СЕРГЕЙ ГОРУЛЕВ, ветеран Великой Отечественной войны.
Овладев Котбусом, наша армия получила приказ из штаба фронта форсировать последнюю крупную преграду на пути к Берлину — реку Шпрее и наступать в направлении городов Гольсен, Гельтов и выйти на окраину Берлина 21 апреля. Города Гольсен, Барут, Цессен являлись городами — спутниками Берлина, т.е. предместьем города. Они как бы слились в единое городское поселение. Разрывы между ними были в 1,5-2 километра. Городки были застроены загородными одно-двухэтажными красивыми виллами. Это была огромная городская Берлинская агломерация. Для ее обороны немцы стянули более половины всех своих войск. Созданы были мощные оборонительные рубежи. Каждый рубеж состоял из трех-четырех линий обороны. В каждой линии обороны были вырыты траншеи в человеческий рост. Устроены через 100 метров железобетонные доты, закопаны в землю танки. В самом городе каждый дом был превращен в долговременный оборонный пункт. На первых этажах и в подвальном помещении находились автоматчики, на втором и третьем этажах «фолькштурмовцы» с запасом фаустпатронов. На втором и третьем этажах были также установлены и оборудованы пулеметные гнезда. На четвертом этаже затаскивали легкие орудия: это 40 мм или 70 мм пушки. И так по всем улицам, по всему городу. Естественно, сломить такую оборону было очень трудно! Гитлер и его командование надеялись, что преодолевая такую оборону, советские войска выдохнутся, не смогут взять Берлина, как это было с немцами в 1941 г. в Москве и в 1942 г. в Сталинграде, а значит, Германия окажется непобежденной. Гитлеровское командование также питало надежды на то, что и отступить немцам некуда, ведь Берлин — сердце Германии. Позади обороняющихся находились части СС, которые тут же расстреливали своих, кто пытался отступить. При такой мощной глубоко эшелонированной обороне наступающим было нелегко — пришлось немедленно изменить тактику боев в условиях этого города. А именно: танковые армии здесь наступали во взаимодействии с пехотными армиями, т. е. создавались штурмовые группы и отряды в 40-50 человек. В штурмовую группу входило 35-40 пехотинцев, вооруженных автоматами, с запасом ручных гранат; три-пять человек саперов. Им придавались два-три танка и в качестве поддержки — одно 57 или 76 мм орудие. Пехотинцы при поддержке танков, продвигаясь вперед, забрасывали немцев гранатами или уничтожали их автоматным огнем. Тут же они защищали танки от «фаустников».
21-го апреля 7-й танковый корпус во взаимодействии с частями 28-й армии овладел после однодневного сражения пригородом Берлина городом Гольсен, а 6-й танковый корпус Баруттом. Теперь на путь к самому Берлину оставался только мощный оборонительный заслон — Цессен, опоясанный четырьмя рубежами обороны. В Цессене находился командный пункт генерального штаба сухопутных войск Германии.
В ночь на 22 апреля 6-й и 7-й танковые корпусы при взаимодействии с одной из дивизии 28-й армии повели мощнейшее наступление на Цессен. Верхушка командования генштаба еле успела убежать. Последний оплот на подступах к Берлину был взят! К концу дня 22 апреля все три корпуса 3-й танкармии и 28 армия вышли к обводнему Берлинскому каналу Тельтов — канал с южной стороны, овладев при этом городом Тельтов. Теперь единственной преградой для вступления непосредственно в Берлин был Тельтов — канал. Обе армии по фронту заняли на южном берегу канала полосу в 12 километров. Канал имел ширину 45-50 метров, глубину 2-3 метра. Берега его бетонированы и поднимались почти отвесно над уровнем воды на метр. По северному берегу канала была сооружена мощнейшая оборона. Мосты через канал были взорваны. На северной стороне были вырыты две линии траншеи. Через каждые 100 метров железобетонные доты с тяжелыми орудиями. Закопаны были сотни танков. По данным разведки оборону здесь держали 3 дивизии противника. К исходу дня собрался генералитет двух армий и сами командующие: генерал-полковник Рыбалко и генерал Лучинский. Сюда же приехал и командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев. Осмотрев позиции, Конев решил: канал брать (форсировать) штурмом! Конев понимал, какая ответственность ложится на командарма 3-й танковой: чтобы успешно провести форсирование канала, он переподчинил Рыбалко несколько артиллерийских дивизий прорыва, а также два авиакорпуса истребительной и штурмовой авиации. На подготовку дал один день — 23-го апреля.
Для штурма были подтянуты артиллерийские дивизии. Орудия установили на огневые позиции. Подвезли тысячи снарядов. Танковые корпуса и дивизии сосредоточились на исходных позициях. Саперные части подготовились к наведению мостов. 24 апреля чуть только стало светать на северный берег Тельтов канала обрушились тысячи снарядов тяжелой и реактивной артиллерии, разрушая немецкую оборону и приобрежные здания. Артподготовка длилась два часа по фронту немецкой обороны в 6 километров. Еще шла артподготовка, а саперы уже подвозили к берегу понтоны для наведения трех мостов. Как только стало видно, в ход пошла штурмовая авиация: по 200 штурмовиков, волна за волной, обстреливали и бомбили всё, что уцелело от огня не давая немцам обстреливать наших саперов, наводивших понтонные мосты. Высоко в небе дежурили наши истребители не давая возможности немецкой авиации подлетать к каналу. Тем временем пехотинцы одного из батальонов, собрав на берегу десятка два любительских лодок, переправились на северный берег и заняли небольшой плацдарм, в месте, где наводились мосты.
К средине дня 24 апреля первый мост был наведен и по нему стал переправляться 6-й танковый корпус. Он начал с ходу расширять прорванную оборону в правую сторону. Через два часа был готов второй мост, по которому стал переправляться 7-й танковый корпус, расширяя прорванную линию захвата с левой стороны. Вскоре переправу осуществил и 9-й наш корпус. Танки при поддержке пехоты повели наступление в глубину города по фронту 12-15 километров. Наступление развивалось успешно, так как немцы ошеломленные столь быстрым прорывом своей обороны и появлением на северном берегу огромного количества танков не смогли сразу занять оборонительные позиции в ближайших домах. В результате за первые сутки армия продвинулась в глубину на 6-7 километров. Но со второго дня наступление резко замедлилось, штурмовым группам приходилось сражаться за каждый этаж и каждый дом.
За сутки продвигались по 2-3 километра. Бои не прекращались ни днём, ни ночью. От большого количества горевших домов было светло, и артиллерия сопровождения и танки били по огневым точкам ночью, как и днём. Тяжелая артиллерия и «Катюши» вели беспрерывный огонь по более глубинным кварталам города. На перекрестках Берлинских улиц были построены сотни баррикад, которые преграждали путь танкам. Чтобы прошли танки, пехоте требовалось время для их расчистки. Многие баррикады были залиты бетоном, и тогда надо было их взрывать.
Пока шли работы по расчистке, фаустники вели огонь по танкам, стремясь как можно больше вывести их из строя. Но порыв наступления не прекращался. Командующий 3-ей армией Рыбалко ни одного часа не находился в своем штабе, он на своем тяжелом танке «ИС» в сопровождении 2-х «тридцати четверок» курсировал от одного корпуса к другому. Беспрерывно держал связь по рации с их командирами и отдельными бригадами. Всегда оказывался там, где было трудно и надо было чем-то помочь. Рыбалко неплохо ориентировался в городе, зная расположение улиц, площадки, каналов и т.д. Рассказывали, что он начал изучать Берлин еще тогда, когда шли бои на Сандомирском плацдарме. Появление же командующего армией в момент, когда это необходимо, воодушевляло штурмовые отряды, они с новой силой бросались вперед. Рыбалко говорил им: Только вперед. Не останавливаться ни на шаг. Промедление на руку врагу!» Мое орудие, сопровождавшее огнём штурмовую группу, вело постоянную стрельбу по огневым точкам противника. За сутки расстреливали до 15 ящиков снарядов. Все члены расчета от резкого и очень сильного звука выстрелов своего орудия почти оглохли. В ушах стоял звон. Постоянно болела голова. Чтобы облегчить жизнь наводчику, я попеременно с ним вел огонь из орудия. Наблюдая за полем боя через бинокль, я засекал огневые точки противника, а так как наводчик почти не понимал, что ему говорят, то я садился за прицел и сам вел огонь по обнаруженным целям. Наводчик брал бинокль, и также как и я засекал цели, заменяя меня у прицела. О своем опыте я поделился с командирами других орудий батареи — они быстро переняли его в своих расчетах.
По мере передвижения вперед внешний облик Берлина сильно изменялся. Если на берегу Тельтов — канала он выглядел величественно, то теперь, когда мы углубились примерно на 20-25 километров, он выглядел уж плачевно. Почти все здания были с брешами в стенах, окна разбиты, рамы на 2-х — 4-х этажах покорежены, в крышах проломы. Всюду бушевали пожары. В некоторых местах были разрушены целые улицы. Это еще до нас постаралась американская и английская авиация.
28 апреля мы были уже недалеко от центра Берлина. Левее нас с юго-запада продвигалась вперед 4-я танковая армия нашего 1-го Украинского фронта, а с востока и северо-востока, ломая сопротивление врага, двигалось армада 1-го Белорусского фронта. В тот же день войска первого Украинского фронта получили приказ изменить направление наступления — двигаться не на север к центру, а на запад, чтобы соединившись с войсками первого Белорусского фронта и взять в кольцо внутреннюю часть Берлина. К исходу дня 30 апреля 4-я танковая армия соединилась с армиями первого Белорусского фронта. Внутренняя часть Берлина оказалась в кольце, тогда фронты стали опять двигаться вперед к центру Берлина. Немцы предпринимают ряд попыток вырваться из окружения. На помощь прибыло подкрепление с Западного фронта, но все было безуспешно. Дом за домом, улица за улицей оказывались в наших руках. В этих боях несли большие потери и наши войска. Так, в нашей штурмовой группе, состоящей примерно из 35 солдат и сержантов, каждый день убивало раненными и убитыми 9-10 человек. И каждый день эти потери пополнялась свежими силами. Были потери и в нашем орудийном расчете — в общей сложности три человека за Берлинскую оппозицию. Попросили пополнение у пехотинцев. Но не троих, а пять человек — требовалось все время подносить снаряды к орудию и относить стрелянные гильзы: два-три человека постоянно курсировали от машины с боеприпасами к орудию. Автомашина находилась все время в укрытии метрах в 500 от орудия, а мы все стреляли и стреляли по огневым точкам врага, уничтожая пулеметные гнезда, мешающие продвижению нашей штурмовой группе.
30 апреля мы находимся примерно в десяти километрах от центра города в юго-западном направлении. До нас дошли сведения, что войска Жукова подошли к подземелью, где располагается Гитлер и его ставка и что Жуков посылал к немцам парламентера, предлагая им сдаться. Гитлер и его генералитет предложение Жукова отвергли. Наступило Первое мая — наш советский праздник. И как по сговору, над Берлином начался такой грохот от выстрелов орудий и разрывов снарядов, что трудно передать словами. Штурмовые отряды бросились в атаку, в итоге в течение дня наши войска сильно продвинулись к центру города. Мы из своего орудия стреляли под «срез» — сантиметров 30-40 ниже окон зданий. Фугасный снаряд пробивал стену и разрывался внутри дома, уничтожая и пулемет, и немцев, сидящих за пулеметом.
