УЗНИКИ САЛАСПИЛСА

Во время нашего посещения Бухенвальда, стоял март-месяц, очень теплый для этого времени года (в городских парках уже появились первые загорающие). Наслаждались ярким солнцем и мы, но, когда подъехали к воротам лагеря, почувствовали, что всех стало знобить. Внешний мир, как будто нисколько не изменился — также светило солнце, пробовали свои голоса птицы, но всех охватило гнетущее состояние. Мысленно мы представили, как по дороге, по которой ехал наш автобус, брели на работу тысячи заключенных.
Притихнув, мы молча прошли через ворота, с лаконичной надписью «Jedem das Seine» — «Каждому — свое», и оказались на территории лагеря. Если повернуть направо от ворот, то мы увидим трубу крематория, последний приют человека на земле. Слева от входа располагались десятки насквозь продуваемых бараков, в которых жили сотни людей. Вместе со взрослыми здесь содержались 904 ребенка, самому маленькому из которых было всего два года. В одном из бараков мы увидели огромную гору детской обуви. Не у меня одной подступил комок слез к горлу, когда я увидела эти крошечные башмачки…
Между тем, поначалу (1936 год создания лагеря) Бухенвальд считался «исправительным лагерем», здесь содержались инакомыслящие. Среди политических заключенных были члены антинацистских партий, в первую очередь коммунисты и социал-демократы, также члены нацистской партии, обвиненные в серьезных преступлениях.
Первоначально все заключенные подразделялись на четыре группы: политические противники режима, представители «низших рас», уголовные преступники и «неблагонадежные элементы». Ко второй группе относились евреи и цыгане, которые подлежали абсолютному уничтожению. Они подвергались наиболее жестокому обращению со стороны эсэсовской охраны. Все узники концлагерей были обязаны носить отличительные знаки на одежде, в том числе порядковый номер и цветной треугольник на левой стороне груди и правом колене. Заключенные, пытавшиеся совершить побег, носили красно-белую мишень на груди и на спине.
Предназначение лагеря изменилось к середине войны, когда гитлеровская программа уничтожения людей была введена в действие. Слабых и больных сразу же ожидала смерть. Остальных заставляли трудиться на каменоломнях и на оружейной фабрике. Для выполнения тяжелой изнурительной работы необходимо полноценное питание. Обычно же рацион заключенных состоял из мороженой брюквы и капустной баланды. Все это неминуемо вело к гибели.
Бухенвальд — одно из самых жутких мест на земле. Это место, где людей истребляли тысячами (травили в газовых камерах, морили голодом, избивали и заставляли работать до изнеможения). Одним из самых страшных людей лагеря был доктор Ханс Айзеле, ставивший чудовищные опыты над людьми. Для медицинских экспериментов в лагере возводились специальные бараки, в которых медперсонал «работал с человеческим материалом». В Бухенвальде в основном занимались разработкой противотифозной вакцины. Также проводились эксперименты по заражению людей желтой лихорадкой, оспой, паратифом, дифтеритом. И, даже, пересаживали узникам половые органы, якобы для борьбы с гомосексуализмом. Руководили этими опытами штурмбанфюрер СС Шульце и оберфюрер СС Попендик.
Тех, кто не выдерживал нечеловеческих пыток, сжигали в крематории. Позже, когда советские самолеты разбомбили военные заводы, находящиеся близ лагеря, чтобы замести следы, эссэсовцы направляли в крематорий тысячи живых людей. Шесть печей горели днем а и ночью. К ним выстраивалась огромная очередь. У входа в крематорий нацисты сортировали людей: длинные вереницы узников растекались двумя потоками. Поток направо — в крематорий, поток прямо — пока оставляли жить…
Особой жесткостью в лагере отличались супруги Ильза и Карл Кох (комендант лагеря). Кох ввел в обиход тиски для пальцев и клеймение каленым железом. Если мужу доставляло истинное наслаждение измываться над заключенными, применяя к ним поистине средневековые пытки, то его жена «отличалась большей эстетичностью». Она приходила в восторг, натравливая свою свирепую овчарку на беременных женщин или стариков. Особый интерес вызывали мужчины с татуировкой на теле. Ильза разработала особую технологию дубления человеческой кожи, из которой шила, различные, «милые ее сердцу пустячки». Так, особо ей нравились портмоне, сумки, перчатки и абажуры, за что она получила прозвище «фрау Абажур». Я своими глазами видела этот абажур, а также препарированную голову заключенного. Трудно передать мои ощущения, когда я находилась в этом лагере — казалось, что кричат от боли камни. А меня не покидало чувство, что я слышу стоны замученных здесь людей, а также детский плач маленьких арестантов.

