ЗЕНИТНЫЙ БРОНЕПОЕЗД №33

После затянувшихся весенних дождей, которые превратили степи Кубани в непролазное болото, засверкало вдруг из-за туч яркое солнце.
В Краснодаре на площади имени Шаумяна находилась стационарная 85-мм зенитная батарея с прибором ПУАЗО-3. Четыре орудия стояли без колес, закрепленные домкратами. Эти орудия носили название зенитных пушек восемьдесят пятого калибра. В двадцатых годах их построили на заводах Круппа в Германии и продали России. «Вот оно как!» — подумал подполковник Николай Слепченко. — Буржуи — заклятые враги, а Крупп поставлял нам пушки... Калибр их в то время составлял 76,2 мм, но наши оружейники приделали к этим пушкам новые стволы калибра 85 мм, и поскольку калибр оказался немного велик для лафета, стволы снабдили дульными тормозами.
Личный состав этой батареи был отправлен на фронт. Как такое случилось, не мог понять Слепченко? То ли ремонтировать не хотели, или не смогли?.. Эта мысль не покидала его с тех пор, как он впервые, приехав из Новороссийска, увидел одиноко стоящие орудия: потемневшие от времени, неухоженные и грязные. Затем он понял, что никто не собирался воевать на своей территории. Об этом говорилось с высоты трибун и изо дня в день повторялось на политзанятиях.
— Что-то нужно с ними делать; взять и сдать в утиль — жалко, нужно отремонтировать и принять на вооружение, — думал подполковник Слепченко. Как всякий военный человек он любил оружие и терпеть не мог наплевательского отношения к нему.
Еще в июне 1941 года в Новороссийске по приказу командующего Северо-Кавказским военным округом был сформирован Новороссийский бригадный район ПВО, в который он был назначен командиром.
Уже на второй день войны Новороссийск стал прифронтовым городом. В ночь на двадцать третье июня прогремели первые залпы зениток по появившемуся в небе фашистскому самолету-разведчику. Вслед за ним над Цемесской бухтой прошли другие вражеские самолеты и сбросили в море мины, пытаясь блокировать порт.
Проснувшись среди ночи, жители города впервые наблюдали, как взметнулись ввысь и тревожно забегали по темному небу лучи зенитных прожекторов. На крыши домов и землю падали осколки зенитных снарядов, выпущенных по воздушному противнику.
Организовав противовоздушную оборону города силами 454-го полка и Новороссийской военно-морской базы, Николай Слепченко принял участие в формировании отрядов народного ополчения. Эти отряды круглосуточно дежурили на крышах домов, тушили зажигательные бомбы, боролись с диверсантами. Командный пункт их находился в здании Дворца пионеров на улице Советов. Отсюда и звучали по мощному репродуктору сигналы воздушной тревоги.
К концу сентября средства ПВО города имели сорок зенитных орудий среднего калибра, восемнадцать зенитных пулеметов и одиннадцать прожекторных станций.
Пулеметные точки располагались на крышах высоких зданий управления порта, холодильника, элеватора и других. Прожекторные станции передислоцировались на окраинные отроги Маркотхского хребта и горные перевалы. Удаление передней линии зенитных прожекторов от границы огня зенитной артиллерии устанавливалось с таким расчетом, чтобы зенитные батареи имели достаточно времени для подготовки к открытию огня по освещенной цели на предельной дальности.
Как только фашистские войска завязали бои за овладение Крымом, Краснодар все чаще подвергался налетам авиации противника. Если с начала войны на Краснодар совершали налеты одиночные бомбардировщики, то к концу года авиация немцев стала совершать налеты большими группами на город.
Из-за слабости зенитного прикрытия Краснодара и нехватки истребительной авиации противнику удалось наносить городским объектам значительный ущерб, а части ПВО находились в подчинении разных военных соединений, которые использовали их по своему усмотрению, не считаясь с главной задачей — защитой населения и городских общественных объектов от налетов вражеской авиации.
