать. Остановимся на полянке, послушаем, как дятел дробь выбивает, может, и зайца увидим или белку... Твоя рука будет лежать на моём плече, она у тебя такая сильная…».
Хруп-хруп под ногами. Дзинь-дзинь за спиной – это в мешке, что висит на спине, пустые консервные банки веселятся. Хорошая компания у них там! Из самой Америки баночки – от разных консервов! На банках есть олово, очень нужное стране – стратегический материал! Ни хухры-мухры! Для фронта! Для победы!
Авангард тащится за Чижиком. Ему тоже жарко, прямо жуть… Но если шинель расстегнуть, запутается в её длинных полах и шмякнется на снег. Перед самым носом маячит танкистский шлем Чижика. Но Авангард ничуть не завидует Чижу – у самого ничуть не хуже шлем! – со звездой, красноармейский! Пусть попробуют достать такой шлем! Глаза выпучишь! На толкучке поискать надо!
Авангард споткнулся о кочку и чуть не загремел, но козлы спасли, держат с обеих сторон точно оглобли. Чтоб сдохнуть им!
Дальше пошлепали! Валенки у него высший класс – вездеходы! Подшил недавно – клещами подошву не оторвать! Никто не умеет так здорово подшивать – секрет нужно знать! – дратва должна быть особая, ни какая-нибудь нитка…
Защекотала в носу – принюхался… Точно! – это запах свиной тушеночки! На спине Чижа мешок – оттуда плывёт аромат… К этим баночкам он с особой нежность относится – ведь в них была свининка! Тушеночка! Вкуснятина бесподобная!
Дзинь-дзинь…Это пустые баночки перестукиваются… От такого аромата подохнуть можно! И чем больше думает он об этих банках, тем всё сильней сосёт, урчит в животе… До чёртиков хочется чего-нибудь пожевать. Хоть корку чёрствую!
В правом кармане пусто, это он точно знает. Кроме железок всяких больше там ничего. Ни одной хлебной крошки! Он уже обследовал этот карман. В левом тоже ночевала дырка от бублика. Но надо проверить! Может залезла в уголок корочка, хоть огрызочек от неё… Никак не попасть рукой в карман – под мышкой проклятая пила! А на плечах тяжеленные козлы и надо их поддерживать, не то загремят на башку. На козлах проклятущих ещё лежит ржавая велосипедная рама. Чижик обнаружил её за сараем, куда таскали распиленные дрова. И вцепился в эту ржавину! И на козлы – «пригодится!» Кому «пригодится»? На металлолом не пойдет! Гниль! А тяжесть какая, подохнуть можно…
Ноги заплетаются, в животе ноет, сосёт… А Чижу хоть бы хны! Подумаешь, командир отряда! И ещё насвистывает! А у него сейчас может от голодухи сердце не выдержит и разорвётся ко всем чертям на миллион кусочков! Кто за это ответит? Командир отряда!? Ха! Никто не ответит! А отряд останется без мозгов изобретателя Авангарда Шишкина!
От обиды Авангард даже зубами заскрипел. Он сейчас весь белый свет ненавидел! Но самого себя больше всех – пожадничал! Не оставил в запас ту тоненькую поджаристую корочку! Он отлично помнит её вкус и запах! Как весело хрустела у него на зубах и таяла под языком! И вдруг растаяла… Придурок! Хоть бы кусочек припрятал! Жадюга!
– Перекур! – раздался голос Чижика.
– Ур-ра! – завопил Авангард и отбросил в сторону проклятую пилу, и та с жалобным воем полетела в снег.
Сняли козлы – стало дышать совсем хорошо.
– Козлиное отродье! – Авангард от всей души всадил валенком по козлам. Как ненавистна ему эта деревянная раскоряка – таскай её на горбушке! На санки не уложить – цепляются своими копытами за всё, что на дороге!
Чижик сбросил со спины мешок с пустыми банками, прислонился к стенке пивного ларька, отдыхает под солнышком, жмурится.
– Давай спрячем козлятину в этом ларьке? – предложил Авангард.
– Кто будет сторожить козлы? Товарищ Шишкин?
– Да кому нужна эта гробина четырёхногая!
– Кому-то нужна – уже одни спёрли. Или забыл?
Чижик терпеть не мог заниматься бестолковым разговором. Лучше помолчать. Тем более, надо подумать о письме, что уже второй день лежит у него в кармане и о нём не знает мать. Глухо урча, проехал огромный тягач с прицепом, где громоздилось что-то закрытое брезентом. Рядом шли солдаты с автоматами. «Для фрицев везут, – подумал Гриша. – Подарочек от нашего города!»
До войны в городе был только один завод, а грянула война, и сразу город заполнился военными, начались стройки, наехал народ из Москвы и из других городов. Теперь все работают только на «оборонках» – так зовут новые заводы. Для фронта, для победы все работают.
Вот и отряд, где Чижик командир трудится на победу – помогают пенсионерам, больным, дежурят в госпитале. Этого мало, конечно, мало! Надо придумать еще что-то! Чижик постоянно ломает голову над этим…
– Шамать хочу… Ой, как хочу…
– Опять заскулил! Или думает, что другие не хотят шамать? Нет, у Шишкина плоховато с мозгами… гниловатые…
– Давай взглянем на баночки консервные, а! Гляну, а?
Чижик молчит. Отвернулся.
Заскрипел снег – Авангард закружил вокруг мешка. Вот полез в него. Сейчас забренчит пустыми банками. И ни черта он в них не найдет.
– Ты же ничего не понимаешь в жратве!.. Запашок какой фартовый! – Авангард достал одну банку, ещё выудил две с красивыми картинками.
– Полжизни не жалко за такую баночку! И чтобы целенькая была… – сунул нос в одну, в другую и даже дыхание перехватило от ещё не ушедшего запаха тушенки. Провёл пальцем по стенкам – на пальце ничего, чистенько. Отшвырнул банки в сторону.
– Пусто! А ведь было! – пинает банки ногами, топчет их. – Хоть бы малость оставили! Всё вылизали! До донышка!
Не смотрит Чижик на Авангарда, противно. Изучает свои скороходы сорок шестого размера. Валенки совсем износились и не подлежали ремонту. Ботинки эти в кладовке нашли, папка в них когда-то на зимнюю рыбалку ходил. Вот и пригодились! Сделали из старого одеяла обмотки и никакой мороз не страшен!
Авангард, вроде, заткнулся. Взглянул краем глаза – выдохся.
Сидит, чума, как будто из него воздух выкачали, съежился. Даже жалко стало Чижику друга, до чего тот доводит себя этой жратухой!
– Нет, ты не представляешь, как сосёт внутри…– заканючил Авангард, заметив взгляд Чижика. – Сверлом отдает в печенку и селезёнку…
– А ты не обращай внимания. Думай о чем-нибудь хорошем.
– Так ноет там! Жрать просит! Мы с тобой, сколько пилим, уже руки не гнутся и хоть бы кто кусманчик хлебары отвалил…
– Ты нахал, Шишкин! – не выдержал Чижик. – Нас чаем напоила Тетя Матрена! И хлебары дала! Но ты всё сразу глотнул, как удав!
– Хлебара! Ой, не могу! Две лепешечки! Там и жевать нечего, вот я глотнул. И вкуса не заметил! Вчера три картохи дали – между прочим, одна замороженная! Такую отраву мой Бобик раньше левой ногой…
– Но ты её здорово слопал. Даже не моргнул. И ещё облизывался.
– Рисковал. Запросто мог отравиться.
– Ничего, твоему крокодильскому брюху и гвозди полезны.
– Я не понял, товарищ командир! – Авангард почувствовал себя оскорблённым. – Значит, ты считаешь, что любая поганая жратва сойдёт для полноценной работы моих мозгов!? Спасибочко! И ещё Шишкин тягай эту пилу – шир-шир! А мои мозги от шир-шир лучше соображать будут!? Не будут – дураку ясно. Но Шишкин вкалывает, как все. И результат!? Кого шарахнуло железякой на чердаке дома №З6? Шишкина! Авангард Шишкин тогда совершенно случайно остался живым…– потёр бок, который уже не болел, да, вроде, и не тот бок он сейчас потёр.
– Ты тогда здорово попрыгал! Прямо циркач! – Чижик улыбнулся.
Тот случай все помнят. На чердаке одного из бараков обнаружили настоящие залежи металлолома. Авангард увидел железную кровать с сеткой и решил повеселиться – стал прыгать на сетке. Сетка ржавая, конечно, не выдержала и лопнула, и Авангард полетел вверх тормашками с той кровати. Потом он целую неделю ходил, держась за бок, стонал, охал, короче, изображал раненого героя.
– Вопросик, командир! Если б мне тогда по котелку врезало?