В результате этого героического штурма, проведенного первого мая и в ночь на второе мая, фашисты не выдержали: 2-го мая выбросили белые флаги, извещая о сдаче Берлина. Итак, второго мая 1945 года Берлин был повергнут советскими войсками. Мы из всех видов оружия произвели победный салют. 2 мая днем танковые бригады нашего 7-го корпуса производили зачистку в некоторых кварталах окруженных групп немцев, которые не имели связи и все еще сопротивлялись. Закончив отлов остатков сопротивления, подразделения нашего корпуса расположились на отдых. После дневных беспрерывных боев уставшие и измотанные мы спали крепким сном, где только можно: под танками, у орудий, в тени разбитых домов, под деревьями — всюду где только удобно. Поспав у своего орудия часа 2-3, я проснулся сел на станину орудия и ясно вспомнил морозный день января 1942 года, когда мы возвращались из лесу в свою деревню и пришли не к дому, а к пепелищу. Тогда я дал клятву, что придет время и я буду в Берлине — буду мстить немцам. Тогда я не знал, когда и как это произойдет, но твердо верил, что так будет обязательно! И вот это случилось: я в Берлине, Берлин сдался и лежит у моих ног! Он пал как и тогда в ХVIII веке перед русским оружием. Мстил ли я за свой дом? Злости не было. Но я воевал и за свою малую родину, и за свой родной дом. Но разрушая огневые точки врага, ни я сам, ни мои товарищи по расчету не подожгли специально ни одного дома, мы также ни разу не тронули ни одного мирного немца. В восточной Германии немцы, напуганные Геббельсовской пропагандой убегали на запад, а в Берлине убегать было некуда. Население во время боёв пряталось в подвалах и бомбоубежищах. Когда мы врывались в дома, немцы вскакивали как по команде и низко кланялись нам в ноги за то, что их не трогают, не убивают, а ведь они тоже были подвержены Геббельсовской пропаганде. У многих пожилых людей на лицах чувствовалось раскаяние за то, что сделала фашистская верхушка, приведшая Германию к войне с Советским Союзом и к краху самой Германии.
Вот так я долго размышлял на станине своего орудия… 3-го мая командующий фронтом маршал Конев вызвал к себе командиров 3-й и 4-й танковой, 28-й пехотной и 3-ей пехотной армии и передал приказ срочно покинуть Берлин и двигаться на столицу Чехословакии город Прагу. Выступать из города в ночь на 4-е мая! В середине дня во все бригады армии поступил приказ: «Срочно готовиться к маршу!». Тыловикам дан приказ к вечеру накормить всех бойцов. Прицепив орудие к машине, мы уложили стрелянные гильзы, сдали их на пункт боепитания и загрузили боекомплект боеприпасов. К вечеру подошли кухни. Заодно пообедали и поужинали. Как только солнце стало касаться верхушек деревьев, бригады начали вытягиваться из Берлина, сосредотачиваясь на южном берегу Тельтов — канала. Мы покидали Берлин. Наш корпус не дошел до рейхстага километров пять. Рейхстага не пришлось увидеть. Покидая Берлин 3 мая 1945 года, я простился с ним, ибо больше никогда уже его не видел, хотя после войны прослужил в Германии пять лет и семь месяцев, то есть до декабря 1950 года…
Итак, в ночь с 3 на 4 мая 1945 года 3-я и 4-я танковые армии и две пехотные спешно покинули сдавшийся Берлин. В чем дело? Мы пока еще ничего не знали. Выйдя на исходный рубеж для марша, армия остановилась примерно на 2-2,5 часа. В это время командиры бригад были вызваны к командирам корпусов, где были выяснены причины срочного выхода из Берлина и поставлена новая большая задача. Командиры бригад после этого собрали офицерский состав и объяснили им новую боевую задачу, а уже после этого командиры рот и батарей объявили причины выхода из Берлина личному составу. Итак, в чем же дело?
В конце апреля в некоторых провинциях Чехословакии вспыхнули восстания против немцев, под руководством коммунистов, а в начале мая вспыхнуло восстание в столице Чехословакии — Праге. Восставшие надеялись на быстрый приход советских войск 2-го Украинского фронта, но этого не произошло. Силы были не равны, немцы восстание в провинциях подавили, жестоко расправившись с восставшими. Под угрозой подавления оказалось и восстание в Праге. И тогда в эфир по радио понеслись тревожные призывы о помощи открытым текстом: «Русь армаде на помощь?» «Красная Армия, помогите!». Эти призывы появились через каждый час на чешском и русском языках. Радисты 1-го Украинского фронта, поймав эти призывы, доложили командующему фронтом Коневу, а он срочно отправил донесение в ставку ВГК. Через несколько часов из ставки пришел приказ. Так как Берлин взят, Коневу вывести свои армии из Берлина и срочно направить на освобождение Чехословакии. Вот почему 3-я и 4-я танковые и две пехотные армии форсированным маршем направились к границе Чехословакии. При этом решались две задачи. Первая: надо занять юго-восточную Германию и отрезать пути отхода немецким войскам, находящимся в Чехословакии, Венгрии, Болгарии на запад к американцам. Вторая задача: оказать помощь восставшим чешским патриотам, освободить Чехословакию. Две танковые армии должны идти в авангарде, третья — слева, а 4-я — справа. Этим армиям предстояло совершить более чем трехсоткилометровый марш-бросок за пять дней, ворваться и с ходу освободить Чехословакию и Прагу не позднее 9 мая. Маршал Конев приказал, как можно меньше ввязываться в бои на пути стоящих городов, стараться их обходить стороной: «Вперед и только вперед!». Из этих 300 километров предстояло более 200 километров пройти с боями. 5 мая 3-я танковая армия вышла на исходные рубежи для наступления. Пехотная армия к этому времени не успела, и командарм Рыбалко отдаёт приказ 22-й и 23-й мотострелковым бригадам с ходу форсировать реку Эльбу, чтобы дать возможность переправиться основным танковым силам армии. Успешно развивая наступление 6 мая 3-я танковая овладела городом Мейсен и перерезала автостраду Лейпциг-Дрезден. На пути был большой город Дрезден. Армия стремительно повела на него наступление. Его защищали мощные оборонительные рубежи и только с подходом пехотной армии и во взаимодействии с нею удалось 7-го мая взять этот важный узел. Не задерживаясь, 3-я танковая двинулась к границе с Чехословакией. Начались Рудные горы, преодолеть которые непросто танкам даже в мирное время, а тут приходилось преодолевать местами яростное сопротивление врага. К тому же несколько дней в подряд здесь шли ливневые дожди. Горные дороги раскисли и по ним еле двигалась техника. При подъёме или спуске по склонам хребтов угол составлял до 30 градусов. В таких условиях, если отказал мотор, машину или танк не удержат никакие тормоза — она катится вниз, сшибая все при своем падении. Дороги в горах очень узкие, с крутыми поворотами. Достаточно неосторожного движения водителю и… Именно в таких местах немцы минировали дороги, делали на них каменные завалы. Их требовалось расчищать. Саперные подразделения работали беспрерывно и с большим напряжением. Очень часто приходилось наводить мосты, которые были взорваны на небольших горных реках.
Продвижение нашей армии настолько замедлилось, что командующий П.С. Рыбалко стал беспокоиться, что войска не успеют к 9-му мая ворваться в Прагу и оказать помощь восставшим пражским патриотам. Он приказал командирам бригад собрать весь шанцевый инструмент (пилы, топоры, ломы, кирки), чтобы не ожидать приведения дорог в порядок саперами, а самим приступать к их расчистке.
На перевалах немцы создавали рубежи обороны, так что их приходилось брать с боем. Наконец, был преодолен главный перевал Рудных гор — дорога пошла на спуск, но до Праги оставалось более ста километров. Стало ясно: вся армия не успеет с боями преодолеть это расстояние. Тогда командующий принимает решение — создать передовой отряд из двух танковых бригад, батальона мотострелков и мотоциклетного полка. Ему оторваться от основных сил и двигаться как можно быстрее вперед, не ввязываясь в бои даже за крупные населенные пункты. Возглавить этот передовой отряд было поручено одному из опытных комбригов 9-го мехкорпуса полковнику Вагонову. Ваганов со своим передовым отрядом с честью справился с заданием: 9-го мая на рассвете его танки ворвались в Прагу, начав ожесточенные бои с гитлеровскими войсками. Ближе к полудню в город вышли танковые бригады основных сил 3-й и 4-й танковых армий и повели решительное наступление за освобождение столицы Чехословакии. Жители Праги с радостью встречали своих освободителей, всюду были слышны крики «Наздар». День оказался солнечным и теплым: весна шумела в полном разгаре. Всюду пестрели цветы. Население забрасывало на машины и танки огромные букеты этих цветов. Многие жители помогали нам, указывая, где засели немцы и, если надо было, сопровождали, указывая кратчайшие пути к ним.
В середине дня 9-го мая мы узнали радостную весть, что Германия капитулировала — ее командование подписало акт о капитуляции. Естественно, мы запрыгали от радости: «Конец войне!» Произвели салют из личного оружия с криками: «Ура!», Победа!». Здесь же у нас еще шел бой за полное освобождение Праги. К исходу дня командование нашей армии сообщило командующему 1-м Украинским фронтом о полном освобождении города, хотя для её самой война была еще не окончена. В восточной части Чехословакии, в Карпатах, огромная группировка немцев численностью около миллиона человек под командованием фельдмаршала Шернера, несмотря на подписанный акт о капитуляции, отказалась сложить оружие. Она стремилась пробиться на запад к американцам. Маршал Конев приказал командарму 3-й танковой немедленно направить танковые корпуса, чтобы перерезать пути отхода Шернеровской группировке с тем, чтобы совместно с другими соединениями окружить и начать её уничтожение. В результате пятидневных боев часть группировки была уничтожена, а остальная — пленена. Шернер сумел сбежать, оставив свою армию. В плен было взять 800 тысяч солдат и офицеров. Захвачены огромные трофеи: свыше девяти тысяч орудий и минометов, свыше двух тысяч танков и самоходных орудий, больше тысячи самолетов. Только теперь для нашей армии закончилась война, а это произошло 14 мая 1945 года — за 5 «мирных» дней погибли тысячи бойцов нашей 3-й танковой и других соединений.
После ликвидации группировки Шернера, армия расположилась северо-восточнее Праги, на опушке леса, недалеко от Пражского аэродрома. В середине мая в Прагу возвратилось чехословацкое правительство во главе с президентом Бенешем, которое находилось в эмиграции.
Нашей армии было поручено организовать торжественную встречу для чего на аэродроме была выстроена значительная часть войск. Командарм лично встречал правительство Чехословакии, прилетевшее самолетом. После этого личному составу армии было предоставлено шесть дней для отдыха и приведения техники и всего имущества в надлежащий порядок. А вскоре поступил приказ от маршала Конева готовиться к отправке в Советский Союз. С какой радостью был встречен этот приказ о возвращении на Родину! Во всех частях начался ремонт техники с новой силой. Её тщательно чистили и красили. Она становилась как новая. Были написаны масса лозунгов, которые прикрепляли к бортам машин. Срок готовности к отправке — 1 июня. Уже каждый воин ожидал, когда поступит команда о погрузке армии в эшелоны. Но 27 мая поступил новый приказ: 3-я танковая остается в Германии в качестве основной боевой силы Советских войск в Германии. Естественно, этот приказ нас сильно огорчил, но делать было нечего — его надо выполнять. В то же время получен был приказ о формировании полка Первого Украинского фронта на парад Победы, который был назначен на 24 июня 1945 года в Москве. В этот сводный батальон вошло и 20 человек от нашей 23-й гвардейской мотострелковой бригады, в него вошел и наш командир батальона майор Гордюшкин Николай Иванович, дважды Герой Советского Союза. На параде Победы сводный 3-й танковой армии возглавлял командарм дважды Герой Советского Союза генерал-полковник П.С. Рыбалко.