На базе бригадного района в декабре 1941 года был создан Краснодарский дивизионный район (КДР) ПВО. До этого штаб занимал неприспособленное подвальное помещение драмтеатра. Теперь по решению Краснодарского ГКО под размещение командных пунктов штаба района было передано бомбоубежище ЗИП (сам завод эвакуировался в Омск). Средствами ПВО прикрывались порты Новороссийска и Туапсе, железнодорожные узлы, аэродромы, переправы и другие объекты.
Дополнительно передислоцирована в Краснодар из Новороссийска 1-я рота прожекторного батальона 454-го зенитного полка и 3-й дивизион малокалиберной зенитной артиллерии для усиления городского ПВО. Командующим КДР ПВО назначили подполковника Слепченко, как опытного организатора противовоздушной обороны Новороссийска. Он сразу пересмотрел схему дислокации артиллерийских зенитных батарей на объектах города, вынес за город прожекторные станции, ВНОС (служба воздушного наблюдения, оповещения и связи). Это заставило фашистскую авиацию подняться на высоту 6000-8000 метров, вынудив ее сбрасывать бомбы не прицельно, а по площади. Такие бомбардировки серьезного ущерба городу Краснодару и его объектам не причиняли.
Новый 1942 год Краснодарский дивизионный район ПВО встретил в сравнительно спокойной обстановке, благодаря удачной Керченско-Феодосийской операции наших войск. Миновала угроза немецко-фашистского вторжения на Кубань.
Слепченко сильно беспокоило взаимодействие зенитной артиллерии и истребительной авиации. На наших самолетах отсутствовали радиостанции, и управление ими в воздухе было практически невозможным. В силу этих обстоятельств наши самолеты нередко попадали в зону огня своей же зенитной артиллерии и мешали батареям вести прицельный огонь. Постепенно недочеты в организации управления и взаимодействия средств ПВО были устранены. Уже во время налетов вражеской авиации на Кубань весной зенитчики и летчики действовали уверенно и согласованно.
Но многие укрытия в общественных местах — щели, траншеи — пришли в негодность и своевременно не ремонтировались, строительство городских командных пунктов — затягивалось. На отдельных предприятиях и в домовладениях прекратились круглосуточные дежурства, нарушались правила светомаскировки, и, как сообщал в крайком ВКП(б) начальник краевой милиции Сергеев, в Краснодаре в случае налета «укрывать население города совершенно негде».
Председатель горисполкома Осипов ответил в крайком ВКП(б), что принимаются меры к приведению щелей в надлежащий порядок и по нашей просьбе Москва и крайисполком отпустил средства — до двухсот тысяч рублей на проведение этой работы, и дополнительно отпущены средства для постройки во всех пунктах нашего города — восьми газоубежищ.
Однако, заметил, что не только эти причины мешают укрытию граждан во время воздушных налетов противника, но и слабая работа милиции. Помимо щелей, людей можно расположить в ближайших подвалах и погребах, которых в избытке, но граждане не подчиняются требованиям милиции и остаются на улице. Можно наблюдать, когда сами работники милиции вместе с гражданами рассматривают правильность стрельбы зенитной артиллерии.
Так что товарищу Сергееву нужно навести соответствующий порядок и дисциплину среди милицейского состава.
Краснодарский городской комитет обороны создал комиссию по разработке плана обороны города Краснодара. На заседании присутствовали руководители предприятий города и горкома ВКП(б), начальник гарнизона Степанов К. Н., командующий КДР ПВО Слепченко, представители КУНКВД, ГУОБРа, Наркомата обороны, а также горсовета.
Слепченко обратился к начальнику гарнизона генерал-майору Степанову с предложением: «использовать зенитные орудия 85-мм батареи, находящейся на площади Шаумяна». Пушки стояли без колес, намертво укрепленные домкратами.
Генерал Степанов поинтересовался у начальника штаба: «О чем идет речь?..» Тот ответил, что личный состав этой батареи был давно отправлен на фронт, и пушки практически беспризорны. Генерал нахмурился, это упущение могло плохо кончиться даже для него: необходимо срочно исправить положение с этой батареей.