– Твой шлем гранатой не прошибёшь.
– А если бы прошибло!? – Авангард вовсю разошелся, он любит пофилософствовать. – Допустим такое! Представляешь – черепок в куски! Меня сразу в больницу и находят перелом черепа. И мозги задеты. Дают наркоз, идёт операция… Я к чему всё это говорю…– и он сделал паузу, чтоб ещё весомее прозвучали его слова, и, выпучив глаза, уставился на Чижика. – А вот к чему! Мне, то есть, Авангарду Шишкину, как конструктору-изобретателю, надо создать определенные условия. Неужели мозги изобретателя важнее ржавой кровати? Или я не прав?
– Нет, ты всегда прав. И сейчас я тебе создам условия… – Чижик шагнул к Авангарду, но тот увидел, как вспыхнули глаза у друга, и резво отскочил в сторону.
– Ты чего!?
– Да ничего! – Чижик отбросил ногой мешок и банки жалобно зазвенели. – Я хочу создать тебе условия…
– Ты шуток не понимаешь!?
Чижик остановился. Надо бы взять за жабры этого живоглота, но силы не хочется тратить. Мозги у него, даже выдающиеся, об этом нет спора, но где совесть! Обнаглел! Валерка на скрипке, как здорово играет – и ни от чего не отлынивает! А за этой бородавкой только следи!
– Давай поговорим по-хорошему, товарищ ученый…
– Хо-хо! – Авангард ещё дальше отпрыгнул. – Не купишь! Знаю я твои «хорошие» разговорчики!
– Я тебе хочу кое-что объяснить. На пальцах, как первоклашке…
– Атас!…– Авангард замер, что-то увидел за спиной Чижика.
Чижик обернулся – в конце улицы появилась Вера Николаевна, их классная руководительница.
Ребята едва успели нырнуть за угол ларька, как учительница была уже совсем рядом.
Вера Николаевна остановилась возле забора и достала из сумки листок. Конечно, не показала матери, что написала, та не разрешила бы. Но что делать, милая моя мамочка, когда настоящее масло стоит очень дорого, не говоря уже о других продуктах, а тебе сейчас надо хорошо питаться. И это сказано доктором, которому мы с тобой доверяем.
Почти весь обклеен похожими объявлениями. Приглядела место для своего объявления. Теперь можно бежать в аптеку за лекарством.
Проходя мимо покосившегося ларька, увидела козлы и пилу. Рядом валялся зеленый вещевой мешок, заполненный чем-то.Посмотрела по сторонам – никого! Странным показалось Вере Николаевне всё это – козлы, рюкзак и пила на снегу.
«Кстати, о пиле!» – подумала Вера Николаевна и улыбнулась. У себя дома она обнаружила невероятное – дрова вдруг оказались распилены и расколоты, и даже уложены в поленницы. На дверце сарая листок бумаги, где нарисованы красная звезда и пила, кстати, очень похожая на эту, что сейчас лежит на снегу. И ещё листок – на нём три буквы «БББ»! Что за таинственные листки? Кто распилил и уложил дрова? Мать слышала что-то, но во двор не выходила, из окна не выглядывала.
На следующий день показала в учительской листок с тремя буквами и оказалось, такие же листки есть у математички Полины и у словесницы Анны Николаевны. И тоже распилены и расколоты дрова. И они не поняли, кто мог это сделать и что означали таинственные буквы «БББ».
Вера Николаевна принесла листок в свой 7 «Б», но ребята не проявили никакого интереса к этому листку. Только Чижик достал увеличительное стекло и стал отыскивать отпечатки пальцев и, разумеется, ничего не нашел. По лицам ребят ничего не смогла определить, но что-то показалось ей странным. Таким же странным и подозрительным, как появление ребят возле магазина и исчезновение их у котельной.
Она ещё раз посмотрела по сторонам, надеясь увидеть хозяев пилы и рюкзака. Нет никого. Промчались мимо с грохотом три грузовика, нагруженных чем-то. Тишина. Взглянула на часы – надо бежать в аптеку.
Едва учительница скрылась за углом дальнего барака, ребята бросились к забору взглянуть на объявление, что прикрепила Вера Николаевна. На листке крупно написано – «Меняем на продукты каракулевую шубу и старинный чайный сервиз…».
– Видал! – сказал Авангард. – Тоже, значит, меняет. Наверно, мать заболела. Я всё боялся, вдруг засечёт нас, что мы шуруем возле сарая.
– Точно, заболела, – Чижик помотал головой. – Слабенькая была, видел я её – в аптеку мимо нашего дома ходила с палочкой. Встанет и за сердце держится. Я подходил, хотел помочь. Ни в какую…
– Я слышал, что она пять языков знает?
– Может больше. Она для мамы переводила какие-то инструкции с разных языков, для конструкторов нужно было.
– Вот это старушка! Как у неё мозги выдерживают?
– А товарищ ученый отлынивает только от одного немецкого. Скоро каникулам хана, и опять Верниколавна начнет врезать по ушам.
– Но я никак… Сил нет! Не могу учить язык врага! Даже кишки начинают болеть! Дурацкие глаголы зубри! А зачем они мне!? Да меня от них прямо выворачивает!
– Это всё чепухенция. О жратве меньше думать надо.
– Хо-хо! Как же о ней не думать!? Вот, например, перед тобой на столе хлебара – это я представляю, закрыв глаза! – рядом кусман сальца солёненького или сыр – помнишь, был такой беленький с дырочками и ароматный жуть! И перед нами задачка…– неожиданно Авангард застыл с раскрытым ртом, так и не договорив, насчет сальца и сыра. Он посмотрел на Чижика круглыми глазами. – Вспомнил... Заметил я кое-что! Торчу на переменке в коридоре, пацаны лопочут насчёт металлолома, и, вижу – Крыса работает ушами, как локаторами! Шею вытянула, как жирафа, и всё ближе, ближе к пацанам, а сама в окошко смотрит... Как тебе это нравится?
– Совсем не нравится… Думаешь, Крыса запеленговала нас?
– Не знаю… Но Крыса такая дрянь… – замотал головой Авангард.– У нашей старшей пионервожатой мозги набекрень и поднимет большой шум, если хоть что-то пронюхает про наш тайный отряд. Исключат из школы, родителям врежут. Последний раз листок с названием отряда у кого мы оставили?
– У математички дрова пилили… Нет, у Верниколавны! Я сам прицепил к дверце сарая. А сегодня не оставляли.
– Ну да, и Верниколавна притаранила тот листок в класс! «Не знаете, что означают эти три буквы? А кто-то мне дрова распилил, расколол и сложил в поленницу, тоже не знаете?»
– Дед Мороз распилил и расколол! А Снегурочка уложила в поленницу! – захохотал Авангард. Он уже чувствовал себя вне опасности. – Чиж отстал он него. – Чиж, а как мы здорово назвали свой отряд – «Боевое Бесстрашное Братство»! «БББ»! И точка! И никаких гвоздей! Никто в жисть не догадается, что это значит! Ну, а за Крысой лично буду вести наблюдение!
– Сегодня в штабе поговорим насчет конспирации, – сказал Чижик и даже кулак сжал. – Строго поговорим! Чтоб не проколоться!
– Смотряй, Веселкова на горизонте! Эй, шагай сюда! – Авангард закричал, замахал руками. – Лидка!.. Куда это она?
Веселкова увидела ребят и сразу бросилась в сторону от них.
– Стой, Лидка! – Авангард рванулся за Веселковой.
Лида остановилась – догонит. Ноги, как ходули! А ведь сейчас она так хотела побыть одна, чтоб не видеть, не слышать никого. На душе у нее так плохо, так больно, что хуже не бывает…
Утром бежала на почту и радовалась морозу, поскрипывающему под ногами снегу, снегирям, сидящим на рябине, трещотке сороке, которая всегда провожает её! А сейчас хочет зарыться головой в подушку и забыть обо всём, забыть… И плакать, плакать…
– Ты куда чешешь от нас? – Авангард уже рядом пыхтит. – И не откликаешься? Как понять это, мадама? Или уши отморозила?
Ага, уже оба тут как тут пыхтят – от них разве уйдешь.
Лида поправила на плече почтальонскую сумку и ничего не ответила. Не хочет она сейчас ни о чём говорить. Она только молчать может.
Что-то ты какая-то не такая, – Чижик пытается заглянуть Лиде в лицо. – Обидел кто-то, а? Ну, скажи!
– А наша Лида никому не поддастся! Точно, Лид? Она и боксануть может если надо! – Авангард скачет рядом, веселится. – А откуда вы, мадама, оторвали такой беретик замечательный? Граждане-товарищи, смотрите и любуйтесь! Знаете откуда такой беретик у этой мадамы? Могу объяснить! Его прислали лично ей из голландского Амстердама! Так не каждому везет! Друзья у Лидочки тама!