Мы стали готовиться к переезду из лесного лагеря в Чехословакии в летние казармы немецких войск на территории Австрии. 7-й танковый корпус расквартировался в районе небольшого города Гарс. Две недели обустраивали свое жилье: производили ремонт бараков, собирали мебель, кровати и через две недели поселились в довольно удобных помещениях, на кровати получили постельное белье, чего не видели за все время войны, обитая в землянках, окопах. В автомашинах, на танках начали двигаться как можно быстрее вперед, не ввязываясь в бои даже за крупные населенные пункты. Возглавить этот передовой отряд было поручено одному из опытных комбригов 9-го мехкорпуса полковнику Вагонову. Вагонов со своим передовым отрядом с честью справился с заданием и 9 мая на рассвете его танки ворвались в Прагу, начав ожесточенные бои с гитлеровскими войсками. Ближе к полудню в город вошли танковые бригады основных сил 3-й и 4-й танковых армий и повели решительное наступление за освобождение столицы Чехословакии. Жители Праги с радостью встречали своих освободителей, всюду были слышны крики «надзар». День оказался солнечным и теплым: весна в полном разгаре. Всюду пестрели цветы. Население забрасывало на машины и танки огромные букеты этих цветов. Многие жители помогали нам, указывая, где засели немцы и, если надо было, сопровождали, показывая кратчайшие пути к ним. В середине дня 9-го мы узнали радостную весть, что Германия капитулировала — её командование подписало акт о капитуляции. Естественно, мы запрыгали от радости: «Конец войне!» Произвели салют из личного оружия с криками «Ура! Победа!» Здесь же у нас еще шел бой за полное освобождение Праги. К исходу дня командование нашей армии сообщило командующему 1-м Украинским фронтом о полном освобождении города, хотя для неё самой война была еще не окончена. В восточной части Чехословакии, в Карпатах огромная группировка немцев, численностью около миллиона человек под командованием фельдмаршала Шернера, не смотря на подписанный акт о капитуляции, отказалась сложить оружие. Она стремилась пробиться на запад к американцам. Маршал Конев приказал командарму 3-й танковой немедленно направить танковые корпуса, чтобы перерезать пути отхода Шернеровской группировке и совместно с другими соединениями окружить и начать её уничтожение. В результате пятидневных боев часть группировки была уничтожена, а остальная пленена. Сам Шернер сумел сбежать, оставив свою армию. В плен было взято 800 тысяч солдат и офицеров. Захвачены огромные трофеи: свыше 9 тысяч орудий и минометов, свыше 2-х тысяч танков и самоходных орудий, больше тысячи самолетов. Вот только теперь для нашей армии закончилась война, а это произошло 14 мая 1945 года — за пять «мирных» дней после 9 мая, когда погибли тысячи бойцов нашей 3-й танковой и других соединений.
Началась мирная военная жизнь, где все идет строго по распорядку дня от подъема до отбоя. По расписанию шли занятия по восемь часов в день, имелось достаточно и личного времени, чтобы читать, писать или просто культурно отдыхать. В лагере была хорошо оборудованная столовая. Приятно было, сидя за столом, принимать пищу из миски, а не из солдатского котелка, ну а самое приятное было — это ночной отдых на отдельной кровати с соломенным матрацем, застеленным чистой белой простынею.
В первые месяцы после войны всем нам снились разные военные кошмары. Многие бредили: кричали что-то страшное из военного лексикона. Постепенно с течением времени война стала «отступать» на второй план. Незаметно прошло лето. Наступила осень. Летние казармы были из деревянных щитов, отопления не имели. С приходом осени в предгорьях Австрии становится прохладно. В таких казармах зимовать было нельзя, и командование армии подыскивало военные городки для жилья в зимних условиях.
С приходом армии в летние лагеря наряду с началом военных занятий началась подготовка к первой демобилизации солдат и сержантов возраста старше сорока лет. Всех их собрали в каждой части в один сводный батальон, повзводно — в зависимости от региона места жительства. Военные занятия с этими солдатами не проводились. Их использовали в основном для благоустройства лагеря.
Наступил конец июля. Документы на демобилизованных были оформлены, подобраны офицеры и сержанты для сопровождения и вот 24 июля, ровно через месяц после парада Победы в Москве, был построен наш седьмой танковый корпус для проводов, отъезжающих на Родину. Приехал и командующий армией генерал Рыбалко. Он произнес короткую прощально-напутственную речь. В заключение, обращаясь к демобилизованным, сказал: «надеюсь, что вы по возвращению на Родину, будете также самоотверженно трудиться на фабриках, заводах, в колхозах и совхозах как самоотверженно воевали, не щадя себя, чтобы победить ненавистного врага. Желаю вам успехов в труде на благо Отечества!» Раздалось «Ура!». Командарм произнес: «В добрый путь, друзья-фронтовики!». Заиграл оркестр, и сводный батальон демобилизованных воинов торжественным маршем в последний раз прошагал мимо командующего армией, стоявшего на трибуне. Почти у всех, стоявших в строю на глазах были слезы — ведь они прощались с боевыми друзьями, с кем прошли тысячи километров, под пулями и снарядами врага. Батальон демобилизованных, обогнув всю площадь, направился к своей казарме, где уже стояли машины, готовые к отъезду. Воины зашли в казарму, взяли свои вещи, сели на машины и колонна отправилась на железнодорожную станцию, где их ожидал состав, который должен был довезти до советской границы.
У нас же продолжалась военная служба. Незаметно прошло лето, и наступил первый осенний месяц сентябрь. Из штаба корпуса пришло распоряжение — «Выделить команды для приведения в порядок казарм на новом месте, где предполагалось провести зиму». Через две недели, как только были подготовлены казармы для жилья, 7-й танковый корпус передислоцировался в пригород столицы Австрии Вену, поселились в бывшем немецком городке. Военная жизнь опять пошла своим чередом. Главное внимание уделялось занятиям. Значительное время в них отводилось кроме специальных дисциплин, строевой и физической подготовке. Изучали уставы. Все уставы были уже новые, принятые после войны. Готовился и новый строевой устав, но до нас еще не дошел.
В город в увольнение не пускали, поскольку Австрия считалась враждебной страной, но два раза батарея совершала экскурсионную поездку по городу Вене на машинах, с машин слезали, кое-где останавливались. Город мне тогда не понравился. У него был серьезный вид — то ли от туманов, то ли от нашего настроения.
С началом приезда в зимний городок резко повысилась политическая активность во всех подразделениях и частях нашей армии. В ноябре 1945 года был опубликован Указ президиума Верховного Совета СССР «О проведении 10 февраля 1946 года выборов в Верховный совет СССР». После этого на политзанятиях и политинформациях стали изучать Конституцию СССР (главы о высших органах власти), Положение о выборах в Верховный Совет СССР. В общем, жизнь начала бить ключом, по той причине, что молодые воины никогда не участвовали в выборах, и нас было большинство.
Первые выборы в СССР проходили в 1937 году. В них принимали участие самые молодые люди 1919 года, а поэтому все солдаты и сержанты с 1920 по 1926 годы рождения не имели о них никакого представления. В январе начался новый этап в выборной кампании — выдвижение кандидатов в депутаты. На предвыборном собрании 82-й танковой бригады 6-го танкового корпуса нашей армии были выдвинуты кандидатами по нашему армейскому избирательному округу в Совет Союза командующий нашей 3-й танковой армией маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко (ему еще летом было присвоено это звание), а в Совет Национальностей был выдвинут маршал бронетанковых войск, командующий бронетанковыми войсками советского Союза Федоренко Яков Николаевич. Предвыборное Собрание 52-й танковой бригады обратилось с призывом ко всем воинам нашей армии и воинам других частей и соединений поддержать кандидатуры маршалов бронетанковых войск Я. Н. Федоренко и Т. С. Рыбалко, с которыми вместе пришли к Победе.
Проходившие предвыборные собрания во всех частях армий поддержали кандидатуры Рыбалко и Федоренко и они были зарегистрированы кандидатами в депутаты. 10 февраля 1946 года они единогласно были избраны депутатами Верховного Совета СССР.
Вскоре после выборов командарм П. С. Рыбалко уехал на сессии Верховного Совета, в Москву. После сессии он получил новое назначение — заместителем командующего бронетанковыми войсками СССР.
После выборов политическая активность в подразделениях несколько снизилась. Незаметно прошел февраль и наступил март. Повеяло весной, здесь она наступает раньше, чем в СССР. 6-го марта 1946 года на развод к нам в бригаду приехал командир корпуса генерал-лейтенант Новиков. Этот день был днем гибели бывшего комбрига полковника Головачева Александра Алексеевича, убитого 6 марта в Германии при выходе из Лаубана. Вместе с комбригом приехали в бригаду две дочери и жена Головачева. Был проведен траурный митинг и произведен салют. Головачевы привезли с собой в дар бригаде 1000 томов книг, которые собрали у себя на родине и в городе Василькове, где похоронен Головачев. Этот подарок стал основой создания в нашей бригаде большой библиотеки.
Вдруг 10 марта был построен на плацу наш 7-й танковый корпус. Оказывается, к нам приехали командующие армией маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко и бывший командарм 7-го корпуса, а теперь заместитель командующего армией генерал-лейтенант Василий Андреевич Митрофанов. Рыбалко принял рапорт от командира корпуса генерала Новикова, затем обратился с короткой речью к воинам 7-го танкового корпуса. Он сказал: «Представляю вам нового командующего армией генерал-лейтенанта Митрофанова. Многие офицеры, солдаты и сержанты его хорошо знают, как бывшего командира корпуса, с которым прошли славный боевой путь. Он показал себя прекрасным командиром и заместителем командующего армией. Надеюсь, что и на должности командующего армией он с честью выполнит свой долг перед Родиной. Я, дорогие мои воины-однополчане, с кем прошел в боях от Курска до Германии, с кем штурмовали Берлин и вошел в Прагу, уезжаю в Москву — по приказу Верховного Главнокомандующего я назначен первым заместителем командующего бронетанковыми войсками. Покидая свою родную 3-ю танковую армию, я буду все время следить, как обстоят у вас дела, как вы крепите мощь нашей Родины. До свидания, дорогие братки…». У всех на глазах появились слезы. Жаль было расставаться со своим командующим. Раздалась команда: «Побатальонно торжественным маршем, первый батальон прямо, а остальные направо, шагом марш!» Заиграл оркестр и 7-й танковый корпус последний раз прошагал мимо трибуны, на которой стоял теперь бывший командующий 3-й гвардейской танковой армией маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко. Эти минуты остались в моей памяти на всю жизнь…
Середина марта. Уже наступила весна, приближается годовщина нашей Победы и окончания войны. Узнаем две новости. Из армии подлежат увольнению солдаты и сержанты от 30 до 40 лет — армию надо уменьшать, стране требуются рабочие руки для восстановления народного хозяйства. И вторая важная новость: наша 3-я танковая Армия перебрасывается в Германию, в состав Центральной группы войск.
Центральная группа войск в Германии была главным оборонительно-политическим форпостом для нашей страны на Западе. Во-первых, она способствовала проведению демократизации в Германии — согласно Потсдамской конференции;: во-вторых, это был главный центр нашей обороны на Западе, так как рядом находились американские и английские части, которые с каждым месяцем после июня 1945 года из союзнических войск превращались в враждебные. В-третьих, наша группировка способствовала созданию в странах Восточной Европы ориентации развития социалистической направленности.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ В ГЕРМАНИИ
Середина марта 1946 года. У нас идет интенсивная работа по подготовке батареи к передислокации на территорию Германии. Предстоит совершить дальний маршрут — около пятисот километров. На подготовку отведено пять суток. Тщательно проверяем машины — не только моторы, но и ходовую часть. Проверяем ходовую часть и орудий: колеса, резину, амортизаторы, состояние подшипников. Собираем и упаковываем имущество. На 20-е марта назначен срок выхода части и сосредоточение на исходном рубеже. И вот настал этот день. Все было готово к отъезду. Орудия прицеплены. После завтрака раздался сигнал тревоги и машины стали выезжать из городка, направляться в район сосредоточения бригады. То же происходило в соседней с нами 56-й танковой бригаде. Ближе к полудню, когда бригада полностью была в районе сосредоточения, комбриг, подполковник Шаповалов, находившийся вместе со штабом в «голове» колонны, вызвал к себе командиров подразделений, там он объявил маршрут движения и конечный пункт сосредоточения 7-го танкового корпуса. Маршрут движения: исходный пункт Вена, дальше на Прагу, Дрезден, Лейпциг и конечный пункт сосредоточения нашего корпуса район Дессау. Таким образом предстояло пройти северо-западную часть Австрии, пересечь с юго-востока на северо-запад Чехословакию и с юго-востока к центру — Германию. Расстояние около шестисот километров должны были пройти за двое суток. 22 марта к исходу дня бригада должна сосредоточиться в районе города Дессау.
