РЯДОВОЙ СТРАНЫ СОВЕТОВ

Михаил Александрович подолгу любовался панорамой рабочего поселка. Озабоченно, как цапли у своих гнездовий, хлопотали на новостройках огромные краны. Давно ли был заселен пятиэтажный дом, в котором он живет, а рядом уже выросли другие…
Село Мантурово, всегда тихое, с угрюмцей, взбудоражилось, словно его тряхнул налетевший откуда-то вихрь. Допоздна хлопали калитки, оживленные мужики собирались по избам, дымили махоркой, о чем-то шумно судили-рядили.
Мишка толком не понимал, что произошло. Спозаранку, он выбегал на улицу и таращил на все удивленные, с голубинкой глаза. Все чаще слышалось в разговорах мудреное слово «колхоз». Одни, те, кто ходил в лаптях да в заплатах, произносили его с облегчением, другие, богатеи, цедили его сквозь зубы зло и хрипло, словно в горле застряла кость.
Мишка знал, что за околицей земля не кончается, что там, за горизонтом, есть другие села, есть даже такой город — Питер. И Москва. О них ему рассказывали в школе. Оттуда и докатилась до Мантурова чудотворная сила Октября, всколыхнула сонную жизнь деревни, зажгла искорки в крестьянских глазах.
Однажды, проснувшись, Мишка увидел одевавшегося отца.
— Ничего, жинка, все идет правильно, — бросил он на ходу матери и вышел.
Что он собрался делать?
Мишка юркнул за ним. Из покосившегося сарая отец вывел отощавшую корову, подвязал к ошейнику повод и куда-то зашагал.
С улицы доносились мычание коров, скрип телег. Люди со всех сторон вели скотину, везли сохи, палаты и другой нехитрый бедняцкий инвентарь. Все стекались в одно место. Так становилось явью то, что из уст в уста летало словом «колхоз».
Мишкины родители душой прикипели к новой жизни и чуть свет уходили из дома на коллективный двор. Быстро нашел свой путь и старший брат Иван. Он вступил в комсомол и целыми днями пропадал, как он выражался «по важному делу». От него Мишка услыхал еще одно загадочное слово «раскулачивать».
— Что это «раскулачивать»? — не вытерпев, спросил Мишка. Брат улыбнулся, смерил любопытного взглядом, на минуту задумался. Как объяснить ему, двенадцатилетнему мальчишке, сложность этого понятия? Потом он неожиданно положил на стол увесистый, как кувалду, кулак.
— А ну, разожми.
Мишка поднатужился, засопел...
— То-то, — лицо брата стало серьёзным. — Так и богатеи зажали хлеб и держат, а мы с голоду пухнем. Справедливо это? Нет. Значит, что надо? Разжать кулаки, раскулачить. Сообразил?
Мишка только теперь понял, какой у него смелый брат и представил опасность, которая его подстерегает. Вот почему мать плакала по ночам... С тревогой прислушивалась к каждому шороху, нетерпеливо поджидая Ивана. А кулаки уже мстили, поджигали избы «советчиков», травили скот.
— В переломное время живешь ты, сынок, — говаривал, бывало, Мишкин отец. — Одногодки вы с Советской властью. Жаль, что подсобить ей не можешь. Но подрастешь и поймешь, что к чему.
Текли годы, текли раскованно и бурно, как весенние паводки. Мишка окончил семилетку и после смерти отца, в голодном тридцать третьем, уехал на Донбасс, где в это время работал Иван. Поступил учиться в ФЗО. Здесь и произошла его первая встреча с профессией, потом металлургический завод вручил пропуск и принял в свою родную семью. Вот и дорос он до того дня, когда сам мог «подсобить» стране. И звали его товарищи по-взрослому уважительно.
Всё шло хорошо, слесарил он умело и добросовестно, повсюду чувствовал заботливое участие старших. Но где-то в глубине души теплился уголек тоски по родным местам, по матери. Желание вернуться домой победило, и вскоре Михаил, повзрослевший и возмужавший, уже стоял на пороге родительского дома.
...Послушный «У-2», легко оторвавшись от земли, набирал высоту. Знакомые, и в то же время новые, впервые увиденные с высоты полета дали, когда взгляд схватывает разом и город, и села, и леса, и реки — единую панораму на десятки верст вокруг. Гордость, смешанная с любовью к родному краю, подступает к сердцу. Михаилу на минуту кажется, что это он летит распластав руки, а страна, давшая ему крылья, следит за своим орленком.