Вряд ли я тогда могла предположить, что когда-нибудь мне доведется познакомиться с бывшей заключенной — малолетней узницей концлагеря. Правда, мою героиню содержали не в Бухенвальде, а в Латвии, детском лагере Саласпилс, но режим в нем мало чем отличался от места заточения в Германии.

АНТОНИНА

В Нефтеюганске проживают около тридцати бывших заключенных узников концентрационных лагерей. Ежегодно 11 апреля они отмечают день освобождения узников. У каждого из них сложилась своя судьба, но всех их объединяет память о пережитом ими кошмаре. Показательна судьба Антонины Макухи, бывшей узницы детского лагеря Саласпилс.
На гранитную плиту
Положи свою конфету,
Он, как ты, — ребенком был,
Как и ты — он их любил.
Саласпилс его сгубил.
Детская память цепка. Уж если что зарубцуется, никакими клещами не вытянешь. Тоня пребывала в том нежном возрасте, когда радуешься каждому цветочку, встрече с птичкой, ласковому солнышку. Ей исполнилось два года, когда началась война. Многое осознать она, конечно, тогда не могла, но на всю жизнь запомнила пронзительный свист авиабомб и снарядов, взрывающих деревенскую тишину.
До Красной Слободы, что в Брянской области, немцы дошли спустя год после вторжения в Советский Союз. Расселились по домам. Семью Сластенниковых обошли стороной — слишком шумно там из-за малышей. У Мавры Михайловны и Семена Ильича было одиннадцать детей. Правда, жили с ними только шестеро: старший сын воевал в танковой дивизии, средний ушел в партизаны. Дома остались мал мала меньше. Отца из-за возраста на фронт не взяли, но он, как и многие сельчане ушел к партизанам. Приходил лишь ночью: поесть, захватить с собой провизию — и вновь в Брянский лес.
Жизнь при немцах, конечно, не сулила ничего хорошего. Люди жили в постоянном напряжении, в ожидании побоев и гибели. Посовещавшись, семья решила уйти с отцом в лес, где уже жили десять семей. Ночевали в шалашах. Холодно, мокро. Тоня зачастую просыпалась в луже. Но дети есть дети, несмотря на военное лихолетье. Как-то братик Ваня с другом играли в «пятнашки», шумели. Один из соседей по лагерю прикрикнул на расшумевшихся пацанов. Мальчишки испугались и побежали в глубь леса. Заблудились и выбежали на шлях, где в это время маршировала колонна германцев. Что было с матерью — не передать! Ванюшке-то всего шесть лет! Думали, что уже потеряли сына навсегда, но встреча с ним все-таки состоялась, правда гораздо позже.
— Какая обстановка тогда на фронтах была?! Наши войска то наступают, то отступают. В каждом селе или деревне всегда найдется «черная душа», готовая идти в услужение оккупантам.
Объявился и в их селе человек, лояльно относящийся к немцам и поспешивший предать односельчан. Когда немцы приходили, он выдавал людей, помогающим партизанам. Когда возвращались партизаны, указывал на тех, кто пособничал фашистам. Пытался этими действиями обрести спокойствие в душе. Но конец Иуды всегда один. Спустя годы, он получил по заслугам — покончил с собой, не выдержав ненависти земляков.