Сергей Горулев в Германии.
В середине дня раздалась команда: «По машинам!», затем: «Заводи!» и колонна тронулась. Стоял весенний солнечный день, на машине солнце хорошо прогревало и было довольно приятно ехать, разглядывая окружающую местность. Когда пересекали Чехословакию, а затем шли на Дрезден и Лейпциг, узнавали те места, где проходили сражения при походе от Берлина до Праги.
22 марта к двум часам дня бригада прибыла в район своего сосредоточения. На окраине города Дессау бригада получила конечный пункт своей дислокации — военный городок. Через два часа мы были на месте. Начштаба бригады указал казармы батальонов, а работники штабов батальонов распределили роты по помещениям. К вечеру батарея уже занимала новое жилье, разгружая имущество.
На следующий день погнали машины в автопарк, где было отведено место для стоянки машин. Рядом был организован наш артпарк для орудий батареи…
Таким образом, с конца марта 1946 года началась долгая, довольно трудная военная служба в Центральной группе советских войск в Германии. Продолжалась она для меня до декабря 1950 года, то есть в течение четырех лет и восьми месяцев.
Первую неделю мы занимались обустройством жилья, автопарка и артпарка. Чистили и смазывали орудия и машины, производили их ремонт, чтобы были в полной боевой готовности. С апреля начались регулярные занятия по боевой стрельбе и политической подготовке. В то же время из всех подразделений бригады были выведены солдаты старших возрастов, подлежащие демобилизации. Из них был организован сводный батальон. Это делалось для того, чтобы не разлагать дисциплину воинов, оставшихся служить в части. Подходила годовщина окончания войны, а армия была все еще очень велика по составу. Её сокращение пошло по двум направлениям: демобилизация старших возрастов и сокращение количества армий и дивизий за счет их расформирования: солдаты и сержанты из этих частей и соединений идут на пополнение в сохранившиеся части, вместо ушедших в запас. В нашу батарею также прибыло пополнение взамен демобилизованных воинов. Батарея в четвертый раз получает людей, не знающих артиллерийского дела. Опять началось обучение до полного овладения обязанностями каждого орудийного расчета. Накануне Дня Победы бригада после торжественного построения отправила на Родину новую группу демобилизованных. К празднику они прибудут в родные места и встретятся с семьями, близкими, товарищами, невестами.
Довольно интересно прошел и первый послевоенный День Победы и в нашей бригаде. После хорошего завтрака было торжественное построение. После выступления комбрига и заместителя по политчасти прошли торжественным маршем. Потом были организованы различные спортивные соревнования и игры, несколько сеансов кино. Во время праздничного обеда весь личный состав получил по 100 граммов «фронтовых»…
После праздника началась упорная учеба, так как половина батареи состояла из новичков, не знающих артиллерийского дела, — чтобы все подразделения были в полной боевой готовности. Почему? Зачем? А вот зачем. Начиная с 1946 года, союзнические отношения между сторонами по антигитлеровской коалиции начали резко портиться, переходить в враждебные. Соединенные Штаты Америки и Англия в лице Советского Союза стали видеть опасного соперника на международной арене. В Польше, Чехословакии, Венгрии, Болгарии и Румынии постепенно к власти пришли коммунисты и социал-демократы. Эти страны заявили, что становятся на путь социалистического развития. Таким образом, вместо одной страны в 1941 году, начала образовываться целая система стран социализма. И это еще не все! Начались большие разногласия в проводимой политике в оккупированной Германии. Если в советской зоне оккупации строго выполнялись Потсдамские решения (июль 1945 года) по искоренению фашизма (нацизма) и демократизации Германии, то в западной зоне (американской и английской) никакой демократизации не проводилось. Возрождался капитализм. У власти становились бывшие нацисты. Коммунисты и социал-демократы стали преследоваться. В политических кругах и средствах массовой информации США и Англии, особенно по радио «Голос Америки», звучали высказывания, что не надо было помогать СССР в войне против Германии. Нужно было ждать, пока СССР и Германия истощатся и выдохнутся, уничтожат друг друга — тогда их обоих можно было взять в руки и продиктовать им нужные условия. Другие политики говорили, что можно исправить положение тем, что в США имеется новое мощнейшее оружие — атомные бомбы. Ими можно моментально разделаться с Советским Союзом. Началась так называемая «холодная война».
Эта пропаганда против СССР усиливалась с каждым годом, поэтому в частях и соединениях группы советских войск постоянно шла напряженная учеба. Командующим группой войск в Германии в то время был маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Он пытался смягчить обстановку путем встреч с командующими американскими и английскими войсками. Но эти попытки оказались тщетными: англо-американское командование было уже «наэлектризовано» против СССР. Сталин, узнав о встречах Жукова с Эйзенхауром, снял его с постов командующего советскими войсками в Германии и заместителя Верховного Главнокомандующего. Жуков был направлен командующим Уральским военным округом. В Германию был назначен генерал-полковник Соколовский. Но международное напряжение не ослабевало. Осенью 1946 года проводились масштабные учения наших полков, дивизий и армий. К этому времени несколько изменилось название частей и соединений. Так, танковые и мотострелковые бригады стали называться полками, а корпуса — дивизиями. Наша 23-я гвардейская мотострелковая бригада теперь имела полное название Васильковский, дважды Краснознаменный ордена Суворова II степени мотострелковый полк.
Прошедшие учения показали хорошую выучку и слаженность частей и подразделений. После них техника приводилась в порядок, готовясь к эксплуатации в зимних условиях. Не успели поставить машины на колодки, как пришел приказ привести все подразделения и части в полную боевую готовность. Все машины заправить горючим, а орудия всех систем обеспечить полным комплектом боеприпасов. Каждой части был отведен оборонительный рубеж. Такие меры предосторожности приняло командование Центральной группой войск в Германии. Оно пришло к выводу, что пропаганда «холодной войны» не случайна, что имеется вероятность нападения американских войск на советские войска именно зимой 1947 года. Кроме того, что вся армия находилась в полной боевой готовности, по графику выделялись дежурные части, которые в случае боевой тревоги первыми принимали на себя удар. Их техника выводилась из гаражей, орудия прицеплены. Считанные минуты — и колонны направлялись на исходный оборонительный рубеж. В дни, когда часть была дежурной, солдаты и сержанты ложились спать, не раздеваясь, офицеры не покидали свои подразделения. В такой обстановке прошли три месяца зимы. С наступлением весны вероятность нападения снизилась, и дежурные части были отменены, но боевая готовность армии оставалась такой же высокой.
В мае 1947 года командование издало приказ, чтобы в летний период во всех частях и подразделениях провести боевые стрельбы с целью выяснения того, как личный состав армии владеет огневыми средствами. Стрельбы провести из всех видов орудий и минометов, танков и самоходных установок. В их ходе — выявить лучший орудийный расчет, танковую роту, батальон и т.д. В сентябре-октябре провести соревнования лучших орудийных расчетов и танковых экипажей. Конечно, во всех подразделениях началась подготовка к этим стрельбам. Шли упорные тренировочные занятия, каждый орудийный расчет хотел, чтобы его признали лучшим. Так прошел июнь. В июле по графику на полигоне начались уже сами стрельбы. Надо было поразить две цели: подвижную — макет танка, и неподвижную. На уничтожение цели давалось три снаряда, а всего — шесть. И вот по графику пришел день нашей батареи.
Мой расчет и орудие имели первый номер. Кинули жребий, с какого номера начинать. Первым стрелять никому не хотелось. Моему орудию не повезло — начинать первому. Провели на местности рекогносцировку, показали ориентиры. С полигона всех удалили. Расчеты с орудиями располагались в полукилометре от него. На полигоне остались командиры взводов, командир батареи и посредник от штаба батальона. Итак, жребий вывел нас в начинающие. Все орудия находятся на исходном рубеже. Взвилась зеленая ракета — сигнал к въезду на огневую позицию. Посредник засекает время. Мое орудие на приличной скорости мчится на огневую позицию. Подъезжает к огневой. Машина быстро разворачивается и останавливается. По моей команде расчет быстро отцепляет орудие, приводит его к бою. Пока укреплялись станины орудия, я указал наводчику ориентиры. Орудие приведено в боевое положение для ведения огня, я докладываю: «Готово». Командир батареи и посредник, остановив секундомер, проверяет готовность к стрельбе — все же это учебные стрельбы. Убедившись, что все правильно, дается команда для движения макета танка, тут раздается моя команда: «Танки! По танку бронебойным, угломер 30-0, прицел 6, наводить в передний срез. Огонь!» После трех выстрелов переношу огонь на поражение дзота. После двух выстрелов макет дзота полетел кверху. Цель поражена! Даю команду: «Отбой!» Вызываю машину к орудию, для снятия его с огневой позиции. Посредники учитывали время с момента подачи команды: «Танки!» и до ухода орудия с огневой позиции. Пока орудие приводили в походное положение, сообщили результат стрельбы по танку. Из трех выстрелов все три попадания по макету, а из пяти выстрелов поражены две цели. Четыре прямых попадания! После нашего орудия таким же способом отстрелялись три других орудия батареи. Мое орудие показало лучший результат и в стрельбе, и по времени занятия огневой позиции и приведения орудия к бою. Итак, мое орудие кандидат от батареи на армейские стрельбы. Но в полку еще две батареи 57-миллиметровых орудий. Надо ждать результаты стрельб этих батарей. В последующие два дня отстрелялись и эти батареи. В одной из них появился соперник моему орудию. Также пятью снарядами поражены две цели и четыре прямых попадания, но у них был несколько худший результат во времени занятия огневой позиции и выхода с огневой. К тому же командир и наводчик орудия подлежали увольнению в запас, который должен был произойти во время боевых стрельб. Результаты стрельб были переданы в штаб полка начальнику артиллерии полка. Ему решать, какое орудие направлять и готовить к армейским стрельбам — они пройдут в октябре-ноябре 1947 года.
Через неделю на утреннем разводе был зачитан приказ по полку, в котором говорилось: «Орудийный расчет младшего сержанта С. А. Горулева (Ракитина) истребительно-противотанковой батареи Первого батальона направить на всеармейские стрельбы-соревнования, проводимые в октябре-ноябре 1947 года. Командирам батареи и батальона обеспечить все необходимые условия для подготовки расчета к ним и в первую очередь к дальнейшему совершенствованию мастерства, освободив расчет и орудия от несения внутренней и караульной службы». Радость переполняла сердце: мой расчет, мое орудие будет защищать честь 23-го гвардейского, Васильковского, дважды Краснознаменного ордена Суворова мотострелкового полка, с которым я прошел боевой путь от Львова до Праги. Защищать буду не только честь полка, но и всей 7-й гвардейской Киевско-Берлинской ордена Ленина танковой дивизии!
Весь сентябрь наш расчет выезжал за пределы городка, где упорно тренировался в заезде на огневую позицию, приведении орудия к бою и снятии с огневой позиции. Действия каждого члена расчета были доведены до автоматизма. Но мы все тренировались и тренировались… Наконец, стало известно, что всеармейские стрельбы начнутся с 15 октября. В них будут участвовать: орудия 57 мм, 76 мм, 120 мм; танки Т-34 и «ИС»; самоходные установки 76 мм, 85 мм и 120 мм, а также реактивные установки «Катюша», то есть все виды артиллерии, имеющиеся в 3-й танковой армии. Начнут соревнования пять 57 мм орудий: по одному от дивизий и от отдельного истребительно-противотанкового полка. Орудийным расчетам на исходный рубеж прибыть 14 октября в сопровождении командира батареи. Стрельба будет проводиться по двум целям: подвижной и неподвижной. Количество снарядов — шесть, по три на цель.