«Дать Родине сто тысяч летчиков!» — повсюду звучал в ту пору призыв. В числе первых откликнулся на него комсомолец Михаил Эрденко. Окончив дела, он спешил в аэроклуб. Знания, полученные в аэроклубе, пригодились Михаилу на службе в армии. Он с успехом окончил школу младших авиационных специалистов и был послан на фронт.
Суровые военные годы. Фашисты у стен Ленинграда, того самого города, о котором Михаил с затаенным трепетом слушал в детстве рассказы учителей. С аэродрома, тщательно замаскированного в лесу, на Волховском направлении днем и ночью поднимаются бомбардировщики с красными звездами на крыльях. Днём и ночью, под обстрелом врага, в мороз и непогоду снаряжают их в полет боевые друзья пилотов — техники и механики. Михаилу, как одному из лучших авиационных мотористов, доверен самолет командира эскадрильи. Словно за живым существом, ухаживает Эрденко за машиной, тщательно готовит её к каждому полету.
Однажды флагманский самолет вернулся изрешеченный. Михаил помог командиру выбраться из кабины.
— Да, отлетался я, видно, на нём, — с горечью бросил летчик.
Михаил оглядел израненную стальную птицу и помолчал, а на утро доложил: — Машина готова к полету.
Михаилу особенно запомнился один вечер, когда коммунисты единодушно приняли его в ряды КПСС. А потом перед строем был зачитан указ о награждении Михаила Александровича Эрденко медалью «За боевые заслуги. Чуть позже легла на его грудь и другая награда — медаль «За оборону Ленинграда»...
Поезд шел медленно, то и дело останавливался на полустанках. Тяжело было видеть изувеченную войной родную землю. За окнами проплывали разрушенные города, спаленные села, как шрамы чернели окопы и воронки от бомб.
И дня не усидел дома демобилизованный воин. В армейской шинели пришел он на обувную фабрику. Михаила Эрденко избирают председателем фабкома, а к шестнадцати благодарностям за ратные заслуги присоединяется первая награда за мирные дела — Почетная грамота обкома КПСС за активное участие в восстановлении города Курска.
Но желание быть там, где всего труднее, неудержимо звало его в дорогу. Поманили бескрайние казахстанские степи. Михаил вместе с геологами отправляется на поиски железной руды. Снова жизнь, похожая на фронтовую, кочевая, в палатках, но теперь озаренная мирными восходами, овеянная романтикой напряженных трудовых будней. И кто считал, сколько за шесть лет сделал скважин старший рабочий буровой Михаил Эрденко, сколько раз взлетали вверх шапки в честь найденного подземного клада. А потом Михаил Александрович снова приезжает в Курск и поступает на завод РТИ.
Заботы, заботы, заботы. Едва Эрденко перешагивал порог цеха, как рабочие обступали его со всех сторон, и Михаил Александрович не отмахивался от них. За десять лет на заводе он привык всегда быть в гуще дел и событий.
Когда вышел из строя ведущий вал на рифлёных вальцах, назревала угроза производственному плану.
— Теперь дня три стоять, — удручённо говорили одни. Механик цеха Иван Сергеевич Блохин окинул молчаливым взглядом слесарей-ремонтников, словно оценивав возможности.
— По-моему, осилим.
— Конечно, — решительно поддержал его Михаил Александрович, — не уйдем домой, пока не сделаем.
То были годы Советской власти.
С утра до позднего вечера коллектив механической группы бился над устранением аварии, когда на работу заступила новая смена, ей уже не пришлось простаивать: вальцы, как ни в чем ни бывало, стояли в строю. И лишь по усталым лицам ремонтников можно было представить, сколько энергии и упорства затратили они.
А в том, что ремонт произведен на совесть, никто не сомневался. Ведь вместе с товарищами в нем принимал участие слесарь высокой квалификации Михаил Александрович Эрденко.
…Так шагал по жизни рядовой армии страны Советов Михаил Александрович Эрденко, жил радостями и бедами народа. И остались на долгие годы заметный след его добрых дел и светлая память о ветеране войны и труда.