— А что предлагает ПВО? — спросил он, бросая свой хмурый взгляд на подполковника Слепченко, который, кажется, ждал этого вопроса.
— ПВО предлагает: установить эти неподвижные пушки на железнодорожные платформы и таким образом создать подвижную боевую единицу — зенитный поезд, которому необходим паровоз с обслуживающей бригадой, — по-военному четко отрапортовал Слепченко, выдерживая хмурый взгляд генерала.
Степанов в душе был рад, что вопрос с батареей решался быстро и предложил помощь в вооружении, технической консультации, а также в вопросах получения подвижного состава, паровоза с железной дороги, подбора личного состава бронепоезда. «Необходимо поставить в известность Военный совет СКВО и командование войсками ПВО южного направления о передаче орудий», — добавил генерал Степанов. Он был осведомлен, что силами железнодорожников и рабочих НКПС строятся пять бронепоездов, из которых два уже сданы на вооружение Красной Армии.
Присутствующий на заседании начальник железной дороги им. Ворошилова Калабухов вызвался помочь в строительстве этого зенитного бронепоезда нужного для усиления средств ПВО на железнодорожных станциях. Он сообщил, что вражеская авиация «забодала», постоянно обстреливает железнодорожные составы на станции Кущевская, а безнаказанные действия вражеской авиации на участке железной дороги Батайск — Сосыка особенно парализует работу дороги, не дают возможности своевременно выполнять задания по продвижению поездов для нужд Красной Армии.
Подполковник Слепченко знал, что этот участок дороги входил в зону обслуживания Ростовского дивизионного района ПВО, у которого было недостаточно средств для активной обороны. Он заверил начальника дороги, что обязательно направит новый зенитный бронепоезд для защиты неприкрытого участка. Не откладывая дело в долгий ящик подполковник Слепченко в тот же день встретился с первым секретарем крайкома ВКП(б) Селезневым, членом Военного совета Северо-Кавказского фронта.
Выслушав подполковника Слепченко о батарее и бронепоезде, Селезнев подписал необходимые документы о передачи орудий на баланс ПВО, предложил: «Контролировать строительство зенитного бронепоезда, и доложить о вводе его в строй». Хотя эти вопросы и не входили в его компетенцию; по распределению обязанностей, на него возлагались руководство политуправлением, прокуратурой, военным трибуналом и особым отделом фронта, а также «задачи по проведению в жизнь решений Военного совета через советские, партийные организации».
Он любил инициативных людей и всячески их поддерживал. Ему давно мозолила глаза эта батарея и ее «бесхозные» орудия, а тут дело хорошее предлагается, как не помочь!?
Получив на руки подписанные бумаги, Слепченко поспешил в депо.
Пошли первые весенние дожди — холодные, бесполезные и только к концу недели на сером небе появились светлые прогалинки. Вместе с погожими днями пришло распоряжение Командующего войсками ПВО № орг/231 от 27.03.1942 года «Сформированному из состава 7-й батареи 454-го ЗАП ПВО бронепоезду присвоить №33 и перевести на штат № 050/103 с 01.04.1942 года».
Как оказалось, бронепоезд имел только номер. Материальная часть должна была прибыть из Тихорецка, но там не было броневой стали. Решили недостаток брони заменить бетоном. На замену ушло десять дней.
Подполковник Слепченко с военкомом Голубевым решили проверить, как идут работы на бронепоезде. Сроки поджимали.
В депо было шумно. Слышались бесконечные гудки паровозов, лязг буферов, движение вагонов и голоса рабочих достающих из ящиков оружие. Находились здесь и солдаты из 7-й батареи, которые грузили снаряды в вагон.
Подоспевший лейтенант Григорий Коркишко доложил, что бронепоезд готов к боевому несению службы, личный состав полностью укомплектован — есть даже лишние.