И вот наступило 14 октября. Наше орудие направляется в район стрельб в полной боевой готовности. Настроение приподнятое — мы готовы! До пункта сосредоточения предстояло совершить путь около ста километров.
Через три часа мы были на месте. Там уже находились два орудия наших соперников: от шестой танковой дивизии и 9-й механизированной дивизии. Через некоторое время подъехало орудие истребительно-танкового полка. Мы поприветствовали друг друга, но в разговоры не вступали. Я приказал расчету отцепить орудие, откатить его в сторону, где просматривалась местность примерно до километра. Надо было проверить прицельные приспособления. Проверив, что надо, орудие прицепили. Моему примеру последовали другие расчеты. Тогда я распределил дежурство у орудия, чтобы дежурные не отходили от прицела ни на шаг. Вдруг кому-то из соперников по соревнованиям вздумается облегчить себя или подпортить прицельные приспособления у соседа. Всем расчетам были отведены комнаты для отдыха.
Примерно через час появился один из руководителей стрельб — подполковник. Они приказал расчетам построиться и подробно рассказал о соревнованиях и тех условиях и действиях, которые будут оцениваться. Это: выход на огневую позицию и приведение орудия в боевое положение. После того, как командир доложит: «Орудие готово», проверяющие оценят действительную готовность орудия к стрельбе и дадут команду: «Танки!». С этого момента засекается время, израсходованное на стрельбу и до момента ухода с огневой позиции. Орудие должно поразить две цели: подвижную и неподвижную, расход снарядов — по три на каждую цель. Далее учитывается: действие командира на всех этапах, в том числе четкость и ясность команд, их громкость. Кроме того оценивается составление командиром расчета карточки противотанковой обороны. И последнее — самое главное — это информация о результатах стрельбы. По всем этим показателям и будет выводиться итоговая оценка орудийному расчету.
Подполковник пригласил командиров орудий и повел на полигон для рекогносцировки местности. Указаны были ориентиры, откуда и как будут двигаться макеты танков, где находятся неподвижные цели. Каждому орудию надо уничтожить правую цель. Мы вернулись к орудиям, на полигон никого не пускали — был поставлен часовой.
Стало вечереть. Расчет поужинал сухим пайком и пошел отдыхать в свою комнату, у орудия остался часовой. В девять часов утра все расчеты доложили о готовности к стрельбам. Руководитель стрельб указал район сосредоточения и установил порядок выхода орудий. Первым выходит орудие 6-й танковой дивизии, вторым — орудие 7-й, третьим — орудие 9-й механизированной дивизии, четвертым — первого дивизиона истребительно-противотанкового полка, пятым — орудие 2-го дивизиона. Через несколько минут орудия выйдут на исходный рубеж, а оттуда по сигналу ракеты расчет помчится на огневую позицию. Еще вечером, когда легли отдыхать, я много раз проигрывал, как будет действовать расчет и как стрелять по подвижной цели? Брать ли упреждение или не брать? Макет танка имеет длину около 3,5 метра. Будет двигаться быстрее, чем идет человек, который идет со скоростью 4,5-5 километров в час, а значит, танк будет двигаться со скоростью около 10 километров в час, это за одну секунду около трех метров. Если не взять упреждение. Какое? Если взять упреждение в один танк, это примерно 3,5 метра, а танк пройдет за секунду, пока летит снаряд около трех метров, то снаряд пролетит впереди танка. Значит, надо брать упреждение только полтанка и тогда снаряд и мишень столкнутся. Все эти вечерние размышления пронеслись у меня сейчас перед стрельбой. А еще я заметил во время рекогносцировки, что неподвижных мишеней не пять — по количеству орудий — а девять или десять. Говорю наводчику: если останется хоть один снаряд от стрельбы по неподвижным целям, будем бить опять по второй правой. Ждем сигнала. В небо полетела зеленая ракета. Расчет и орудие шестой дивизии мчатся на огневую позицию. Через минуту машина от них возвращается. Разворачивается и ждет очередного сигнала. Через несколько минут звучат пять выстрелов, подан сигнал, и машина устремляется на огневую за орудием. Я подаю команду: «Приготовиться!» Вот взлетела зеленая ракета для нас. Даю команду: «Марш!», и машина на большой скорости вылетает на огневую и делает разворот. Моя команда: «Расцепляй! Орудие к бою». Расчет автоматически работает с бешеной скоростью. С машины сброшены инструменты для укрепления станин орудия и снаряды. Звучит команда: «Машина, в укрытие!» Команды произношу довольно членораздельно и громко, чтобы хорошо их слышали и посредники.
Пока расчет укреплял орудие, я указал наводчику ориентиры и еще раз предупредил, что будем поражать две неподвижные цели. Примерно через две минуты расчет доложил: «Готово!» Я громко докладываю посредникам: «Орудие к бою готово!» Подаю карточку противотанковой обороны. Посредники, проверив орудие, дают команду: «Танки!» Даю целеуказание наводчику: «Наводчик, ориентир четыре, вправо — 30 танки.» Наводчик: «Цель понял и вижу!» Моя команда: «По танку бронебойным, угломер 30-00, прицел 6, упреждение полтанка, наводить в основание». Наводчик дублирует мою команду, чтобы было видно, что он выполняет её. Кричу: «Огонь!» Раздается выстрел. Окидываю взглядом макет. Он качнулся вправо, влево, но пробоины не видно. Соображаю, что снаряд угодил в самое основание. Значит, надо наводить выше… Все это проносится в голове молниеносно. Командую: «Наводчик, наводить в середину! Огонь!» Выстрел. Замечаю в середине макета маленькую дырочку. Тут вижу в бинокль идет второй макет. Раздумывать некогда, надо бить по второму. Командую: «Наводчик, вправо 0-10 второй танк!» Наводчик: «Понял! Вижу!» Кричу: «Огонь!» Звучит выстрел! В бинокль вижу: и у этого макета появилась пробоина. С подвижной мишенью разделались. Даю новую команду: «Ориентир два, вправо 0-20 — ближе 300 метров. Дзот». Наводчик: «Цель понял и вижу». Команда: «По дзоту, гранатой — взрыватель фугасный, угломер 30-0, прицел 8, уровень 0-0, наводить в основание». Наводчик дублирует мои приказы и наводит на цель орудие. «Огонь». Раздается выстрел, и я вижу разрыв. Снаряд чуть-чуть не долетает до цели. Наводим в середину. После выстрела вижу, как вверх летят куски древесины…
У нас есть еще один снаряд, и я командую: «Наводчик, слева 0-10 второй дзот». Распаленный наводчик кричит: «Вижу!» «Огонь!» Орудие пристреляно, цель будет поражена первым выстрелом. Командую: «Отбой!» Флажком вызываю на огневую позицию автомашину. Шофер ждал этой минуты. Машина мчится на огневую позицию. Расчет быстро цепляет орудие, загружается, шофер включает скорость…
Главный посредник по телефону спрашивает результаты стрельбы по танку. Получает ответ: «В мишени две пробоины». Я говорю: «Пусть смотрят и второй макет, я вел огонь и по второму?» Звучит вопрос: «Почему и по второму? А я отвечаю вопросом: «Если бы это был фронт, на тебя идут несколько танков, что делать?» Посредник промолчал и приказал осмотреть второй макет. Оттуда сообщили, что во втором макете есть пробоина. Значит, я тремя снарядами подбил два танка и тремя снарядами уничтожил два дзота. Ухожу с огневой позиции очень довольным… А через несколько минут взмывает ракета и на огневую мчится третье орудие…
Прошло два часа ожидания. Стрельбы закончены. На исходный рубеж приходят руководители стрельб и посредники. Построили расчеты. Руководитель стрельб объявляет результаты. Первое место занял расчет 7-й гвардейской танковой дивизии, 23-го мотострелкового полка, командир орудия младший сержант Горулев Сергей Андреевич… Его орудие шестью снарядами уничтожило две подвижных и две неподвижных цели. Пять прямых попаданий из шести. Командир орудия действовал грамотно и оригинально…
Второе место — орудие ИПТАП первого дивизиона. Уничтожено две цели, четыре прямых попадания. Третье место: орудие 6-й танковой дивизии — уничтожено 2 цели, три прямых попадания. И другие орудия тоже хорошо стреляли — уничтожили по две цели. В общем, молодцы артиллеристы!
Наши сердца были переполнены гордостью за себя и за свой полк — настроение было отличное. Через два часа мы отправились в свою часть. По приезду наша машина по маршруту проезжала мимо штаба полка. Командир батареи говорит: «Штаб еще работает. Машина командира полка тоже здесь. Иди докладывай о своих результатах…» Спрыгнув с машины, я направился к комполка.
Постучал в дверь кабинета. Получил разрешение войти. Вхожу. Волнуюсь. Делаю три строевых шага. Докладываю: «Товарищ полковник, орудийный расчет ИПТБ 1-го батальона отстрелялся отлично, пятью снарядами поразили четыре цели! Заняли первое место. Докладывает командир орудия младший сержант Горулев (Ракитин)».
Командир полка говорит: «Не младший сержант, а сержант. Молодцы, так держать! Вообще-то я знал результат — из штаба дивизии позвонили. Спасибо за службу! Идите отдыхайте, завтра на разводе об этом еще поговорим». Я козырнул, сделал три строевых шага до двери и вышел.
Поставив орудие, мы пришли в расположение батареи, тут команда на ужин. Нас обступили все, кто был в столовой. Поздравляли и обнимали. До батареи тоже дошла весть о наших успехах. После ужина старшина батареи скомандовал нашему расчету: «Отбой!» Мы настолько устали, что сразу же уснули беспробудным сном. На следующее утро командир полка на разводе приказал нашему расчету выйти из строя. Он сообщил полку о результатах всеармейских стрельб. Всему расчету объявил благодарность, а мне объявили отпуск для поездки на Родину — 10 суток. Дал указание начальнику штаба полка отослать в областные военкоматы Благодарственные письма от командования части обо всех членах расчета. Прошло несколько дней. На утреннем разводе был зачитан пришедший в полк приказ по дивизии, в котором говорилось, что мне присвоено очередное воинское звание «сержант» и о награждении знаком «Отличный артиллерист». Вот с такими успехами для меня заканчивается 1947 год, третий год послевоенной службы. В части готовились к демобилизации второй группы солдат и сержантов в этом году, все они были 1920-1922 года рождения. С их отправкой в подразделениях уже будет нехватка личного состава согласно штатному расписанию.
Отношения между нашими войсками и войсками США и Англии не улучшаются. Особенно большие разногласия возникают по будущему устройству Германии. В трех западных зонах — США, Англии и Франции — к власти пришли фактически бывшие нацисты. Зоны оккупации объединились в одну. Она стала называться Бизонией. По сути, это было уже самостоятельное государство. Уже создана и полиция. Не было только армии.
На исходе был ноябрь. Пришел приказ о передислокации нашего полка. В связи с тем, что «холодная война» не затихает, командование группы войск в Германии решает рассредоточить войска по территории. Наш полк переводится в небольшой городок Ютербог. Это от Люббена километров 50-60. В начале декабря мы погрузили имущество на машины, прицепили орудие и колонна 23-го гвардейского Васильковского полка тронулась к новому месту расположения. Через три часа мы были уже на новом месте. Военный городок был небольшой. Помещения в нем были уже подготовлены. Центральное отопление работало нормально. Быстро распределили помещение для подразделений. Ночь мы уже проводили в новых «комнатах». Нашей батарее они достались на втором этаже с окнами на улицу города.
Автопарк и артпарк оказались за пределами военного городка. Создавались неудобства в случае военной тревоги.
Подходит к концу декабрь. Скоро Новый год. Из штаба батальона мне сообщили, что на меня отправили документы на отпуск, но придут они не скоро. Пропуск через границу выдает Москва — Генштаб, а он сейчас загружен выдачей пропусков через границу демобилизованным из Германии.