– Стихами заговорил! Лиде ужасно захотелось врезать Авангарду сумкой по котелку, чтоб заткнулся! Но нет сил, горло пережало и не выдохнуть, не вдохнуть… А вот уже щиплет в глазах, в горле… Уходить надо! Ну что же они привязались! И рванулась по дороге…
– Ты куда, Лид? Куда бежишь от нас?
Чиж в рукав вцепился. Задержал. Надо зубы сжать и покрепче…
– Ты чего, Лид? – Чиж заглянул ей в глаза. – Что случилось?
– Похоронку отнесла … – едва слышно выдохнула Лида.
Авангард сразу заткнулся, захлопнул рот.
– Похоронку? – Чиж прошептал, едва пошевелив губами. – Кому?.. Кому отнесла? Ну… говори… Говори же! – закричал он вдруг почему-то. – Не молчи!!! Кому!?
Зачем он так громко кричит? А может это ей тоже показалось?
Лида мотнула головой, будто отгоняя от себя что-то.
– Наш… наш Семён Иванович…
Тишина на дороге. Кажется, никогда не было здесь так тихо. Даже сороки не трещат. Издалека донёсся глуховатый перестук колёс поезда.
– Ты что говоришь?! – выкрикнул Чижик. – Ты что сказала?!
– Да…да…да… – Лида мотает головой, и нет слов у неё.
– Не может быть! – это Авангард орёт. – Не может быть!
Лида молчит. Она уже всё сказала. И сейчас можно кричать, шептать, плакать… И это уже не имеет никакого значения… Потому что ВСЁ сказала.
– Как же так? – растерянно шепчет Чижик. – Мы его вот-вот… Совсем недавно провожали… Он из вагона рукой махал, улыбался… Он мне всегда говорил: «Из тебя, Владик, никогда не получится великий физик, но все-таки ты должен знать кое-что, чтоб дома не перегорали пробки…».
Кажется, ещё тише стало.
Где-то далеко, далеко взвыла сирена, но тут же замолчала.
– Заткнитесь все! – опять заорал Авангард, хотя все молчали. – Он был такой, такой!.. Я не верю… – голос сорвался, потекли слезы. Смахнул рукой, а они снова текут. Он очень любил учителя физики Семёна Ивановича. Да его все любили. – Мы же с ним… Он нас всех понимал! Он мечтал сделать в школе лабораторию, чтобы любые самые сложные опыты ставить. И всегда хотел… – вдруг повернулся к Лиде, вытер насухо рукавом свои мокрые щеки. – Может ошибка?! Разве так не бывает! Запросто могли по ошибке прислать похоронку! Я в этом уверен!
Чижик смотрит на Лиду.
Лида не выдержала, отвернулась, зашмыгала носом.
– Нет, я не верю…– шепчет про себя Авангард. – Не верю…
Воробьи на дороге дерутся. От их галдежа звон стоит.
– Кыш! – Чижик шарахнул ботинком по снегу и воробьи, как по команде разом замолчали, удивленно глядя на посмевшего нарушить их деловую потасовку.
Лида шмыгнула носом и, глядя прямо перед собой, но ничего не видя через пелену слёз, застилающую глаза, заговорила быстро и сбивчиво, словно стараясь освободиться от боли, переполняющую всю её.
– Когда я приношу письмо, бабушка всегда берет меня за руку: «Лидуся, миленькая… радость какая! Ты уж прочти нам его. У тебя всегда так славно получается! А я опять очки куда-то заложила…». Она почти не видит, и очки всегда куда-то закладывает и волнуется, не может найти их. Я в этот раз, как взяла письмо в руку – ещё на почте! – поняла, что-то не то… А бабушка рядом: «Детки, сейчас нам Лидуся прочтёт письмо от папочки. Помните, папочка прислал рисунки и стишки про смелого зайчика…». Машенька и Олежек прыгают вокруг меня: «Стишки папка прислал! Новые стишки прислал! Читай!». А я сразу всё увидела на листке – он небольшой… серенький… «Семен Иванович Редькин погиб смертью храбрых при освобождении населенного пункта Норки…». У меня перед глазами слова прыгают, буквы прыгают… А надо что-то говорить. И я какую-то чушь понесла… Говорю, говорю, а сама себя не слышу – эти слова у меня перед глазами… Тут бабушка меня за руку взяла… И письмо взяла… Она всё поняла, а детишки прыгают, радуются. Она письмо в руках держит, к глазам его поднесла, и тут ей стало плохо с сердцем, а дома никого… Детишки ничего не понимают, кричат, прыгают… А бабушке совсем плохо, на меня смотрит и ничего сказать не может. Только шепчет: «Сёмочка родненький…». Я на кухне нашатырку нашла… – Лида замолчала, задохнулась. И вдруг закричала. Голос срывался. А она кричала и кричала: – Не могу больше! Что хотите, делайте со мной! Не могу больше разносить похоронки! Всё! Буду дрова пилить! Не могу! И не смотрите на меня так! Вчера тоже три похоронки… И позавчера…– горло пережало солёным комком от слез. – Всё… Я уже не могу…
– Лид, не плачь…– Чиж тронул Лиду за плечо. – Придумаем что-нибудь… Сейчас всем тяжело, ты же понимаешь…
– Ага, «придумаем»…– Лида вытерла слёзы ладошками, поправила беретик на голове. – Какие умненькие! «Придумаем»! Хорошо устроились с дровами!
– Хватит психовать! – теперь заорал Чижик, у которого внутри всё кипело. И не смог сдержаться, кулаками замахал. – Хватит! Замолчи! Давай спокойно обсудим! Замолчи!
– Сам замолчи! Я не могу спокойно! – срывающимся голосом кричала Лида. – Я не железка! Понял! И я всё сказала тебе, командир! На почту не пойду! Не могу! Похоронки разносить – это не козлы таскать!
– Нажми на тормоза! – это уже Авангард орёт возле самого её уха.
Лида от ярости чуть из своих огромных валенок не выскочила.
– Я тебе сейчас нажму! Заикаться будешь! – и она размахнулась кулаком перед носом Авангарда. – Я тебе сейчас врежу!
– Ой, напугала! Беретик, смотри, свалится! – не любит Авангард, кода наступают на него так откровенно. – Ты же колун не поднимешь и вся в соплях будешь через пять минут!
– Подниму! И за мои сопли не беспокойся! За своими смотри!
– А я, товарищ Чижиков, очень даже нормально говорю. Короче, кина больше не будет. Веселкова больше не потащит похоронки. Как говорит наша Верниколавна: «Das Kommt gar nicht in Frage!» – Об этом не может быть и речи!
– Но, товарищ Веселкова…– Чижик уже с трудом сдерживал себя, уже слышал, как подергивается, позванивает у него внутри, – наша Верниколавна и другое любит говорить: «Das soll ist du deiner Grossmutter erzahlen!» – Расскажи это своей бабушке! Поняла!? А за нарушение дисциплины мы тебе в отряде … – он потряс перед Лидой кулаком.
– Но сначала я врежу тебе по уху! Прямо сейчас! Чтоб мозги на место встали!
– Ах, какие мы врезалы! – расхохоталась Лида. – А ты попробуй! Ну, попробуй! Ну, врезай!
– Врежу… И не посмотрю, что ты… Ну!
Лида совсем не из пугливых, но все-таки отскочила в сторону.
– А я тебе сама так шмякну, нос на бок хряпнется! Видали мы таких! Дылда ты осиновая, а не командир! Дылда! – она резко сорвала с плеча свою почтальонскую сумку и так крутанула её, что сумка, как боевая праща, просвистела перед ребятами и те едва успели пригнуться, а то получили бы знатные шмяки по носам. – Вот вам! И на километр не походить! Зашибу! Инвалидами сделаю! Дылды пучеглазые!