Слепченко улыбнулся, здороваясь за руку с лейтенантом, подумал: «Вот и мне бы с ними». Его радовало, что задумка воплотилась в жизнь и теперь можно прикрыть оголенный участок, и что есть этот лейтенант со смешной фамилией. Он рассеянно слушал докладывающего Коркишко и неожиданно спросил: «А возьмешь меня заместителем, а-а, лейтенант?», — лукаво заглядывая прямо в глаза замолчавшему лейтенанту.
— Никак нет! — вытянувшись, крикнул лейтенант, стараясь перекричать гудок, румянец залил его запотевшее лицо.
— Почему это?!
— Не было приказа…
— Так точно, — вмешался в разговор военком Голубев. — Лейтенант прав, но мы исправимся, сегодня же, выпустим приказ, а вы пойдете с нами и получите его на руки, — сказал военком, беря под руку лейтенанта Коркишко. Он относился к тем людям, которые больше, чем то, что они занимали — должность или пост, которых называли — отдельный человек.
Подполковник Слепченко, жмурясь от солнечного света, льющегося через открытое окно, сказал: «Не ждать приказа и излишествующий рядовой и младший начсостав направить в распоряжение командира 454-го полка в Новороссийск».
— Собирайте всех, кто остался в цехах, на подноску и погрузку снарядов для бронепоезда. Набрать воды, угля!
— А как же приказ, товарищ подполковник? — смущенным тоном спросил лейтенант Коркишко, погладывая на Голубева, который пожал плечами.
— Закончите погрузку боезапаса, топлива, подпишите акт приемки и вместе с ним ко мне, приказ будет готов.
— Есть, — громко ответил лейтенант, направляясь к месту погрузочных работ. Нужно было принять продовольствие, медикаменты и все пересчитать. Трудная задача, но все должно быть на месте, в противном случае комиссия не даст добра.
Лейтенант поручил подсчеты снаряжения военфельдшеру Елене Линник, а топливо, воду — своему заместителю — лейтенанту Пальчикову. Сам же принялся за боеприпасы, рассчитывая к концу дня полностью со всем справиться.
— Если не закончу, — думал он, — пошлю замполита Сечковского за приказом, заодно и почту отправит. Он снова ушел с головой в работу: хотелось быстрее ее закончить и выйти на боевое дежурство.
Нужно сказать, что представлял бронепоезд как боевая единица. В центре состава находился паровоз «ОВ» — «овечка», или «малыш», как называли его тогда на всех железных дорогах страны. Обшитый броневыми листами от колес до трубы, он был похож на огромную серую черепаху с рыжеватыми пятнами. Впереди и сзади располагались по два четырехосных крытых вагона, тоже обшитых броней, — бронеплощадки. На каждой наверху стояла орудийная башня с 76-миллиметровым орудием. За бронеплощадками были прицеплены платформы с зенитной артиллерией: 85-миллиметровыми орудиями и крупнокалиберными зенитными пулеметами. Были еще за ними платформы прикрытия — по одной с каждой стороны. На них лежали рельсы, шпалы, и прочее хозяйство на случай ремонта пути. И, наконец, цистерна с водой и две теплушки: кухня и вагон для личного состава.
На заседании краевого ГКО двадцать девятого марта 1942 года было принято постановление о строительстве в Краснодарском крае железнодорожной линии важного оборонительного значения — Крымская — Тамань, протяжением около ста двадцати километров. Для обеспечения строительства рельсами было решено разобрать вторые пути на участках Крымская — Линейная двадцать семь километров и Крымская — Новороссийск длиной сорок восемь километров, а также отгрузить рельсы со скреплениями из мобилизационного резерва.
Разборка вторых путей была мерой непопулярной среди военных и работников НКПС. Близость фронта значительно усложняла и намного увеличила работу железной дороги по снабжению портов, армии и народного хозяйства. Вдохновителем строительства новой дороги и разборки действующей был Мехлис Л. З., Нарком Госконтроля СССР, который, пользуясь всемерной поддержкой Сталина, принимал столь безответственные решения.