На исходе январь 1948 года. Служба идет своим чередом. Довольно часто батарея уходит в караул. После последней демобилизации численный состав во всех подразделениях сократился вдвое. У нас, в батарее служат в основном сержанты и солдаты 1924-1926 годов. Рождения ждем пополнения из частей, подлежащих расформированию.
Середина марта. Наступила настоящая весна. Пришли документы на мой отпуск — с 20 по 30 марта. Но меня командиры батареи и батальона отпускают на два дня раньше, так как поезд из Германии идет через всю Польшу до Бреста почти двое суток. Он как бы полутоварный полупассажиркий. И от Бреста до дома добраться — уйдет около трех суток. Таким образом, половина отпуска уйдет на дорогу в один конец и столько же — обратно, а дома побыть и не придётся. Поэтому комбаты решили, что отпуск начнется с Бреста. 20 марта я пересек границу и сел в поезд Брест-Москва. 24 марта проехал Смоленск и слез в Вязьме. В Калугу и на свою станцию Полотняный Завод решил ехать не через Москву, а с Вязьмы пригородными поездами. Думал выиграть сутки, но, оказалось, что потерял целые сутки, так как прямых поездов не было с Вязьмы до Калуги, а с пересадками приходилось по многу времени ожидать. Приехал на свою станцию Полотняный Завод 23-го марта, а дальше предстояло совершить «путешествие» к родной деревне в двадцать километров. Снег растаял, всюду ручьи и лужи. Но на мне были добротные яловые сапоги, и вода была не страшна. Прошагал я семь километров за полтора часа, дошел до реки Угры. Она гуляла по всей пойме, ширина более километра. По ней плыли льдины, самый ледоход. Все! Переправиться невозможно. Надо отправляться назад и в Калугу. Хорошо, что у меня там живет дядя. Приехал в Калугу. Здесь величественно разлилась Ока, по реке тоже шел ледоход. Пробыл в Калуге двое суток. За это время вода стала потихоньку спадать. На Угре, значит, её уровень упал еще больше. Надо собираться домой: уже двадцать пятое марта и половина отпуска прошло. Это означало, что прибыв домой я, хорошо, если переночую, и марш — в путь. Что делать? Решил идти в областной Калужский военкомат и просить продлить отпуск хотя бы на пять дней, так как из-за половодья рек не смог попасть домой.
Прихожу в военкомат, прошусь к военкому на приём. Захожу в кабинет, сидит полковник. Взяв под козырек, говорю: «Товарищ полковник, разрешите обратиться!». «Разрешаю». «Товарищ полковник, за отличную стрельбу из орудия мне предоставили отпуск на Родину. Прошла уже половина отпуска, а я не могу добраться до дома в Дзержинском районе из-за разлива реки Угры. Прошу продлить мой отпуск хотя бы на пять дней».
Полковник заинтересованно: «Как твоя фамилия, сержант?» «Сержант Горулев (Ракитин), товарищ полковник». «Так вот ты какой, наш герой! Нам прислали из части письмо с описанием твоего подвига, и мы сообщили на родину. Давай свои бумаги». Полковник осмотрел отпускной и пропуск через границу и говорит: «Я бы тебе продлил отпуск и на десять суток, я имею такое право, но у тебя резерв времени только семь суток, иначе не пропустят через границу, поэтому я продлеваю тебе отпуск на эти семь суток, но, смотри, не опоздай…»
Продлили отпуск, поставили печать. Я встал, поблагодарил полковника и хотел уходить, но он остановил: «Подожди минутку». Берет телефонную трубку и звонит в мой Руднянский сельсовет. Спрашивает человека на другом конце провода, как Угра, можно ли на лодке переправиться? Ответили, что сегодня уже пробовали, пока трудновато плавать. Завтра будет лодка курсировать от берега до берега. «Ну вот, сержант, завтра и поезжай. Желаю успеха!» Я козырнул и вышел…
Наконец-то прибыл в свою деревню! Пожил дома шесть суток. Походил по окрестностям. Не был здесь с весны 1943 года — целых пять лет! На довоенную деревню она не была похожа. После пожара зимой в январе 1942 года половина деревни так и не восстановилась. Молодых людей, 1924-1928 годов рождения, дома не было: как отправили летом 1942 года в школы ФЗО, так они и не вернулись. Другие парни в армии, а девчата, наверно повышли замуж. Деревня уже тогда начала вымирать. Дни пролетели быстро — надо отправляться в свою часть, чтобы пересечь границу за сутки до окончания действия пропуска. Обратно поехал через Москву. Границу пересек за сутки до окончания пропуска. В части был вовремя. Теперь можно было продолжать службу.
Вскоре после возвращения из отпуска меня вызвал к себе заместитель командира полка по политработе (замполит) подполковник Стоноженко. Когда я доложил ему о своем прибытии, он показал на стул и сказал: «Садись, сержант, я вызвал тебя вот зачем. Ты — лучший командир орудия не только в полку, но и в дивизии. Не все же время тебе быть командиром орудия, будем тебя продвигать по службе, ведь в запас скоро уйдут сержанты и старшины 1923-1924 годов рождения. Политотдел полка решил направить тебя в вечернюю дивизионную партийную школу, чтобы тебя политически подковать. Занятия там начнутся в мае. Продолжительность учебы один год. На занятия будешь ездить раз в месяц на два дня. Согласен ли ты? Подумай…». Я несколько минут подумал и ответил, что согласен.
Через неделю с направлением политотдела полка я поехал в политотдел дивизии, где начинала работать дивизионная вечерняя партшкола. Прозанимавшись в ней два дня, я вернулся с свою часть с удостоверением, что являюсь слушателем ДПШ — это для того, чтобы в пути случайно не остановили патрули из комендатуры. В дивизионной партшколе мы стали изучать четыре предмета: партийные органы и их работа в Вооруженных силах СССР, историю партии, историю СССР, экономику и географию СССР. Учиться в ДПШ мне нравилось. С удовольствием слушал лекции, производил записи, читал рекомендованную литературу.
В середине лета до нас дошли слухи, что в СССР испытали первые атомные бомбы по мощности превышающие американские, сброшенные на Японию. Эту новость услышали некоторые офицеры из сообщения «Голова Америки». После этого англо-американская пропаганда стала стихать. В июле во время занятий в ДПШ, мы задали вопрос об этом старшему офицеру. Начальник партшколы ответил уклончиво, что нет официальных сообщений об этом. Скорее всего, наши бомбы испытаны, поскольку советские ученые уже несколько лет работают над этой проблемой…
29 августа 1948 года, получив армейскую газету «За нашу Родину», мы увидели на первой странице в траурной рамке портрет бывшего нашего командующего армией маршала бронетанковых войск Павла Семеновича Рыбалко и сообщение, что 28 августа 1948 года после тяжелой продолжительной болезни в возрасте 54 лет ушел из жизни командующий бронетанковыми войсками СССР, дважды герой Советского Союза Маршал бронетанковых войск, депутат Верховного Совета СССР Павел Семенович Рыбалко. Мы скорбели о ранней смерти любимого командира.
В сентябре пришло постановление правительства «О демобилизации сержантов и солдат 1923-1924 годов рождения и о призыве на военную службу противников 1928 годов рождения». Целые четыре года не было призыва: молодые люди 1927 года рождения были призваны осенью 1944 года. После получения данного постановления, меня назначили старшиной батареи. Я догадывался, что так будет. С ведением документации старшины я был уже знаком. После возвращения из отпуска, старшина мне стал давать поручения проводить в книге учета накладные на получение или сдачу имущества, поручал иногда составлять строевую записку и относить в штаб. Все, видимо, было обговорено с командиром батареи во время моего отпуска, а тут еще направили в ДПШ учиться. Итак, с сентября 1948 года я старшина батареи. Довольно ответственная должность. Вместо одного расчета в моем подчинении теперь целая батарея из четырех расчетов. А сколько разного имущества как боевого, так хозяйственного и бытового! Надо быть на высоте, оправдать доверие. Доверие, конечно, завоевывается личным авторитетом и примером. Как командир орудия, отличный артиллерист, я имею хороший авторитет. Он поможет мне и приобрести авторитет старшины. Но надо, конечно, подавать личный пример во всем, строго выполнять свои обязанности по отношению к личному составу и к командирам орудий, не допускать с ними из-за бывшего товарищества панибратства, обязательно присутствовать утром во время подъема личного состава. Я быстро усвоил, что не следует разговаривать на повышенных тонах и с раздражением. Я очень не любил, когда командиры кричат на своих подчиненных, поэтому считаю, если люди стоят в строю, то говорить с ними надо обязательно спокойно, чтобы расположить к себе собеседника. Все это продумывая, я вспоминал психологию и педагогику, которые проходил до армии, обучаясь в педтехникуме. Ведь, по сути дела командир в армии — это такой же учитель в школе, только здесь ученики — взрослые люди. Вначале было страшновато — как бы не противопоставить себя против личного состава батареи, но постепенно сложилось все хорошо и командиры орудий, бывшие мои товарищи, стали обращаться ко мне, называя без всякого подхалимства «товарищ старшина». Школьная тенденция быть лучшим в классе, сохранилась у меня и в армии. Когда я был в учебном полку курсантом, я стремился быть лучшим во взводе, а прибыв на фронт в 23-ю гвардейскую бригаду, я стремился быть лучшим наводчиком в батарее. Потом я стал лучшим командиром орудия. И вот я старшина батареи. Я поставил цель, чтобы быть в числе лучших старшин части. Для этого нужно, чтобы у тебя был прекрасный авторитет среди подчиненных. Еще, будучи командиром орудия, я в любую минуту мог ответить, где находятся члены моего расчета. Ни один из них не покидал пределы расположения батареи, не доложив или не спросившись у меня. Теперь я решил проверить, а как обстоит дело с этим в батарее. Я приказал построить во время личного времени то один, то другой, то третий расчеты. В строю оказывалось вместо пяти два-три человека, а то и один. Задаю вопрос командиру орудия: «Где твои люди?» В большинстве случаев командиры не могли ответить, где находятся в данный момент члены его расчета. Тогда я на четвертый день на утреннем осмотре объявляю результаты трехдневной проверки и говорю следующее: «Мы находимся за пределами страны с целью охранять и отстаивать независимость нашей страны, великой Родины. Мы почти четыре года проливали кровь, чтобы изгнать и уничтожить захватчиков. Сейчас обстановка в мире напряженная. Может всякое случиться в любую минуту — нас поднимут по тревоге, а где находится личный состав батареи, ни командиры орудий, ни я не знаем. Что делать? Поэтому приказываю: покидать расположение батареи, отлучаться из её пределов можно только с разрешения командира орудия. Выходить за пределы батальона в библиотеку, клуб, в военторг, на стадион только с моего разрешения. Я буду проверять. Всем понятно? Недружный ответ: «Понятно…»
«Я вижу, что не всем понятно. Еще раз спрашиваю: «Всем понятно?» На этот раз мои товарищи по оружию дружно, хором ответили: «Понятно, товарищ старшина!». «Хорошо, батарея. Разойдись!»
После этого я почти всегда знал, где находится личный состав и держал этот «момент» под постоянным контролем.