И не оборачиваясь, Лида пошагала по дороге. Шла и глотала солёные, горькие слезы. Эти дылды ничего не понимают! Не надо было останавливаться! Разве им можно объяснить, что значил для неё Семен Иванович! Она физику терпеть не могла! Ничего в ней понимала! Но только ради Семена Ивановича зубрила на память законы и формулы, чтоб всё это отскакивало от неё, когда выходила к доске. Она готова была часами сидеть в кабинете физики и смотреть, как Семен Иванович всякие опыты показывает на уроках, ловко соединяя разные провода, и что-то говорит, объясняет, и она бесконечно могла слушать и слушать его голос…
Замерла, как вкопанная. Прикрыла глаза. Ей почудилось, что слышит голос своего любимого учителя. Будто он звучал где-то близко… Но вот голос стал удаляться, удаляться… И как бы растаял, улетел… Она никак не могла вспомнить, что говорил ей учитель, но это были какие-то хорошие, очень хорошие слова…
Лида открыла глаза. Яркое солнце почти ослепила её. Она крутанулась на пятке валенка, да так крутанулась, что беретик не удержался на голове и полетел на снег. Подняла, нацепила на самое ухо – не боится Веселкова никакого морозика! «Мадама, он у вас из голландского Амстердама?» Дылда! Из Америки беретик этот! Из штата Флорида! Недавно на работе у мамы получили посылки из Америки. Простые американцы собрали разные вещи и послали к нам в страну. Маме принесла домой этот берет, свитер и чулки шелковые. В чулках лежало письмо. Лида принесла его в школу, и Вера Николаевна перевела. Она знает не только немецкий язык. В письме было написано, что американский народ верит в скорую победу над фашистами. Они присылают из Америки тушенку и всякую технику, которую нам сейчас самим некогда делать – надо сначала с фашистами расправиться. Они все верят в нашу победу!
А беретик фартовый! Красненький! Его можно на лоб натянуть или прилепить тарелочкой к уху. И отлично держится!
А теперь надо поторапливаться – ещё не всем пенсионерам денежки разнесла! Жми бегом, Веселкова! Семен Иванович смотрит на тебя и надеется, верит, что ты всё, всё сделаешь! И никогда не подведешь его!
Жми, Веселкова! Держи хвост пропеллером!
IV
Самый Главный Кочегар. – Авангард продолжает сопеть. – Соколиный Глаз получает тайное послание. – Комиссар задает вопросы. – Попался Профессор! – Будем воспитывать.
Авангард и Чижик идут молча. До котельной уже немного осталось. В углу сарая почти настоящий склад для металлолома. И козлы с пилой там всегда оставляют ребята.
Чиж шагает и думает, как здорово повезло – в отличном месте штаб отряда. А сколько облазили сараев и чердаков! Хотели найти место, чтоб никто не смог пронюхать про штаб тайного отряда. И нашли! Тогда и познакомились с Самым Главным Кочегаром – с дедом Тимофеем. И подружились. Конечно, пришлось рассказать ему всё. И дед Тимофей поддержал и дал много полезных советов. Конечно, пообещал никому не открывать их тайну. Ему можно верить.
Дед Тимофей воевал еще в 1914 году против немцев и тогда осколок от гранаты оттяпал ему ногу. С тех пор не расстаётся с костылем. Ребята помогают – разгружают уголь, научились поддерживать давление в котлах. Сам дед Тимофей день и ночь проводит в котельной – оба его сменщика на фронт ушли. «И за меня фрицев гробят! Отдают должок!» – говорит Главный Кочегар. У него есть гармошка и мандолина и здорово играет на них. Любую песню, мелодию может подобрать.
Авангард сопит, трудно за Чижиком шагать, тот прямо прёт и прёт, как трактор! Во, разозлился и сразу чуть носом не клюнул в снег, а тяжелая козлятина словно ждала этого и впились в плечо. Над головой загремел металлолом – велосипедная рама и железные трубы. Поправил козлы и тут же ударила в голову мысль: не зря они тащат эту ржавую велосипедную раму!
Ведь у него в ящике припрятана задняя втулка и две педали. Два колеса уже давным-давно стоят. С помойки приволок – подтянуть спицы и поставить заднюю втулку – раз плюнуть. А теперь и рама есть! Отмоем, отчистим! Хо-хо! Поближе к лету соберём велосипед – в отряде будет свой транспорт! Почту за двадцать минут можно развести!
С трудом сдержал слезы – снова мысли вернулись к Семёну Ивановичу. Никак не может представить его убитым! Он был такой ловкий, сильный – чемпион города по гимнастике. «Солнышко» крутил на турнике так, что сердце обмирало у всех. Неужели он не смог спрятаться, чтоб не заметил фашист!
Чижик слушает сопенье Авангарда с удовольствием… Он всегда начинает сопеть бегемотом, когда разные толковые мыслишки возникают в его черепушке. А башка отличная! Сделал зажигалку, которая работает без бензина – и в «Пионерской правде» про него написали! На всю страну прогремел! «Изобретатель и рационализатор Авангард Шишкин награждается грамотой и книгой…». Так объявила директорша Анна Максимовна на торжественной школьной линейке и пожала руку Авангарду, вручая грамоту и книгу о великих ученых. После этого он вообще заболел изобретательством – что-то придумывает, чертит.
Может Авангард тоже станет учёным? Приволок сломанные ходики – теперь точное время показывают. Сделал «электростанцию» – крути ногами велосипедные педали, и сразу несколько лампочек могут гореть. Но про это он в газету не хочет писать, это, говорит, самая заурядная физика. Дед Тимофей называет его Профессор.
– А зря Лидка обижается… – за спиной голос Авангарда. – Мы разве не разносили похоронки! И вслух читали. Ведь так?
– Так.
– Ясно, это не хо-хо… От тебя ждут хорошего, а тут… Прямо убежать хотелось, чтобы не видеть, как смотрят… Тебе хотелось?
– Ага.
– Лидка думает, пилить и колоть дрова легче! Хо-хо! Как же! От этой зубастой дёргалки у меня уже шея окривела… Шир-пыр…
Опять тишина. Каждый о своём думает. Хруп-хруп под ногами.
У Чижика в голове засело клином – отряду всё трудней и трудней.
Стали болеть пацаны. Сегодня к тетке Матрене записаны пятеро, а явилось трое. У Сереги Капустина ангина – температура, охрип. У Димки Зарубина на шее чиряк вскочил, не может головой повернуть. И по телу чиряки пошли – доктор сказал, что витаминов в организме не хватает. Витамины! Откуда их взять? Отца у Димки убили в первую неделю. Он не верит в это и всё ждет писем. Федя Коровин – притопал. И отпустили домой – рука вдруг опухла. Короче, вдвоем с Авангардом тягали пилу. Ладно, острая. Дед Тимофей на этот раз сам точил – как бритва.
Дзинь-дзинь… В голове Чижика до сих пор стоит этот звук.
Конечно, неплохо они с Авангардом потягали пилу, но… Вот от этого и башка кругом! Больным совсем нет замены – у всех всё расписано и распределено. И тут одно главное – надо увеличивать отряд. Но чем больше отряд, тем трудней сохранять конспирацию. Где же выход, Чиж? В башке дзинь-дзинь…
В школу нельзя опаздывать. Пропустишь урок – сразу всякие вопросы начинают задавать и надо так ответить, чтоб в галошу не сесть.
Ночные дежурства в госпитале уже расписаны на неделю вперёд. А сколько еще разной работы, которую нельзя не выполнять. Выход один – создавать новые отряды, иначе выдохнемся. Надо продумать, как это сделать. Всё до мелочей продумать. И очень осторожно действовать. А то хана, если Крыса расчухает!
– Эй, тяжеловозы! – Лидка выскочила к дороге, красный беретик горит на ухе. – Что ползёте, как черепахи? Где ваша боевая выправка? – подошла к Чижику и прошипела: – Разговорчик есть! Важный!
– Говори, – Чижик покосился на красный беретик, который каким-то непонятным образом держался на ухе Лиды. – Слушаю.
– Отойти надо, – продолжает шептать Лида.
Чижик почувствовал, что ему стало вдруг нестерпимо жарко.
– Перекур! – повернул голову к Авангарду. – На пару минут.
– Слушаюсь, товарищ командир! – радостно заорал Авангард и пила со звоном полетела в снег.
Козлы аккуратно спустили с плеч, а то запросто могут слететь с них на черепок велосипедная рама с трубами. шмякнут по затылку.
– Ну? – Чижик подошел к Лиде.
– А ты не нукай – не запряг! Ну, что за народ пошёл, никакой культуры…– Лида снова перешла на свистящий шепот. – Есть записочка кое-кому…
– Давай! – Чижик протянул руку.
– Ишь ты… «Давай!» Дайте, пожалуйста, вот как говорят культурные товарищи… И ты не очень-то… Ладно, опаздываю, – Лида начала шарить рукой в своей бездонной почтальонской сумке, хотя отлично знала, где лежит записка. – Прошу!
Чижик сунул записку в карман и сразу шагнул.
– Куда?! – Лида ухватила Чижика за рукав бушлата.
– Чего ещё?
– «Чего ещё»! Ну, ты и грубиян! Прошу сразу ответ дать.
– Сейчас…
Чижик достал записку, читает.
– Карандашик дать?
– Спасибо, – Чижик спрятал записку. – Ты знаешь, что написано?
Лида многозначительно хмыкнула и тряхнула косичками.
– Да чихала я на ваши записочки…
– А знаешь, что бывает, когда суют в чужое… За это!...