Налеты вражеской авиации на Кубань заметно активизировались.
Крайком ВКП(б) постановил: «Поручить командующему ПВО поставить перед Наркоматом обороны СССР вопрос об увеличении в крае активных средств для организации противовоздушной обороны нефтепромыслов, морских портов, а также важнейших железнодорожных объектов края».
Подполковник Слепченко доложил городскому комитету обороны об окончании строительства бронепоезда 33 и его готовности приступить к выполнению боевых задач. По его словам бронепоезд, что называется, находился «под парами». Это сообщение вызвало бурный восторг, еще бы, прибавлялась мощная боевая машина способная прикрыть любой объект города.
В эти дни нарастала напряженность обстановки в Крыму. Все наступательные операции советских войск, начиная с двадцать седьмого февраля и заканчивая концом апреля, тут были проиграны. Представитель Ставки в войсках Крымского фронта Мехлис узурпировал командование фронтом и фактически обрек его на поражение.
Советские войска в боях в Крыму потеряли свыше трехсот двадцати тысяч человек и силы Крымского фронта практически иссякли. Операция по захвату Керченского полуострова, в штабе 11-й немецкой армии, издевательски называлась «Охота на дроф».

Лейтенанта Коркишко судьба занесла в Краснодар. Он вспомнил, как в конце марта 1942 года после окончания курсов усовершенствования командного состава переоделся в новую, щеголеватую форму, прибыл в расположение 1-го дивизиона 454-го зенитно-артиллерийского полка ПВО в Новороссийск.
В штабе полка его ждала новость, неожиданная конечно, его назначают — командиром бронепоезда 33 с местом дислокации в Краснодаре. Так всегда бывает после курсов — закончил — жди нового назначения. Не успел, как следует, освоиться и уже собирай вещички.
Лейтенант любил море и в короткие часы свободные от службы часто проводил время на берегу. Он плавал, загорал, любил удить рыбу - ведь сам-то был родом с берегов Днепра из Корсунь-Шевченковска.
Он зашел в кабинет командира полка майора Ролдыгина доложить о прибытии.
— А, Коркишко? — поднимая глаза от лежавшей перед ним кипы бумаг, сказал майор, — подойди сюда, вот возьми это, — и сунул ему в руку лист, — прочитай, а я пока допишу отчет.
Лейтенант пробежал глазами лист с угловым штампом «Секретно», в котором говорилось о наборе военнослужащих для экипажа бронепоезда: требовались специалисты умеющие стрелять и обслуживать немецкие зенитные пушки калибра 85 мм, следовало далее в письме за подписью Слепченко.
— Что скажешь, Григорий? Сможем мы набрать в полку команду для бронепоезда, — с интересом глядя на лейтенанта, произнес майор Ролдыгин, поднимаясь из-за стола навстречу лейтенанту.
— А ты присядь, подумай, успеешь к своим архаровцам, — подбодрил его, хлопая по плечу, майор. — Ты ведь Севастопольское закончил? — не давая ответить, спросил его опять командир.
— Да, знаю эти пушки… Они есть у нас в 7-й батарее, — пояснил лейтенант, усаживаясь на стул возле стола. Лейтенант потер шею, взял предложенную папиросу, подкурил и, выпуская в сторону дым, посмотрел на майора.
Майор Ролдыгин подошел к окну, открыл его и тут же вернулся назад. Он взял телефонную трубку и попросил, чтобы его соединили с командующим в Краснодаре. После разговора по телефону, майор Ролдыгин приказал лейтенанту Коркишко собираться и следовать в Краснодар принимать бронепоезд, который уже построен и ждет его в депо станции Краснодар.
Лейтенант Коркишко подошел к дежурному по дивизиону, сидевшему за столом.
— Все в порядке, — сказал он, — через полчаса за вами приедет грузовик. — Лейтенант рассказал, что у провода оказалась какая-то девушка, она и передавала приказ подполковника Слепченко о формировании бронепоезда, и необходимости срочно выезжать с личным составом 7-й батареи в Краснодар.