В ШАГЕ ОТ СМЕРТИ

А вот что случилось в мае 1943 года. Вернувшись в очередной раз в Красную Слободу, немцы собрали жителей и погнали. Куда? Неизвестно! Не разрешили взять с собой ни еды, ни одежды.
— Шли босиком, ужасно хотелось есть. Я плакала, просилась на руки к маме, — вздыхает Антонина Семеновна Макуха (Сластенникова в девичестве). — Мама ждала ребенка, и все успокаивала меня, дескать, скоро придем, нам дадут хлеба, только потерпи. И мы, в конце концов пришли… Остановились у широкой канавы. С одной стороны дети и женщины, с другой — мужчины. Все опустились на колени. Уже поняли, что нас ждет. И тут такое началось: кто плакал, кто молился… Стоны, крики, слезы, мольбы о пощаде. Окруженные автоматчиками, люди ждали конца. Я не понимала, что такое смерть и все спрашивала маму, это больно будет? — Нет, доченька, ты даже не почувствуешь, просто уснешь. — Гоподи, гоподи, помоги, — шептала я вслед за матерью. Сколько мы так стояли, не знаю, время, казалось, остановилось.
— Посовещавшись, фашисты скомандовали всем подняться, и нас вновь погнали. Пришли в поселок Локоть Прасовского района, где в сараях оккупанты устроили лагерь как для военнопленных, так и для мирного населения. Старших сестер заставляли работать, при этом их сильно били, издевались. В этом поселении мы пробыли около месяца. Прошел слух, что наши войска наступают и всех пленных скоро сожгут. Опять слезы, страх и переживания. Наутро нас погнали в Барсово, где, прожив две недели в бараках, двинулись дальше. На железнодорожной станции всех погрузили в вагоны, которые увезли нас в Белоруссию в город Борисово. Там прошла сортировка людей — кого отправили на запад, кого в Прибалтику. Мы не знали, куда едем, думали нас угонят в Германию. В заколоченных вагонах, без еды и воды, отправились навстречу судьбе.
Мир соткан из случайностей. Одной из них стала встреча с братом Ванюшей на станции в Витебске. Детский эшелон направляли в Германию. Несмотря на мольбы и просьбы родителей, Ивана семье забрать с собой не разрешили.
Когда останавливался поезд, детям разрешалось постоять немного на платформе, подышать свежим воздухом.
— Мы с одной девочкой взяли несколько камушков, чтобы покидать — кто дальше, продолжает рассказ Антонина Семеновна. — Случайно попали в автоматчика. Разъяренный, он схватил нас и со всей силы кинул на землю. Подружка разбила голову, а я упала на рельсы. Раздался гудок — скоро уйдет поезд. Пронзительный материнский крик заставил меня вскочить и сделать несколько шагов, после чего я рухнула как подкошенная. Спасибо, мужчины, не обращая внимания на крики, выскочили из вагонов и занесли меня. Несколько месяцев я не могла пошевелиться от невыносимой боли. Много лет спустя рентген показал, что у меня был перелом позвоночника.
Долгое путешествие закончилось в Латвии, в городе Резенке, где на перроне нас встречали латыши с продуктами. Голод заставлял людей набрасываться на еду.

В ЛАГЕРЕ

Окончательно обосновались в концентрационном лагере Саласпилс, где мы пробыли три месяца. Все это время постоянно хотелось есть — кормили нас лишь похлебкой из картофельных очисток. Раз в неделю давали малюсенький кусочек хлеба. Изуверы придумывали разные способы унижения людей. Например, приглашали добровольцев поднять огромное бревно, обещав за это буханку хлеба или кусок сала. Мужчины пытались поднять и падали замертво от непосильной нагрузки.
Рядом с нашим лагерем находился детский лагерь, где содержались только дети. До нас доходили слухи, что у этих ребятишек брали кровь для немецких раненных. Все три месяца, что мы пробыли в Саласпилсе, мы ожидали, что когда-нибудь заберут и нас. Но Бог уберег.
Спали мы на топчанах, покрытых соломой. Было очень холодно и сыро. Взрослым выдали полосатые бушлаты, а дети так и проходили в лохмотьях. На память о лагере у моих родителей и старшей сестры Кати осталась на руке татуировка с номером.
В лагере родилась моя сестренка Нина. Условия жизни не были приспособлены для взрослых, что уж говорить о грудном ребенке. Не хватало питания, не было пеленок — девочка постоянно болела. В лагере отец встретил того самого предателя из деревни, который рассказал немцам, что он был у партизан. Отцу грозил расстрел. Я уже тогда понимала, что такое смерть. Маленькие дети рано взрослеют во время войны. Обняла ручонками папу, и никакая сила не смогла меня отобрать от него. Позже отец вспоминал, что я стала его спасительницей.
В сентябре 1944 года пришли латыши и забрали нашу семью в работники. У хозяев было большое поместье в Сигулде, одних коров более трехсот. Отец занимался скотом, старшие дети работали во дворе и на огороде. Жили мы в хибарке, но были счастливы, что в тепле. До нас дошел слух, что немцы собираются отступать. Подтверждением этого была ежедневная бомбежка нашей авиацией. Хозяйка засобиралась бежать с немцами, а с ней и ее дочери. Нас об этом она предупредила заранее и велела прятаться в лесу, иначе всех русских работников ждал расстрел.
И вот под покровом ночи мы побежали. Ветки хлестали в глаза. Неслись, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого места. Непроглядная темень завела в болото, где мы просидели всю ночь. Только слышали, как всю ночь раздавались автоматные очереди. Это расстреливали тех, кто не успел убежать в лес. Когда вернулись в поместье — там уже никого не было: хозяева убежали с немцами, а русские попрятались кто где. Вскоре нам удалось связаться с родной Красной Слободой и мы стали собираться в дорогу.
А месяцем раньше в деревню вернулся наш Ванюшка из немецкого лагеря. Когда эшелон прибыл на станцию, к нам выбежал мальчик. Это и был мой брат. Радости не было предела. У мамы подкосились ноги. Она уже не верила, что когда-нибудь увидит живым своего сынишку. В войну мы потеряли двух братьев. Старший, Николай сгорел в танке, а 16-летнего Гришу повесили за связь с партизанами.
9 мая мы услышали крики: «Победа! Война замирилась!» Сколько радости, улыбок со слезами на глазах, восторженных лиц. Люди плясали прямо на улице, пели! Конечно, праздничных фейерверков и салютов у нас не было, но от этого радость победы не стала меньше.