– Фигушки! – Лида мячиком отскочила в сторону. – Всё! Эти фигли-мигли авиапочтой посылайте друг дружке! Нашли почтовый ящик!
– Приветик! – и пошагала по дороге, мотая косичками.
– Лид, стой! – позвал Чиж, но та ещё быстрее пошагала.
Чижик в два прыжка настиг её.
– Лид… Ну, ты это… не надо…– он никак не мог пристроиться к её шагам в огромных валенках. – Ты не обижайся на меня…
– А мы народ не обидчивый. Мы просто презираем своих обидчиков и не замечаем их.
– Значит, мир!
– Кто сказал? Посмотрим на ваше поведение, – Лида хмыкнула и беретик поправила. – Приветик! Сворачиваю! – и шагнула на едва приметную тропку и сразу исчезла за огромными сугробами.
Чижик повернул обратно. Руку в карман – записка зашуршала в его пальцах. Не надо доставать записочку, он отлично помнит каждую слово, написанное там. «Соколиный Глаз! Встреча на старом месте. Бледнолицая». Улыбнулся, представил, как Бледнолицая, прикусив губу, выводит пёрышком. Они уже давно переписываются. И Лида – верный почтальон. Особенно выручает в каникулы.
– Чиж! – это голос Валерки Родионова.
Он прямо через сугробы шурует. Футляр со скрипухой, как всегда, под мышкой.
– Чуть догнал вас…– Валерка остановился, задохнулся. – К тёте Матрене заскочил, а вы уже ушли… Ну, я и за вами вприпрыжку…
Чижик сразу заметил, что Валерка какой-то взъерошенный.
– Значит, догнал я вас… – Валера покосился на Авангарда, тот лежал на козлах пузом кверху и солнышком любовался.
Валера застегнул пальто на все пуговицы и воротник поднял даже, морозец пробежал по спине. В пальто бабушка сделала несколько карманов, и Валера любит держать в них руки, хоть и есть варежки. Илья Матвеевич всегда говорит, что скрипач должен беречь свои руки. Правда, у самого Ильи Матвеевича пальцы в шишках и страшно болят. «Это вылезает старость, мой мальчик, и все грехи мои житейские…».
Сначала Валера даже испугался, увидев высокого и худого, как щепка, старика, с шапкой седых волос на голове и в больших очках. Вскоре они стали большими друзьями. Насчет занятий по музыке Илья Матвеевич очень строг. Сам он был известным скрипачом, выступал с Париже, Вене, Берлине. Дома висят выцветшие афиши. Однажды Валера услышал разговор матери с отцом, что Илью Матвеевича выслали сюда за какие-то высказывания. Илье Матвеевичу даже запретили преподавать в детской музыкальной школе. Денег не было, стал голодать, заболел. Тайком к нему приходили, помогали. Отец Валеры уговорил Илью Матвеевича давать частные уроки. Перед самой войной вспомнили о знаменитом скрипаче, но тот уже не хотел уезжать отсюда ни в Москву, ни в Ленинград, у него здесь появились талантливые ученики.
Валера пробежал пальцами по пуговицам точно по клавишам пианино, взглянул на Авангарда. Тот голову слегка повернул, прищурился и поудобнее умостился на деревянной раскоряке.
– Рассказывай, Паганини, как поживают бемоли и диезы!
– Хорошо поживают… Ты вчера был на толкучке?
Авангард приоткрыл пошире правый глаз и снова прищурился.
– Был или не был? – повторил негромко Валера.
– Прошвырнулся – народ шуршит, – Авангард зевнул и прикрыл глаза. Ему не хотелось разговаривать, силы на это тратить, хорошо лежать вот так, задрав ноги, и греться на солнышке.
– Значит, прошвырнулся…
– Ага, – проскрипел Авангард. – А мы корячились вдвоем над дровишками. Вместо пятерых в боевой и трудовой готовности только Чиж и Шишка. Шишкин и Чижиков! Они всегда готовы к труду и обороне!
Валера достал из кармана бумажку с воткнутыми в неё швейными иголками и покрутил бумажку перед носом Авангарда.
– Открой зенки! – сказал Валера. – Тебе знакомо это изобретение?
Авангард приоткрыл левый глаз и снова закрыл, поморщился.
– Не-а…
Чижик подошел. Валера протянул ему бумажку с иглами.
– Иголочки… Швейные…– Чижик взглянул на бумажку.
– Как тебе они нравятся?
– Моя мамахен притаранила с толкучки такие же – шить ими не смогла. Какой-то гад промышляет! За это мало морду набить, надо посадить жопой на эти иголки – пусть испытает чувство гордости за свой великий труд.
Валера поднес бумажку с иголками к самому носу Авангарда.
– Профессор, не узнаёте почерк «мастера»?
– Не-а… Такого добра полным полно на толкучке.
– Не очень полно. Нет иголок! Народ ищет, спрашивает!
– Утром там всё есть. Даже слона в карамели можно купить.
– Слона можно купить, а вот иголочки сегодня были только одного мастера… Ты его случайно не знаешь?
– Откуда? – Авангард щурился от ослепительно солнца. – Вот болят пальцы от этой пилы, разогнуть не могу…
– Ты что пристал, Паганини? Мы с утра ширкали дрова…
– Ширкали, ага… Все утром очень заняты, значит!.. – голос у Валеры напрягся. – Но кое-кто на толкучке успел потолкаться.
– Чего тебе надо от меня!? – возмущенно взмахнул руками Авангард и кубарём скатился с козёл в снег. – Не дадут даже отдохнуть трудовому народу… Пристал как банный лист…
– Ты Марию Григорьевну знаешь? У неё три сына и муж на фронте. Ты это знаешь!? Я сейчас ей лекарство из аптеки принес… И она показала мне вот этот листочек. Говорит: «пошла на толкучку швейную иглу купить. И нету. А тут, гляжу, мальчик предлагает иголку. Обрадовалась. Решила сразу две взять. Мальчик такой вежливый, на голове шлем со звездой. Он из шлема еще одну иголочку и даже завернул в бумажку. Говорит6 «повезло вам, сделаны из особой стали». Я домой пришла, ничего не пойму, шить иголочками никак не получается… И так расстроилась, даже сердце заболело…». Вот какую историю рассказала мне она…
– Ну!? – Чижик резко повернулся к Авангарду. – Чего скажешь?!
– Чего, ну!? – Авангард поддел ногой льдинку, та со звоном полетела по дороге. – Спутала бабуся меня с кем-то.
– Не зря, значит, ты здорово так облизывался…
– А у меня такая привычка.
– Это плохая привычка, Профессор, – Чижик шагнул к Авангарду и тот проворно отскочил в сторону. – Рассказывай! И всё по порядочку!
– Нечего рассказывать! – заорал Авангард. – Ничего не знаю! Буду я с какими-то иголками чикаться! Чихал я на них! Знать ничего не знаю! Какой-то слепой старухе верите! А мне, значит, не верите, да!?
Чижик неожиданно прыгнул, чтоб схватить Авангарда, но тот вырвался и пулей выскочил на дорогу. На снегу остался только шлем его. Авангард бросился обратно, к шлему, но Чиж опередил его.
– Не спеши, Профессор…– Чижик стал внимательно изучать шлем.
И нашёл, что искал – сверкнули четыре иголочки, аккуратно вколотые в темную обшивную ленту – Комиссар, взглянуть! – кинул шлем Валере.
Валера поймал шлем, взглянул на иголки-халтурки и бросил шлем обратно Чижику.
– Вопросы есть? – спросил Чижик.
– Нет пока вопросов, – ответил Валера.
– Держи, а то чихать будешь! – Чижик, не глядя, швырнул шлем
в сторону Авангарда. Плюнул на снег. – У попа была собака, и он её любил… – Зачерпнул руками хорошую пригоршню снега и обтёр им себе лицо. До боли обтёр.
Валера перекладывал футляр со скрипкой с одной руки на другую. Чижик уставился на велосипедную раму. Смотреть в сторону паршивого обманщика, гада, обжору он не может. Ещё тысяча разных слов вертелось на языке, в башке! Даже повернуть голову не может!
Как же презирал себя Авангард! Провалиться бы сквозь землю! Пусть выпадут эти проклятые жадные зубы, и все кишки в брюхе пусть полопаются ко всем чертям! Отсохнет язык! Сейчас умереть на глазах ребят… И чтоб сразу! Тогда, может, простят…
Мимо проехал грузовик. Что-то погромыхивало в пустом кузове.
И снова тишина.
– Ребя…– больше нет сил молчать. – Ребя!.. Я не нарочно… Я шамать всё время хочу…– произнес Авангард чуть слышно, заикаясь и не понимая, как до сих пор ещё не провалился сквозь землю. Как она его держит!? А ребята молчат? Может, не слышат!?