Солнце освещало площадку. Из-за угла с грохотом показался окрашенный в защитный цвет грузовик. Из кабины водителя выпрыгнул солдат с петличками артиллерийских войск.
— Мне приказано доставить лейтенанта Коркишко и пятьдесят семь человек.
— На посадку — марш! — скомандовал лейтенант, расположившимся неподалеку бойцам 7-й батареи.
Воины побросали вещи в кузов грузовика. Сначала подсадили девушек в кузов, подав им вещи. Ехали вместе офицеры и бойцы, только военфельдшер Лена села вперед к водителю.
Они ехали извилистыми узкими улочками по тряской мостовой, пока грузовик не выбрался на широкое шоссе, окаймленное садовыми участками и огородами. Водитель хмуро и молчаливо крутил баранку. Военфельдшер достала из сумки пригоршню леденцов. Водитель с равнодушным видом сунул их в рот. Однако стал разговорчивее.
— Ну, как у вас дела? — спросила Лена.
— Живем пока тихо, — ответил водитель. Ему было не больше девятнадцати. — Тоска зеленая.
Грузовик поднялся на возвышенность. Отсюда было видно далеко кругом. Колонны солдат понуро шагали по шоссе. Через пару часов переехали через Кубань и свернули на широкую подъездную дорогу, усыпанную шлаком. Грузовик приближался к улице Орджоникидзе. Здесь еще ослепительней сияло солнце. Лена, сидя в кабине, зажмурилась.
— Приехали! — сказал водитель, останавливаясь у одного из бараков.
— Слезай! — крикнул Коркишко, поднимаясь с лавки.
— Становись, стройся, — командовал старшина Дорошенко, вытянув в правый бок руку. Возле него стали строиться приехавшие бойцы.
— Все наладится! — сказал Коркишко. Он первым вошел в барак. Из узкого коридора две расположенные по обе стороны двери вели в спальни с койками в два этажа и тумбочками — эти запущенные, грязные комнаты производили впечатление покинутых, нежилых.
— Ничего, скоро снова переедем. Но стоять без дела тоже не годится, — произнес Коркишко, рукой подзывая старшину Дорошенко.
Скоро работа закипела и к вечеру барак имел вполне жилой вид.
Бойцы стали расспрашивать водителя грузовика, привезшего их.
— Объясни толком, куда нас пошлют?
— Вы пройдете тут боевую подготовку, вы приписаны к бронепоезду ПВО и к нам никакого отношения не имеете. Наша дивизия стоит в другом месте. Здесь есть люди, они вас обучат. Спросите у них!
Балобон, из взвода разведки, не сдавался.
— Новороссийск — пройденный этап. Тут вряд ли еще предстоит что-то серьезное.
— То-то и оно, — согласился водитель. Он затянулся дымом папиросы и с насмешкой посмотрел на Балобона. — Потому-то батареи и бронепоезда пополняются, а затем их пошлют в Ростовскую область.
Балобон заметил, что его собственная рука, держащая козью ножку, дрожит.
— Там вам дадут жизни, скучать не придется.
— Зря ты людей пугаешь, — возразил Балобон. — Поживем — увидим. Никто не знает, что с ним будет завтра!
Водитель только улыбнулся.
— Вот накроет бронепоезд бомбовым ковром — от тебя мокрое место останется. Когда наши зенитки начнут палить, всюду видно! — Он затоптал ногой окурок.
— Погоди уходить, — попросил Балобон. — Как ты думаешь, нас поставят к орудию или на радиоприборы?
— Самых здоровых возьмут в огневые взводы, а в прибористы — лучших, кто считать умеет; вас распределят, как нужно. Везде одно и то же. Я предпочитаю машину, чувствую себя уютнее.
Вечерело. Водитель оставил обоих Балобона и Ломакина у барака. Оба друга направились к себе.