С НОГ НА ГОЛОВУ

С 45-го года прошло много лет. Сегодня события Великой Отечественной войны и роль в ней Советского Союза рассматриваются под разными углами. Так, освобождение Прибалтики от фашистского нашествия лидерами прибалтийских государств интерпретируется, как оккупация СССР. При этом на улицах Эстонии проходят парады бывших полицаев, параллельно с этим, уничтожаются памятники советским солдатам.
В Латвии уже несколько лет тянется судебный процесс над 80-летним партизаном Василием Кононовым. Два года назад его приговорили к шести годам лишения свободы за военные преступления, но к тому времени он уже отсидел этот срок под следствием, и его пришлось выпустить. Однако процесс был возобновлен, и прокурор потребовал приговорить Кононова к 12 годам тюремного заключения за бандитизм (имеется в виду случай в мае 1944 года, когда партизаны латвийской деревни Малые Баты ликвидировали опорный пункт гитлеровцев и убили шестерых латышей, служивших во вспомогательной полиции). Осенью латвийский суд осудил 82-летнего сотрудника госбезопасности Николая Ларионова за участие в депортации жителей Латвии в 1949 г. и приговорил его к 5 годам заключения. Ларионов был писарем, однако суд посчитал его преступником и не нашел никаких смягчающих обстоятельств. Формулировка приговора: «преступления против человечности и геноцид латышского народа».
Россия готовится к празднованию 60-й годовщины Великой Победы. На праздничные мероприятия приглашены лидеры государств, подвергнутых нападению фашисткой Германии. Получили приглашения и правители трех Балтийских государств. В интервью эстонской газете Eesti Paevaleht (Ээсти Пяевалехт) Президент Латвии Вайра Вике-Фрайберга заявила, что «9 мая является для стран Балтии не освобождением, а началом новой оккупации со стороны СССР. Мы останемся в стороне от государств Европы, разделяющих радость победы над фашизмом».
Свое согласие приехать 9 мая в Москву президент Латвии обосновала желанием как можно быстрее довести свое мнение об исторических событиях тех лет в Латвии и других странах Балтии до мировой общественности. «Все мы, президенты трех стран Балтии, согласны с тем, что наш взгляд на исторические события нужно довести до сведения мировой общественности, но пока не ясна тактика того, как это сделать... Поэтому я решила, что поездка в Москву является наилучшей возможностью для проведения разъяснительной работы», — сказала президент Латвии службе новостей «УралПолит».
На фоне того, что сотворили фашисты в Европе, и во всем мире, эти заявления звучат кощунственно. Особенно больно слышать подобное бывшим узникам лагерей, в том числе и тех, что расположены на территории Латвии. Впрочем, госпожа Вайра Вике-Фрейберга искренне считает подобные лагеря местом перевоспитания непокорных. При этом за годы своего правления у нее так и не нашлось времени посетить эти мемориалы…