С глухим урчанием из-за угла вылез огромный тягач и за ним тащился длинный прицеп, на котором что-то стояло, прикрытое зеленым брезентом. На прицепе сидели солдаты в белых овчинных полушубках с автоматами.
– Ребя…Ребя, я, правда, не нарочно! – выкрикнул Авангард.
– Твое мнение, комиссар? – негромко сказал Чижик. – Что делать с этим…– и смачно сплюнул в сторону Авангарда.
Валера молчит. Отряд выбрал его комиссаром. И всегда ждут, чтобы он говорил первым. И он говорит. Берет ответственность на себя. Но такого подлого дела у них ещё не случалось. И перед всем отрядом будет стоять Авангард и глотать свои сопли… будет давиться ими…
– В военное время за это полагается…– начал Валера.
– Ребя! – заорал Авангард. – Ребя! Подохнуть мне на этом месте! Я не нарочно! Я всё время жрать хочу! Как волк! Понимаете!? Будто сидит у меня что-то вот здесь! – он ударил себя по животу. – И сосёт! Жрать давай! Давай! Гад там сидит! Вам хорошо, у вас не сосёт…
Чижик одним ударом левой сбил Авангарда на снег да еще хорошо врезал ему ногой в бок.
– Падла! Вонючка паршивая! Откуда ты знаешь, что мы не хотим жрать!? Кто тебе это сказал!? Гадёныш! Мы тоже хотим! И мечтаем о хлебе с маслом! О сальце! Ещё как хотим жрать! Но мы терпим!
По лицу Авангарда текли слезы и смешивались со снегом, с соплями. Он размазывал рукой по лицу это скользкое, противное…
– А я не могу… Не могу терпеть… Подохну… Всё время сосёт…
Чижик схватил Авангарда за грудки, приподнял, встряхнул, как мешок с пустыми консервными банками.
– Ты последняя вонючка, гадёныш! Сейчас её муж, сыновья где-то в окопе зарылись! И твой батя рядом! На них прут танки! Фашисты из автоматов строчат… А у наших только по одной гранате осталось и патроны кончились… А ты!.. Ты… Падла последняя… и больше никто… Нашего Семена Ивановича убили, а тебе всё жрать, жрать…
Авангард задыхается, хрипит.
Валера подскочил, стал разжимать руки Чижика.
– Так нельзя… Нельзя! Отпусти его, Чиж! Подохнёт он…
– Таких гадов стрелять надо… – Чижик брезгливо обтёр руки о бушлат, его всего трясло. – Без всякого суда надо стрелять…
– Без суда нельзя! – Валера оттолкнул скулящего Авангарда. – Мы в отряде всё спросим у него! Суд чести устроим! Чтоб понял!
Чиж отдышался, немного успокоился и нацепил на спину рюкзак.
– Сколько я ему говорил: «Учись терпеть! Не научишься, любой гад задёшево купит! Надо воспитывать волю!». Говорил или нет, падла!?
– Говорил… Ага…– Авангард вытирал с лица слезы, а они всё текли, текли. – Я матрас выкинул, на досках сплю… Зарядку уже почти каждый день делаю… Ребя… Я больше не буду!.. Честно… Только не говорите в отряде… Не надо! – вдруг он замер, словно вспомнил что-то важное, и даже нос задёргался. Начал ощупывать свои карманы. – Нету… И тут нету! Где она? Куда я её?… Где же тетрадка?! – заорал Авангард. – Где тетрадка моя, Чиж!? Ты не видел её!?
Чижик даже головы не повернул на вопли Авангарда.
– Там все мои расчёты! – Авангард закрутился вокруг себя. – Я её уронил… Точно! Когда дрова пилили! Шинель снял и уронил… Что теперь делать? Я её потерял… – яростно бьет ногами по козлам. – Гадюка рогатая! Из-за тебя... Из-за тебя всё это!!!
Чижик с Валерой не поймут, что творится с Авангардом.
– Мозги, может, поехали, а? – Валера подошел к Авангарду. – Ты давай думай, как перед отрядом будешь стоять…
– Думаю… Ага… Я тетрадку со всеми расчётами потерял!
– Карманы проверь.
– Смотрел! Нету! Там все! Всё…
– В левом внутреннем смотрел?
– Смотрел…– ощупывает карманы. – Ещё как смотрел…
– А карман на рубашке! – Чижик поморщился. – Справа, сопля!
– Справа?… – Авангард осторожно сунул руку за пазуху, и застыл, и радостно заорал. – Здесь! – тетрадка в его руке. – Вот она! Ребя! Нашлась! – приплясывая, прошёлся вокруг пилы, вокруг козел. – Вот она! Вот она! Так испугался… А она вот! – повернулся к друзьям. – Ребя! Я гад, самый последний… Я сегодня к бабульке схожу. Прощения попрошу. Я ей помогать буду… Не говорите в отряде, что я такая сучара! Я себе руку порежу – на память! Чтоб помнить! И больше никогда! Кровью поклянусь! Я вот тетрадку нашел… Я сейчас… – он присел возле козел, достал карандаш. И, кажется, обо всём забыл – с ним такое бывает. Теперь перед его глазами стояли только какие-то рисунки, чертежи, в которых мог разобраться лишь один он.
Чижик подмигнул Валере.
– Видал? Что-то крутанулось в кумполе!
– Ага, – кивнул Валера. – Давай возьмём его под личный контроль.
– Как следует! И не будем ничего говорить ребятам… Согласен?
– Согласен. Будем воспитывать. Им брюхо руководит! Отучим! Я весь день по минуткам распишу – о жратве не будет времени думать. И немецким займусь по спецпрограмме, от зубов будут отскакивать глаголы. За каждым вдохом и выдохом надо следить. Чиж, ты сказал о нашем Семёне Ивановиче – я что-то не понял…
Чижик молча взглянул на Валеру, и у того даже во рту пересохло он понял, что не ослышался.
– Кто это вам сказал? – выдавил Валера.
– Лидка. Она отнесла похоронку, сегодня отнесла…
– Сегодня… – повторил едва слышно Валера. – Как же так…
– Нет больше Семёна Ивановича… – Чиж взял на плечо мешок.
«Нет… нет…», – стучит в голове Валеры. Перед его глазами Семён Иванович… улыбается, что-то говорит и весь класс хохочет… На его уроках никогда не было скучно. Всем классом провожали на вокзале.
Захотелось заплакать. Закричать. Что-то сделать, чтобы…
Перед глазами красные руки Чижика. Он в любой мороз не прячет их в карманы, не надевает рукавиц. И не закутывает шею теплым шарфом, обливается ледяной водой по утрам. Чижик закаляется. Он хочет бежать на фронт. Давно задумал. Будет мстить за всех, кто никогда не вернётся домой. И за Семёна Ивановича отомстит. А как тебе, Валерка Родионов, отомстить за Семёна Ивановича!? Тысячи погибли, никогда не увидят этого синего неба, солнца! Как отомстить за них? Тебе, Валерка, до фронта не добежать. Доктора нашли какую-то болезнь в твоём сердце, оно иногда начинает сильно колотиться…и жмёт…Он же не виноват, что у него такое дурацкое сердце! Но все равно он должен как-то отомстить за смерть своего любимого учителя!
– Шишкин! Родионов! Чижиков! – за спиной Валеры точно автомат застрочил, раздался звонкий голос пионервожатой Цветковой. Она даже покойника вытряхнет из могилы своим голоском. – Прошу доложить, что делаете здесь! Согласно графику, что я составила на каникулы, вы сейчас должны заниматься изготовлением метёлок для оборонного завода и раскруткой проволоки из сломанных трансформаторов!
Ребята, как по команде, обернулись на голос Цветковой – влипли! И надо как-то выворачиваться. Авангард здорово это умеет.
И тот, конечно, уже лыбится от уха до уха, будто сто лет мечтал о встрече с Крысой. Строевым шагом, высоко задирая ноги, прямиком направился к ней.
– Товарищ старшая пионервожатая, 7 «Б» находится постоянно в рабочем состоянии. Совершенно не обращая внимания на лютый мороз, мы занимались изготовлением метёлок и раскруткой проволоки. Выполнили дневную норму, и решили перейти к внеклассному чтению, чтобы не давать расслабуху своему серому веществу, которое находится у нас в черепушках. Сейчас дышим кислородом – перерыв устроили. Но чтобы не терять драгоценное время обсуждаем прочитанное. Нам здорово запал в душу стих великого поэта товарища Лермонтова Михаила Юрьевича, где он пишет насчёт паруса одинокого в тумане моря голубом. И вот мы сейчас обсуждаем этот стих со всех сторон, потому что возникли у нас некоторые неясности…
– Ты что плетёшь, Шишкин! Это наш великий поэт! И какие могут быть в поэзии Михаила Юрьевича неясности?