В конце декабря в полк и нашу батарею прибыло пополнение из числа новобранцев. Это были двадцатилетние парни 1928 года рождения. 1927 год был призван в конце 1944 года, а через пять месяцев война закончилась и в пополнении армия с 1945 года уже не нуждалась. Более того, необходимо было многомиллионную армию сокращать. Пришедшие ребята рослые, но почти все малограмотные. Это дети войны. Перед войной, в 1941 году им было только 12-13 лет. Все они были из центральных областей, которые летом и осенью 1941 года были оккупированы немцами. После оккупации в 1942-1943 годах, они пошли работать в колхозы, на фабрики и заводы, так как всюду не хватало рабочих рук. Так и остались они с 4-5 классами образования. Началась для них учеба и военная жизнь. Давалась она довольно трудно уже сложившимся мужчинам. Многие были женатые и привыкать к подчинению и выполнению приказов им было трудно, особенно если что было не по душе, не нравилось. У меня в батарее между командиром орудия и одним призывником из курской области Синельниковым Николаем Петровичем произошел конфликт, выразившийся в отказе выполнить приказание. Молодой командир орудия младший сержант Протоваров приходит ко мне и докладывает: «товарищ старшина, рядовой Синельников отказался выполнять приказание». Я попросил командира орудия объяснить все подробно и по порядку. Тот рассказал, что его расчету подошла очередь убирать умывальную и туалетную. Этим заниматься он назначил Синельникова. Тот начал пререкаться: говорит, умывальник уберет, а туалет не будет. «За пререкание я дал ему наряд вне очереди. На следующий день я заставляю Синельникова отрабатывать наряд, а он опять перерваться. Назначаю ему наряд уже за пререкание. На третий день я его посылаю отрабатывать второй наряд вне очереди, он опять пререкаться… В конце концов он заявил: «Давай хоть сто нарядов, я выполнять их не буду. И никуда не пойду! Сел и сидит в комнате…»
Да, задача! Такого у нас в батарее никогда не было. Пару минут я подумал и решил попробовать уладить конфликт без командира батареи. «Хорошо, младший сержант, понятно все», — говоря, — иди, пришли ко мне Синельникова, нового уборщика пока не назначай». Через несколько минут приходит Синельников и докладывает: «Товарищ старшина по вашему приказанию рядовой Синельников прибыл». Чувствуется, что волнуется. Волнуюсь и я. Надо повести разговор с солдатом, чтобы не озлобить его еще больше… Сдерживая себя, чтобы не повысить голос, говорю: «Садись, рядовой Синельников, я знаю, что зовут тебя Николай Петрович, что ты из Курской области, а больше ничего не знаю. Я должен все знать о своих подчиненных…». Солдат от удивления приоткрыл рот. Он ожидал, по видимому, взбучку, а тут ему предлагают сесть и рассказать о себе. Естественно, он пока молчит, не знает что рассказывать.
Я продолжаю:
— Где живешь — в деревне или в городе?
— В деревне. Деревня наша большая — двести домов.
— Где работал?
— В колхозе трактористом.
— Кто в доме? Какая семья?
— Дома мать, жена и ребенок, сыну скоро будет год».
— А где отец?
— Отец погиб на войне.
— Есть ли дома хозяйство, и какое?
— Держим корову, телка двухлетка, теленка, двух поросят, десять овец…
— Кто же в доме хозяин, ведет хозяйство, за все отвечает?
— «Хозяином в доме был я. Все делалось в хозяйстве, что скажу я…
Тут я заметил, что у Синельникова окреп голос, по всей видимости, он действительно хороший хозяин! Мне это на руку.
— Так, Синельников, ну а если твои домочадцы не выполнят твои указания, ну, скажем, жена сообщит, что не пойдет в колхоз и откажется делать другие дела? И все будет делать по-своему?
— Я тогда накажу её. — Тут он сжал кулак, — А может, и…
Не сказал, что побью, но кулаком помахал.
— Так, Синельников, я вижу что дома ты был строгим и успешным хозяином.
— Так точно, товарищ старшина, я люблю порядок.
— Синельников, а еще я понял, что ты любил добиваться поставленной перед тобой цели…
— Да, товарищ старшина, если я что задумал, то стремился это выполнить…
— Рядовой Синельников, вот ты говоришь, что дома требовал от семьи, как хозяин, выполнения своих указаний, а как объяснить, что ты не выполняешь требования Устава Советской Армии и приказаний своего командира орудия? Как же это так?
И тут мой собеседник сразу сник, опустил голову и замолчал.
— Так что же ты молчишь, рядовой Синельниково?
— А что же он посылал меня три дня подряд, а других из расчета не трогал?
— И кто это — он?
— Командир орудия, младший сержант Провоторов.
— А у меня, Синельников, совсем другие сведения. Давай-ка разберемся. Командир орудия тебя назначил на уборку только один раз — в понедельник. Но ты вместо того, чтобы выполнить приказание, вступил с командиром орудия в пререкание и за это получил наряд вне очереди. Во вторник тебя послали уже отрабатывать наряд вне очереди, а ты опять это воспринял по-своему. И, наконец, ты совсем отказался выполнять приказ командира орудия! Так, где же три дня? Один! А наряды вне очереди — это наказание за нарушение Устава. А то, что ты совсем отказался выполнить приказание, — это уже тяжелое преступление. За него ты подлежишь аресту. Вот я и думаю, рядовой Синельников, самому мне наказать тебя на всю катушку или утром доложить командиру батареи, чтобы он побольше дал нарядов, чем я?!
Тут мой собеседник совсем сник, его прошиб пот. Он приподнял голову и еле слышно проговорил:
— Товарищ гвардии старшина, не арестовывайте меня, простите меня, пожалуйста, я больше не буду так делать!
— Что не будешь делать?
— Не буду больше пререкаться, не арестовывайте меня, простите, пожалуйста!
Я посмотрел на вспотевшего солдата, немного подумал и говорю:
— Ладно, Синельников, пока не буду арестовывать тебя, посмотрю, что ты дальше будешь делать… Сейчас пойдешь к командиру орудия, попросишь у него прощения за пререкания. Отработаешь вчерашний наряд вне очереди, а потом посмотрим… Понятно все?
— Понятно, товарищ гвардии старшина!
— Тогда иди и попроси командира орудия прийти ко мне.
Солдат строевым шагом вышел от меня. Пришедший командир орудия доложил, что Синельников попросил прощения и сам пошел на уборку туалета.
— Поступим так, — говорю я, — если он завтра сам подойдет к тебе и скажет, что готов отработать наряд, можешь на свое усмотрение его отменить.
На другой день командир орудия отменил наряд. Это подняло его авторитет: значит, командир не только может наказать, но и помиловать, а Синельников два дня в строю на утреннем осмотре стоял с опущенной головой — видно, все думал, что я доложу командиру батареи. На третий день, как только я распустил строй после утреннего осмотра, Синельников подошел ко мне и говорит: «Спасибо, товарищ гвардии старшина!» Козырнул и молча отошел. Вот так я разрешил конфликт без помощи командира батареи. Синельников же стал совсем другим человеком: исполнительным, обязательным. Повысился и мой авторитет в батарее.
Одновременно с привитием новобранцам требований дисциплинарного характера нужно было ломать их отношение к своей внешности, подтянутости, выработке стройности. Наиболее трудно давалась выработка подтянутости, чтобы поясной ремень не свисал и не болтался. Молодые солдаты не хотели туго подпоясываться, они привыкли за двадцать лет к свободной одежде, поэтому я больше действовал не словами, а личным примером. Утром во время осмотра, обойдя строй, я останавливался перед солдатом, у которого свисал поясной ремень, и говорил: «Дай-ка свою руку». И заставлял его двумя пальцами подсунуть мне под ремень. Солдат видел, как туго у меня подпоясан ремень и говорил: «Понятно, товарищ гвардии старший сержант», быстро снимал с себя ремень, подтягивал пряжку и подпоясывался. Через два-три дня он привыкал правильно носить ремень.
Прошел месяц с тех пор, как прибыло пополнение «детей войны». Они стали походить на настоящих воинов, и я стал задумываться, как организовать в батарее досуг личного состава, чтобы ребята не скучали, и тогда будет меньше всяких нарушений. Еще будучи командиром орудия я в неделю два-три раза со своим расчетом уходил в спортзал или на спортивную площадку и там по очереди занимались то на одном, то на другом спортснаряде. Такие занятии помогали укреплению общего физического состояния. И вот я решил заниматься таким образом со всей батареей, тем более, что молодое пополнение не могло подтянуться на перекладине более пяти раз. Но одним спортом заниматься каждый день невозможно — это быстро надоест. И я решил приучить своих солдат к чтению книг, тем более, что они были малограмотны. Параллельно с этим стали организовывать турниры по шашкам и шахматам и регулярно слушать музыку. В этом деле помогал один солдат, который приобрел аккордеон, целую кучу нот, песенники. Он обычно выбирал укромное место и разучивал на аккордеоне то песню, то отрывок из оперы, готовясь после демобилизации уйти в филармонию. Я его стал приглашать к себе в каптерку поиграть. Он делал это с удовольствием. Тогда я решил: пусть играет для всей батареи!
Ходить в спортзал или на спортплощадку ребятам не понравилось. А как заставить читать книги, газеты, журналы? Приказание здесь не годится, личный пример — тоже. Как же быть? И я решил сперва пересказать батарейцам несколько интересных, на мой взгляд, произведений. Начал я с «Метели» Пушкина. Бойцы с удовольствием слушали — им понравилось. Через день подходит ко мне сержант Провоторов и говорит: «Товарищ гвардии сержант, батарея хочет, чтобы вы еще что-нибудь рассказали». «Хорошо», ответил я. Решил пересказать им повесть Куприна «Олеся». Рассказывал её в два приема. Её слушали с еще большим вниманием. Через два дня я пришел в батарею с довольно толстой книгой «Угрюм-река» Шишкова, и предложил прочитать её вслух коллективно (естественно, читать должен был я). Все согласились. И стали внимательно слушать мое чтение. Читали эту книгу четыре недели, а затем её обсудили. После этого многие из солдат потянулись в библиотеку полка и стали читать книги уже самостоятельно. Так моя цель была в основном достигнута.
Шла к концу зима. Вот наступила и весна 1949 года. Подходил к концу учебный год в дивизионной партийной школе. Я начал готовиться к выпускным экзаменам. Первые два экзамена: историю партии и историю СССР, сдавать будем в апреле. Где-то в середине месяца, во время личного времени солдат, в батарею пришел командир батареи. В казарме стояла тишина. В спальных комнатах жили по три-четыре человека. Ребята писали письма, но большинство находились в Ленинской комнате — сидя за столами, читали книги. Несколько человек играли в шахматы. Дежурный по батарее доложил, что личный состав занимается личным временем. Комбат заглянул в одну, другую спальные комнаты и, не обнаружив там личного состава, удивленно спрашивает дежурного: «Где же личный состав? Какими личными делами люди занимаются?» Дежурный указал на Ленинскую комнату. Командир батареи подошел к двери и прислушался. Стояла тишина, никто не разговаривал. Он открыл дверь. Сразу отметил, что на него никто не обратил внимание. Тогда, не заходя в комнату, закрыл её и пришел ко мне в каптерку. Я готовился к экзаменам. Войдя, комбат с ходу спросил:
— Старшина, ты что, волшебник? Как тебе удалось всю батарею посадить за книги?
Я оторвался от чтения, заложил закладку и закрыл книгу. Это был «Краткий курс истории ВКП (б)». Повернулся к командиру батареи и говорю:
— Нет, товарищ старший лейтенант, я не волшебник, но старюсь им стать…
— Как это, расскажи.
— Я до войны два года проучился в педагогическом техникуме на учителя, а учитель для учеников всегда является волшебником… В армии солдаты для командира тоже ученики, а значит, командир, для солдат — учитель… Вот я и стараюсь, как Вы говорите, быть для них волшебником…
— А почему, старшина, ты мне о себе ничего не рассказывал?
— А потому, товарищ старший лейтенант, что за два года Вы ни разу со мной не побеседовали…
— Да, старшина, видимо, я плохой комбат, что ничего не знал о своем первом помощнике — старшине батареи… Да ладно, мы еще поговорим, извини, что оторвал тебя от занятий, тебе ведь скоро сдавать экзамены. Если нужна какая-нибудь помощь, обращайся — помогу!
Прошло несколько дней, и я сдал первые два экзамена в ДПШ на «отлично». Через месяц на следующем сборе сдал последние два экзамена, тоже на «отлично». 25 мая 1949 года начальник политотдела дивизии полковник Иванов вручил нам свидетельства об окончании дивизионной партийной школы. При этом сказал, чтобы мы больше использовали полученные знания в деле политического образования и воспитания сознательной дисциплины у своих подчиненных — солдат и сержантов.