ТАТЬЯНА

Если Антонина Макуха была совсем несмышленышем, когда началась война, то Татьяна Зубова уже могла дать оценку происходящему — во время вторжения немецких войск в Россию, ей исполнилось 15 лет.
…Трясясь в заколоченном товарном вагоне, увозящем ее в Германию, Татьяна Зубова вспоминала маму, маленьких сестренок и родной украинский хутор. Она еще не знала, что больше никогда не увидит ни своего молодого мужа, ни своего отца — оба не вернутся с войны. Не думала, что и самой доведется вернуться с чужбины.
В 1941 году ей было 15 лет, одной сестренке — три года, а самая младшая родилась во время войны. Отца забрали в 42 году, а в 45-м мать получила на него похоронку.
Татьяна Федоровна очень ясно, как будто это было вчера, помнит, как на хутор пришли немцы: Татьяна с подругами возвращалась с птицефабрики по одной дороге, а мотоциклисты со свастикой въехали с другой стороны. И сразу же раздались команды: яйки, масло, млеко! Люди сами несли оккупантам продукты, т.к. очень боялись их.
В доме Зубовых никто на постой не становился, но живность почти всю забрали. Особенно в этом преуспели мадьяры и румыны, большие любители гусятины и свинины. Они обычно промышляли ночью — тихо подкрадывались к птице и убегали. Свиней конфисковывали тоже ночью, только действовали уже наглее — громко кричали на хозяев, чтобы те пошевеливались, выгоняя скотину. Один из таких визитов стал роковым для бабушки — от страха у нее помутился рассудок.
В первые месяцы своего вторжения на Советскую землю, немцы вели себя более-менее цивилизованно — ни над кем не издевались, не зверствовали. Позже все изменилось. В 1942 году начались массовые аресты, высылки из Украины работоспособного населения. В основном, это касалось молодежи. Чтобы уберечь старшую дочь, мать решила выдать ее замуж (где-то она слышала, что семейных в Германию не угоняют). Так, в 16 лет Татьяна вышла замуж за парня из другого поселка. Казалось, беда обошла этот дом стороной, но вместе молодым удалось прожить всего год. По навету соседа-полицая девушку включили в список на отправку в Германию. Ее взяли последним этапом — остальных ровесников уже давно угнали на чужую сторону.