– Пожалуйста! Очень хорошо, что мы вас увидели! И вот, как нам растолкуете такое – у товарища Лермонтова написано: «Что ищет он в стране далекой…». Что это за страна? Где она находится, товарищ старшая пионервожатая? Даже приблизительных координат в стихотворении не указано… Но ведь такого не должно быть…
– Шишкин, не крути мозги мне! Что это? – вожатая ткнула пальцем в сторону козел и пилы, валявшейся на снегу.
– Где? – Авангард подошёл к пиле, к козлам. – Это… Если научно выразиться, то это простейшие приборы для обработки дров. Вот эту раскоряку в народе называют…
– Шишкин, прекрати валять дурака! Зачем всё это находится здесь?
– Хо-хо! А мы откуда знаем? Мы прогуливаемся… – раздался пронзительный свист маневрушки и Авангард застыл. – Слышите?
– Что?
– Маневрушка сигналит, чтоб мы не валяли дурака! Не теряли зря драгоценное время! По этому свистку мы знаем, когда отдыхать, и когда снова браться за работу! Пришло время умственного труда! Ребя! Шагом марш, команда!
Цветкова не успела схватить Авангарда за шинель, как ребят и след простыл. Даже прикусила губу от обиды – опять этот 7 «Б»! И даже не спросила, что за мешок у Чижикова за спиной? Совсем расслабилась! Этот идиот Шишкин мозги заморочил! Дрянь паршивая! Похоже, что они дурака валяют! Конечно! И Лермонтова приплёл… А ведь у него написано: «Что ищет он в стране далекой…». И, правда, странно это как-то… Надо посоветоваться… А Ефремова посильнее прижму, чтоб глаз не спускал. Но он тоже тот ещё типчик! И за ним нужно… Вот Курицыной и поручу, пусть следит за Ефремовым. Все они хороши! Никакой ответственности! – подошла к козлам, прошлась вокруг, точно принюхиваясь, нагнулась, рассматривать брошенную на снег пилу. – Хорошая пила… Не нравится мне всё это… Зря подошла. Надо было последить за ними…
V
Секретарь отряда в действии. – Личный рекорд. – Сны ли это?
Надеюсь, вы не успели забыть, где мы оставили Мишутку Малинина – он взобрался по лестнице на чердак, что над старой котельной и сидит на ступеньке, пока глаза его привыкают к полумраку.
Вот он уже различает стол. Сами сколотили. Возле стола большое кресло – из настоящего красного дерева! Такую красоту не сколотить из простых досок. Спинка в завитушках, на сиденье кожа. Правда, две ножки отломаны и сиденье в дырках – потому и выкинули на свалку. Ничего – проведён капитальный ремонт. Когда сюда поднимали – покорячились, тяжеленное! Теперь на этом кресле Мишутка восседает, как на троне.
Вот и карта видна – на неё слегка сочится свет из слухового окошка, прикрытого фанеркой. К карте приколоты флажки. Красные показывают, где находятся наши войска. Черные – это фашисты. Конечно, отсюда флажков не видно. Но зато, подойдя близко, сразу увидишь – страшная битва идёт на нашей земле.
Мишутка прикрыл глаза. «Как жизнь, Мишутка? Не унывать! Всё будет отлично! Мы победим, сынуля!» Как будто услышал голос отца и так отчётливо, отчётливо. Открыл глаза. Он часто слышит голос отца.
– Мы победим, папка! – крик Мишутки прокатился по всем щелям чердака. – Победим! – Мишутка врезал железным прутом по сигнальной сковороде, что висит рядом с лестницей, и вскочил на ноги.
Первое – снять фанерки со слуховых окошек. И вот уже по всему огромному чердаки побежали яркие лучи солнца.
Забежал в дальний, угол чердака, куда не проникает ни один лучик света – там стоит металлический ящик – сейф! На нём даже замок висит! Авангард смастакал – так что чужому не открыть сейф! В нём хранятся документы отряда, который носит название «Боевое Бесстрашное Братство». На ощупь открыл замок. Достал толстую тетрадку – «Дневник отряда».
И вот он уже в кресле, раскрыл «Дневник». Тюкнул ручкой в чернильницу и задумался – надо сосредоточиться и вспомнить все важные события, что произошли за эти дни, что сделано ребятами… Мишутку сразу назначили секретарем в отряде – знают, что он любит возиться с бумажками. И бабах! – лбом в тетрадку! Даже не заметил, как заснул – на миг занырнул во что-то теплое, приятное…
Вскочил, по ушам себе врезал. Надо потереть их покрепче, чтоб по всему телу огонь пробежал! Подумаешь, не спал ночью! Разве в первый раз – дежурил в госпитале согласно графику…
Пальто, треух в сторону – разминочка! Покрутим руками, ногами, попрыгаем… Раз! Два! Три! Четыре!… Раз! Два!.. Теперь боксанём – прямой удар… Ещё! Аперкотик! Ещё прямой...
Подпрыгнул и ухватился за железную трубу-турник. На турнике все крутятся, вертятся… Отличная штука турник! Подтянемся… В отряде чемпион по подтягиванию Чижик – без передышки тридцать пять раз!
Одиннадцать… двенадцать… Легко взлетает тело, руки совсем не чувствуют его тяжести. Пятнадцать… шестнадцать… Передохнём немного, расслабимся. Мишутка прочитал, как важно уметь расслабляться – снова возвращаются силы, и работай дальше.
Скосил глаза налево – висит чёрная тарелка репродуктора, по нему передают сводки о войне. Рядом плакаты «Смерть фашисту!» и «Что ты сделал для фронта?». Самодельные. Направо – окошко, в солнечных лучах пылинки роятся серебристым облачком. В углу плащ-палатка и рядом знамя отряда. Долго придумывали эмблему для знамени – это оказалось не так-то просто. Сколько спорили! И, наконец, пришли к решению – на красном полотнище в верхнем углу белый круг и в нём красная звезда, посредине – буквы «БББ», а под буквами пила двуручная. Кто-то принёс из дома красную скатерть, к ней по краям пришили золотистую бахрому – на толкучке Авангард обменял на что-то со звездой. Дедушке Тимофею показали знамя – очень понравилось. Настоящее знамя у вас, говорит. Как у гвардейского полка!
Ага, чик-чирик – Фимка прибыл. А вот он и сам и сразу на стол – наглец! Только бы не перевернул чернильницу…
– Фима, глянь сюда! Засекай момент! Сейчас рекорд увидишь!
Руки мелко дрожат… Совсем немножко осталось поджаться, чтоб довести подбородок до трубы…
Пальцы разжались, не выдержали... Полетел вниз!
– Опа!.. Не выдал Малина мировой рекорд… До следующего раза, Фима… Ещё потренируемся и снова…
Мишутка лежит, потирая бок, ногой слегка подёргивает…
Внезапно в голове чётко так прозвучало: «Падает снег… па-да-ет снег…». Прислушался к этим словам, как пружина сжался, вскочил.
Падает снег…
Мишутка закружил по чердаку.
Руками размахивает, как дирижер. Это помогало рождаться словам.
И складно сложенные слова уже не умещались в голове, а рвались из него наружу, и он громко, чётко произносил их вслух:
Падает снег,
Падает белый снег.
Глядя на небо,
Стоит человек
И слушает тишину,
Завтра ему идти на войну,
Где притаилась смерть с косой,
Где снарядов дикий вой.
Там кровью залит белый снег,
И часы замедляют бег.
Но он должен туда идти
Иного нет ему пути.
И мы верим, верим в него,
Что не случится с ним ничего.
И вернётся к себе домой,
Когда смолкнет победный бой.
Падает снег,
Падает белый снег,
Глядя на небо,
Стоит человек…
Мишутка замолчал, остановился. Прислушался. Слова все ещё звучали в голове, шуршали где-то в висках, звонким эхом отдаваясь по закоулкам чердака, и снова возвращались к нему. Он словно чувствовал их, и, даже видел, как они красиво укладываются на листке бумаги…
Постукивают ходики. Внизу по дороге проехала машина.
Вперед, Малина! За работу!
Одним прыжком впрыгнул в кресле, уселся поудобнее. Ткнул ручкой в чернильницу. Ребята знают, что он сочиняет стихи и даже читает им вслух. И ребята говорят: «В газету надо послать!». Но он никак не решается на такое – в газету! Там известных поэтов печатают! А он кто? Он ещё только пробует сочинять! И вообще, к этому делу он очень серьезно относится. Дома у него много книжек стихов великих поэтов. И каждый день читает стихи, по строчкам разбирает, старается понять, как это у них получалось так здорово. Свои записывает в тетрадку. Там у него уже много стихов собралось.