После окончания политшколы у меня больше стало свободного времени для общения с личным составом батареи. Помня наказ начальника политотдела дивизии, я стал через день-два проводить политинформации. Говорить было о чем. Шел четвертый год выполнения пятилетнего плана «Восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства СССР» на 1946-1950 годы, который был принят на сессии Верховного Совета СССР в феврале 1946 года. Исполнилось четыре года Победы над Германией. Разрушенное войной народное хозяйство на оккупированных районах в основном было восстановлено. В стране развертывались грандиозные стройки. Началось строительство Куйбышевской гидроэлектростанции на Волге, строительство Волго-Донского канала, борьба с засухой и создание полезащитных полос. По каждой такой теме можно было провести десятки бесед. В печати появились сообщения об изыскательных работах по переброске части воды из рек, текущих на север, в южном направлении, и так далее…
Когда я проводил одну из таких бесед, в аудиторию вошел командир батареи послушать, как я веду разговор с личным составом. Когда я закончил, он говорит:
— Слушай, старшина, у тебя теперь знаний по политчасти больше, чем у командиров взводов. Следующие политзанятия с батареей проводить будешь ты.
Конечно, первое занятие со всей батареей было страшновато проводить, и я к нему тщательно готовился. Прошло оно на хорошем уровне. После лекций комбат сказал: «Молодец!»
Слухи о моих успехах в политической агитации дошли до заместителя командира батальона, он попросил провести ряд занятий в пулеметной и минометной ротах. С тех пор я стал как бы нештатным пропагандистом в своем батальоне.
После этих выступлений в других подразделениях батальона мой авторитет настолько возрос, что меня стали приветствовать сержанты и солдаты как важного штабного офицера. В середине лета 1949 года мне присвоили звание «старший сержант». Это звание стало соответствовать должности старшины. Незаметно пролетело лето. Осенью 1949 года отправили в запас рядовой и сержантский состав 1925 года рождения. Примерно через месяц к нам пришло пополнение взамен демобилизованного. Это уже были призывники 1929 года рождения. Им тоже было по двадцать лет. Начинался опять трудный период учебы, чтобы этих новобранцев сделать настоящими солдатами Советской Армии.
В ноябре 1949 года по ходатайству замполита батальона мне предоставили очередной отпуск на Родину. В начале февраля 1950 года пришли документы на мой отпуск и пропуск через границу, я отправился в Союз. Дорога от Бреста (границы) была знакома, и через двое суток я был уже дома. В деревне отдыхал шесть суток и уже не очень охотно отправился в свою часть дослуживать срочную службу — было точно известно, что 1926 год рождения будет демобилизоваться осенью 1950 года.
Холодная война между СССР и США с Англией продолжалась, но напряжение несколько спало, когда в 1949 году было официально объявлено, что Советский Союз имеет атомное оружие (монополия США на атомное оружие ликвидирована).
Конец 1949 года был знаменателен тем, что на территории Германии образованы были два самостоятельных государства. Союзники — США, Англия и Франция — создали из своих зон государство, к которому они шли несколько лет, — Федеративную Республику Германию. Примерно через месяц в нашей зоне оккупации была создана Германская Демократическая Республика. Она взяла курс на социалистическое развитие.
Приехал из отпуска. Началась опять военная жизнь по обычному военному распорядку. Уезжал из дома — была еще обычная русская зима с февральскими морозами и метелями, а здесь в Германии началась весна, на деревьях набухли почки. Незаметно прошли март и апрель. Исполнилось семь лет моей военной службы. Из них пять лет я нахожусь за пределами своей Родины.
С наступлением весны начинается подведение итогов зимне-весенней военной подготовки подразделений. В мае прошли батальонные учения, в июне — полковые, в июле — дивизионные. Ближе к осени состоялся последний этап учений — всеармейские.
Последнее лето моей службы стало для меня периодом колебаний и поисков — кем стать? В июле 1950 года в часть пришло постановление правительства о том, что сержантам, участвовавшим в боях на фронте, награжденным орденами и медалями и желающим служить в армии, могут присвоить звание младший лейтенант. Когда я узнал об этом, то решил остаться в армии в качестве офицера, так как уже привык к военной службе. Гражданской же специальности у меня еще нет. После демобилизации, надо еще два-три года учиться… Я и еще три сержанта из нашего батальона решили стать младшими лейтенантами. Но затем, поразмыслив, я решил этого не делать: «Хорошо, — подумал я, — присвоят мне звание младшего лейтенанта, но военного образования у меня нет, значит, я буду неполноценным офицером!». И я отказался от офицерской службы.
Прошли июнь и июль. В августе пришло постановление правительства о демобилизации 1926 года рождения. Стали и мы готовиться к демобилизации. В сентябре на трех сержантов пришел приказ о присвоении им звания младший лейтенант, и я опять оказался в раздумье. К тому же после этого меня к себе вызвал заместитель командира полка по политчасти подполковник Стоноженко и предложил остаться на сверхсрочную службу до весны на должности офицера. Весной же можно поступать в военное училище. Ему все-таки хотелось, чтобы я остался служить в армии. Я сказал, что подумаю и через день сообщил, что решил демобилизоваться. Забегая вперед скажу: после демобилизации через три года я окончил педагогический техникум и стал только учителем начальных классов. Я потужил, что не остался на сверхсрочную — к этому времени я бы закончил военное училище и стал бы настоящим лейтенантом… Готовясь к демобилизации я подготовил себе замену на должность старшины батареи. В конце ноября под звуки марша «Прощание славянки» нас отправили на железнодорожную станцию для того, чтобы уехать на «большую» Родину».
Итак, прощай, армия! Я уже нахожусь в вагоне, через некоторое время поезд повезет нас через Германию и Польшу к государственной границе Советского союза. Я прослужил в твоих рядах, наша легендарная и непобедимая Советская Армия, восемь лет и семь месяцев. Почти восемь лет — лучших молодых лет — были отданы артиллерии. За эти годы я прошел путь от рядового красноармейца в 1943 году в запасном полку до командира боевого орудия, а затем и старшины истребительно-противотанковой батареи 23-го гвардейского Васильковского дважды Краснознаменного мотострелкового полка 3-й гвардейской танковой Армии. Я стремился везде быть лучшим, и это мне удавалось. А теперь я покидаю тебя, армия, и отправляюсь в гражданскую жизнь. Что меня там ждет? Не знаю! Конечно, будут большие трудности. Ведь я еще не имею гражданской специальности. Нужно будет многому другому еще учиться. Может быть, еще не раз потужу, что не остался в твоих рядах, наша армия, и не связал с тобой свою жизнь навсегда. Ну что делать: что сделано, то сделано, мне грустно покидать армию, своих товарищей…
Германия. г. Виттенберг,
29 ноября 1950 года.
Фронтовики-однополчане.
ОТ АВТОРА. Прошло много лет с тех пор, как я отслужил армию, став гражданским человеком. Я многого достиг и в гражданской жизни. Был много лет директором восьмилетней, средней школы. Через мои руки прошла не одна сотня учеников, но про армию я не забываю. Я действительно, и сейчас, находясь уже много лет на пенсии, сожалею, что не остался в армии. К сожалению, в советской армии к девяностым годам сложилось такое позорное явление как «дедовщина», когда старослужащие солдаты и сержанты (командиры отделений или расчетов) обижали, издевались над молодыми воинами, только что призванными в армию. Правда, сейчас с ними повелась настоящая борьба. После войны, в конце 1940 и начале 1950-х годов о таком явлении в армии и слышно не было! Старослужащие солдаты и сержанты, которые стояли на очереди к демобилизации, с нетерпением ожидали молодое пополнение, чтобы научить их премудростям военной жизни, обучить их владеть оружием и передать вахту по защите нашей Родины. А что же теперь?! Ведь армия это главный коллективный орган страны по защите её рубежей! И надо сделать все возможное чтобы «дедовщина» перестала позорить российские Вооруженные Силы!
Я — человек в возрасте. Есть время вспомнить былое и пережитое. Я горжусь тем, что 65 лет назад защищал и освобождал родную землю и Западную Европу от фашизма! Горжусь и тем, что был солдатом советской и русской Армии, покрывшей себя и наши знамена неувядающей Славой!
Но я всегда думаю и говорю сегодня о том, что как бы не была сильна наша страна, она обязательно должна иметь сильную армию, способную дать отпор любому агрессору. Именно с этой позиции защиты горячо любимой Родины — мы и должны воспитывать подрастающие поколения! Поэтому я даже несколько беспокоюсь за то, что мы ослабили внимание к этому важному вопросу — его надо поставить на тот уровень, какой был в Советском Союзе до «перестройки»! Обязательно!
Я люблю родную землю, Хвастовичский край, Колодяссы и Дерминку! Люблю Россию! Очень хочется, чтобы на этой земле были всегда мир и созидание! Не было бы больше никогда распрей и войн! Желаю хвастовичанам всегда быть счастливыми, мирными и работящими. Но порох у нас должен быть сухим!
Счастья вам, люди, на родной земле!
® Журнал «СЕНАТОР». Cвидетельство №014633 Комитета РФ по печати (1996).
Учредители: ЗАО Издательство «ИНТЕР-ПРЕССА» (Москва); Администрация Тюменской области.
Тираж — 20 000 экз., объем — 200 полос. Полиграфия: EU (Finland).
Телефон редакции: +7 (495) 764 49-43. E-mail: [email protected].
Овладев Котбусом, наша армия получила приказ из штаба фронта форсировать последнюю крупную преграду на пути к Берлину — реку Шпрее и наступать в направлении городов Гольсен, Гельтов и выйти на окраину Берлина 21 апреля. Города Гольсен, Барут, Цессен являлись городами — спутниками Берлина, т.е. предместьем города. Они как бы слились в единое городское поселение. Разрывы между ними были в 1,5-2 километра. Городки были застроены загородными одно-двухэтажными красивыми виллами. Это была огромная городская Берлинская агломерация. Для ее обороны немцы стянули более половины всех своих войск. Созданы были мощные оборонительные рубежи. Каждый рубеж состоял из трех-четырех линий обороны. В каждой линии обороны были вырыты траншеи в человеческий рост. Устроены через 100 метров железобетонные доты, закопаны в землю танки. В самом городе каждый дом был превращен в долговременный оборонный пункт. На первых этажах и в подвальном помещении находились автоматчики, на втором и третьем этажах «фолькштурмовцы» с запасом фаустпатронов. На втором и третьем этажах были также установлены и оборудованы пулеметные гнезда. На четвертом этаже затаскивали легкие орудия: это 40 мм или 70 мм пушки. И так по всем улицам, по всему городу. Естественно, сломить такую оборону было очень трудно! Гитлер и его командование надеялись, что преодолевая такую оборону, советские войска выдохнутся, не смогут взять Берлина, как это было с немцами в 1941 г. в Москве и в 1942 г. в Сталинграде, а значит, Германия окажется непобежденной. Гитлеровское командование также питало надежды на то, что и отступить немцам некуда, ведь Берлин — сердце Германии. Позади обороняющихся находились части СС, которые тут же расстреливали своих, кто пытался отступить. При такой мощной глубоко эшелонированной обороне наступающим было нелегко — пришлось немедленно изменить тактику боев в условиях этого города. А именно: танковые армии здесь наступали во взаимодействии с пехотными армиями, т. е. создавались штурмовые группы и отряды в 40-50 человек. В штурмовую группу входило 35-40 пехотинцев, вооруженных автоматами, с запасом ручных гранат; три-пять человек саперов. Им придавались два-три танка и в качестве поддержки — одно 57 или 76 мм орудие. Пехотинцы при поддержке танков, продвигаясь вперед, забрасывали немцев гранатами или уничтожали их автоматным огнем. Тут же они защищали танки от «фаустников».