НА ЧУЖБИНЕ

В насквозь продуваемых вагонах доехали до Польши. За время долгого пути «пассажирам» не разрешалось выходить на станции — немцы опасались побегов. Впервые вышли на перрон в Польше, где был пересылочный пункт. Каждого арестанта подвергали медицинскому осмотру. Выяснилось, что Татьяна беременна. Ее пообещали отправить домой, когда же она пришла на следующий день за справкой, получила отказ.
В Польше всех снова погрузили в вагоны и отправили на север Германии, в столицу земли Шлезвиг-Хольштейн — город Киль. Здесь людей рассортировали: отдельно построили мужчин, женщин, детей. Местные жители — «покупатели» пришли выбирать себе работников. Перед Татьяной остановилась массивная немка с повязкой на глазу. Как позже выяснилось, это была владелица фамильного ресторана фрау Райсон. На хозяйственных работах у нее, кроме русских, были заняты польки, чешки, немки. Вместе с подругами по несчастью Татьяна чистила овощи, убирала залы, подметала двор. Ей еще очень повезло, что она попала в нормальные условия. Хозяйка не обижала, неплохо кормила, давала свою одежду. Жили работницы по три человека в комнате.
Однажды в здание попал снаряд — загорелся третий этаж. К счастью, никто из людей не пострадал.
Для справки. В результате налетов советских бомбардировщиков, Киль был разрушен на 80%. После войны жители отстроили свой город заново.
…В ресторане Татьяна проработала всего пять месяцев, поскольку из-за беременности фрау Рейсон не захотела оставлять молодую женщину у себя дольше. Она боялась, что если что-то случится с русской, ее могут судить.
Татьяну отправили дальше на север, в деревню Сурендорф. Здесь находился стратегически важный объект — торпедный завод, на котором работали узники из Советского Союза. Информация о лагере держалась в строжайшей тайне. Много позже, дочь Татьяны Федоровны пыталась найти сведения о нем, чтобы получить справку, подтверждающую факт содержания матери, но никакой информации об этом лагере так найти и не удалось.
Это был женский лагерь. В отдельном помещении содержались 179 младенцев, самому старшему из которых было два года. Матери работали в подземном бункере — очищали от ржавчины трехметровые трубы, а дети находились под присмотром медсестер и нянь. Кормили заключенных сносно, без излишеств, конечно, но люди были сыты. Фрау Капитан, жена начальника завода, особое внимание уделяла содержанию детей. Им давали молоко, кашу, суп. В лагере работала прачечная, так что у малышей всегда были чистые ползунки и пеленки. У каждого ребенка была своя деревянная кровать. В теплых бараках жили и взрослые. Они спали не на соломе, как узники большинства концлагерей, а на топчанах. Дважды в год выдавали одежду и обувь — мрачной расцветки платье и теплую кофту, а также ботинки. На рукаве лагерной одежды каждой заключенной был пришит опознавательный знак «ОСТ», что означает — русская.
Пока не пришло время рожать, Татьяна варила для немецкого командования кофе. 6 мая 1944 года, за год до Победы, у нее родился сын Анатолий. Когда начались роды, в небе появились 15 советских самолетов. Они летели по направлению к городу Киль. Всех заключенных согнали в бункер. В палате остались только Татьяна и медсестра Дора. Под рев бомбардировщиков мальчик и появился на свет. Так он получил «боевое крещение». Молодой маме дали отлежаться неделю, а затем отправили на работу в бункер, чистить трубы.
По большому счету, всем, кто находился в этом лагере, крупно повезло, как бы кощунственно это ни звучало — их не коснулась судьба тысяч узников, в нечеловеческих условиях содержащихся в лагерях смерти. Но вряд ли кто-нибудь из них когда-либо забудет годы неволи и положение рабов, в котором они находились на протяжении нескольких лет.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Наступает весна 45-го, уже всем ясно, что скоро войне конец. Заключенных Сурендорфа освободили англичане. Людей свезли в другой лагерь, куда прибывали узники из других мест заключения, в том числе и те, кто работал у хозяев. Затем всех отправили в Берлин. После месячного пребывания на сортировочном пункте мужчин погрузили в машины и увезли, как узнала позже Татьяна Федоровна, на границу с Японией. Женщин же с детьми домой отправили в пресловутых товарных вагонах. Ехали очень долго, намучались — часто состав на несколько дней ставили в железнодорожный тупик.
Но и самому длинному путешествию когда-нибудь, да приходит конец. Закончились дорожные мытарства и Татьяны с сыном. На станции Сокологорной она вышла — здесь до дома было уже рукой подать. Но соседи по хутору, которых она встретила на станции, сказали, что родных здесь давно нет: мать с сестренками из Запорожья уехала к родственникам в Винницкую область.
Погостив у родных мужа пару месяцев, она вновь собралась в дорогу. Взяла с собой самое необходимое — смену белья и главное свое сокровище — сына. До Винницы добиралась на перекладных. Мать уже не чаяла увидеть свою дочь живой — из Германии возвращались не все…
В мирной жизни тоже пришлось несладко: восемь лет спускалась под землю — работала вагонщицей и плетевой на шахте Стахановка в Ворошиловградской области. На память о работе в подземелье у нее остались больные ноги и шрам на лбу.
В 1959 году она вышла замуж за машиниста электровоза Ивана Канавского. У супругов родилось шестеро детей: трое на Украине, а остальные своей родиной считают Казахстан, куда семья переехала в 1962 году. Канавские жили в казенном домике у путей, работали путевыми обходчиками. Последние десять лет перед уходом на пенсию Татьяна Федоровна в совхозе доила коров.
Дети выросли и разъехались кто куда: в Лянтор, Нефтеюганск, Самару, Караганду. Дочь Людмила с семьей переехала в Германию.
С возрастом жить без поддержки детей стало трудно, поэтому Иван Юрьевич и Татьяна Федоровна согласились на переезд к дочери Любе в Нефтеюганск. У них семеро внуков и четверо правнуков. Полгода назад Татьяна Федоровна осталась одна — ушел из жизни муж. Она практически не выходит из дома — сильно болят ноги. В последнее время у нее нет сил даже постоять у Вечного огня в День Победы. Но в этот день она обязательно будет смотреть по телевизору передачи о войне и вспоминать свою молодость, выпавшую на военное лихолетье.
Судьбы Татьяны Канавской и Антонины Макухи — это судьбы целого поколения людей, которые, пережив сложное столетие, сумели сберечь в себе силу духа и веру в вечные человеческие ценности — Любовь, Добро.