Положил пред собой тетрадку. Развернул, и заскрипело пёрышко. Пробежал глазами по написанному.
Конечно, надо еще мозги поломать…– отложил тетрадь.
Теперь, Малина, записываем дела отряда – снова заскрипело перо.
«Вчера помогали принимать раненых из санитарного поезда. Многие были без рук и без ног…».
Оторвался от записи, вспомнил ночное дежурство. В шестой палате умер старший лейтенант Баранкин. Мишутка звал его дядя Боря. Ему сделали третью операцию на позвоночнике и сердце не выдержало.
Сидел рядом с дядей Борей до самого последнего его вздоха.
Дядя Боря сжимал руку Мишутке и всё шептал: «Мне никак нельзя умирать…
Жена и дочка ждут… Верят, что вернусь к ним… Моё сердце выдержит… Выдержит? Мишутка, ты веришь?..». Сестра делала уколы, а кровяное давление всё равно падало и падало. Потом он замолчал и рука сделалась тяжелая и холодная.
После ночного дежурства Мишутка обычно сразу засыпал на пару часов, а тут никак. Лежал и думал, что написать жене дяди Бори. Под его диктовку он уже писал письма в Мордовию. Дядя Боря рассказывал о деревне, о дочке Кате, которая посылала ему в окопы свои рисунки – то козу нарисует, то кошку на подоконнике среди цветов…
Решил – завтра сядет за письмо жене дяди Бори. Это очень трудно…
Старшая сестра госпиталя Анна Ивановна попросила. Обычно сама Анна Ивановна пишет родственникам такие письма. Она уже ведро валерьянки выпила, сидя за похоронными письмами, как называет их.
И вот пришла очередь Мишутки. Чиж и Юля уже занимались этим. Юля вся в соплях в штабе сидела, сочиняла.
Он напишет, как дядя Боря хотел вернуться домой, как медики ухаживали за ним, как дядя Боря рассказывал про деревню, как любил их с дочкой… Но сердце не выдержало…
Тяжело вздохнул и снова заскрипел пером.
«За прошедшую неделю собрали много металлолома. Ведём строгий учёт консервных банок. Вера Николаевна проводила дополнительные занятия по немецкому языку. Занимаемся по специальной программе, её разработала Елена Сергеевна, мать Веры Николаевны. Учим немецкий язык, чтоб лучше знать врага, а значит, скорее победить его. Позавчера заболела Золотая Рыбка…».
Влепил себе по лбу звонкую затрещину.
Бум-бум! Что делаешь, Малина!? Это же «Дневник отряда»!
Задумался, почесал за ухом.
– Фимка, скажи мне прямо – я настоящий лопух, да? Ага, вот и Каркуша уже здесь! Давай, шуруй поближе, важный разговор есть!
Каркушу долго не надо упрашивать – встряхнулась и плавно спикировала на своё любимое место, на деревянной стропилине, что торчит напротив стола. Каркуша всегда сидела там. На стол без особого приглашения не пикировала, как наглец Фимка.
– Как, по-твоему, Каркуша, можно записать в «Дневник» про Золотую Рыбку? Её все любят, она такая красивая… У многих ребят жили рыбки в аквариумах, но осталась только у одного меня. Ну, ваше слово! – Каркуша взмахнула крыльями и издала гортанный звук. – Понял. Согласна. Значит, запись продолжаю! – и заскрипел пёрышком. – «Весь отряд беспокоится о её здоровье. Мой папа очень любил Золотую Рыбку и она его…».
Устал писать… Соснуть сейчас. Слабак ты, Малина. А хирурги когда спят? Бывает всю ночь идут операции – привезли на санитарном поезде раненых и нужна срочная помощь, а потом ещё и днем. А медицинские сестры! О-о, как им достается! Вот отряд и пошёл в госпиталь, чтоб хоть как-то помочь медицинским сестрам и нянечкам…
Мишутке облокотился на стол, подбородок поудобнее пристроил на локоть…Фима возле самого носа скачет… наглец… щебечет… красный пушок на грудке…
Красный пушок уже превращается в пятно… оно колышется… Это не пятно, а полный таз крови… Мишутке снится, он идёт по коридору в госпитале, в руках таз, в нём плещется кровь, из операционной вынес…
Проносится медсестра Зоя в белоснежном халате… Удивительно, как ей удалось не задеть таз, заполненный кровью…
Навстречу нянечка тетя Полина, тащит ведро, половая тряпка выглядывает из него…и капает… и не вода, а кровь… густая и почти черная. Мишутка хочет остановить тетю Полину, а она заглядывает в его таз: «А у тебя, что хорошего? Из операционной! Смотри-ка, знакомый палец!» – и вытащила за палец руку сержанта Егорова, только что отрезали в операционной ему руку…
Мишутка бежит по коридору… Остановился возле операционной…
У двери солдат в маскировочном халате, из-под него выглядывает дуло автомата. «Сюда нельзя заходить! – говорит Мишутка. – Здесь делают операции!». «Мне можно. Я с передовой, – говорит солдат. – Должен найти Малинина, секретаря тайного отряда!». «Я Малинин!», – говорит Мишутка. «Тебе секретный пакет – в нём донесение разведчика и вашего друга Димы Зайцева». Солдат отдал честь и исчез.
Мишутка раскрыл пакет. «Привет от разведчиков! Нам передали, что вы изобрели секретное оружие. Посылаю карту главного штаба фюрера. Надо проникнуть в штаб и рвануть этих гадов…».
Мишутка услышал за спиной шорох и выхватывает из кармана пистолет: «Стоять! Стрелять буду!» Выплывает Золотая Рыбка, помахивая огромным хвостом, крутит веселыми глазами… «Ты откуда здесь взялась? Тебя сюда никто не приглашал!» «А меня и не надо приглашать! Я не нуждаюсь в приглашениях и плыву туда, куда хочется! И опусти автомат – терпеть не могу находиться под прицелом…». «Это не автомат, а пистолет. И я стреляю без промаха. Прошу показать пропуск. У нас секретный город». «Пожалуйста, пропуск!» – Рыбка достала из-под плавника пропуск. «Удостоверение выдано Золотой Рыбке, что она Волшебная, о чём не знает даже её хозяин Мишутка Малинин». «И что мы будем делать? – почмокала Рыбка толстыми губами. – Вижу, получил письмо от друга. Что пишет?». « Это тебя не касается! И я сомневаюсь, что ты волшебная». «Он сомневается! – и Рыбка захохотала. – Он не верит! Ха-ха! Буль-раз-буль! Явись, появись… Буль-два-буль!..Три – буль! А ну, появись, птичка-невеличка, красная грудка!»– Золотая Рыбка взмахнула плавниками, и перед Мишуткой затрепетал в воздухе Фимка. «Явился, ваше золотое вашество! – пропищал Фимка и сел на спинку кресла. – Чего вызывать изволили?» «Да вот тут некоторые товарищи не верят, что мы волшебные!» «Как это не верят! – Фимка возмущенно замахал крылышками.
– Покажите мне этого товарища! Я с ним поговорю!»
Золотая Рыбка подплыла к Мишутке, подмигнула огромным глазом: «Мы всё ещё сомневаемся? А хочешь…». И раздалась музыка… Валерка в белом медицинском халате играет на скрипке, а рядом с ним Мишутка увидел себя с тазом в руке и тут же Чижик, Авангард. Все подпевали и ужасно фальшивили… Валерка морщится… Золотая Рыбка дирижирует плавниками… И вдруг спрашивает Мишутку: «Где секретный пакет? Ты забыл про секретное оружие, которым мы должны врезать по штабу Гитлера? Так это оружие готово или нет?!»
Мишутка открыл глаза – проснулся. Никак не может придти в себя после такого сна.
– Вот это сон!… – смотрит на снегиря, важно расхаживающего по столу. – Значит, Фимка, ты у нас птица волшебная.
Мишутка потянулся к снегирю ручкой. – Разрешите, я грудку почешу!
Фимка резво отскочил в сторону, подпрыгнул на тоненьких ножках и с переливом возмущенно прочирикал.
– Чирикала ты, а не волшебник! Малина, продолжаем работать! – и макнул ручку в чернильницу, и снова заскрипело пёрышко.
® Журнал «СЕНАТОР». Cвидетельство №014633 Комитета РФ по печати (1996).
Учредители: ЗАО Издательство «ИНТЕР-ПРЕССА» (Москва); Администрация Тюменской области.
Тираж — 20 000 экз., объем — 200 полос. Полиграфия: EU (Finland).
Телефон редакции: +7 (495) 764 49-43. E-mail: [email protected].