Командир бронепоезда Коркишко сразу по прибытию позвонил дежурному КДР и доложил о прибытии. Получив необходимый инструктаж от дежурного офицера, он послал старшину Дорошенко в гарнизонную столовую за ужином, вручив ему продовольственный аттестат для постановки на довольствие.
Вызвав к себе замполита Сечковского, передал ему разговор с дежурным.
— Пока бронепоезд еще не готов, нам приказано, помогать в его строительстве, — он потер заросшую щеку ладонью, ему явно не нравился приказ.
— Ясно, — ответил замполит. — Будем подтирать за всеми. А где питаться будем? — он весело посмотрел на Коркишко.
— В гарнизоне пока. Дальше обещали по месту дислокации.
Быстро прошли десять дней в Краснодаре. На следующий день в депо должна прибыть госкомиссия по приемке бронепоезда 33 в строй действующих.
Громкий гудок паровоза вернул его мысли к действительности. Он услышал, как машинист Перцатый басом крикнул своему помощнику:
— Сколько пара?
— Пока пять атмосфер, — ответил помощник, улыбаясь из окна кабины.
— Вода?
— Норма.
— Хорошо.
Рано утром десятого апреля 1942 года прибыла комиссия. Бронепоезд принимали прямо на станции. Строй из сотни бойцов расположился вдоль перрона. Вокруг собралось много рабочих-железнодорожников. Присутствовали штабные работники КДР ПВО, представители городских организаций. Экипаж бронепоезда имел праздничный вид: бойцы в новеньких ребристых танкошлемах, в комбинезонах, с белоснежными подворотничками.
Коркишко выступил с небольшой речью. Он сказал о том, что личный состав бронепоезда оправдает доверие Родины, будет сражаться с врагом до последнего, что работники депо будут гордиться боевыми делами экипажа, и что наше желание — скорее попасть на фронт и бить фашистов.
Командир бронепоезда 33 ловко вскочил на подножку бронепоезда и махнул машинисту.
— Вперед! — кричит Коркишко, подтягиваясь на поручнях сходной лесенки к будке паровоза, перескакивая по две ступеньки.
Машинист кричит своему помощнику:
— Как топка?
— Полная!
— Пар?
— Шесть атмосфер.
— Порядок, пошли… — вздохнув, произносит машинист, давая длинный гудок. Бронепоезд тронулся. Еще гудок. Бронепоезд идет, важно пофыркивая чих-чих, чих-чих. Все прильнули к смотровым щелям. С платформы вокзала виднелось множество сигналов — то были стрелки, будки, семафоры, сияние прожекторов, бегущих навстречу бронепоезду. От вращения колес паровоза и его быстрого движения у машиниста Ивана Перцатого радостно зудело тело, а глаза увлажнялись от любви к паровозу: он мог часами сидеть перед дверцей паровозной топки, в которой горел огонь. Наблюдая живое пламя, Иван сам жил там — в топке, это заменяло ему большое чувство дружбы и беседы с людьми. Любой человек может огонь в топке зажечь, но паровоз поедет сам, а человек — груз. Он думал, что машины живут и движутся по своему желанию, а не от умения людей: люди ни при чем. Сам рязанец, отличался спокойствием и выдержкой потому был медлительным и невозмутимым сорокалетним мужиком, несколько сутуловатым из-за постоянного копания в механизмах паровоза.
Командир Коркишко постоял на последней ступеньке перед входом в будку, покуда вдали не скрылось депо, вокзал и затем вошел внутрь будки. Необходимо было обсудить маршрут, остановки бронепоезда, пункты заправки углем и водой. Паровоз засифонил и заглушил слова беседы.
Командиром первой платформы был назначен лейтенант Иван Пальчиков, двадцатичетырехлетний здоровяк, удивительным образом умевший совмещать в себе широкую натуру рубахи-парня с настоящей командирской требовательностью. Был родом из Керчи.
Второй платформой командовал лейтенант Семен Зайдель, минчанин. Он был вспыльчив, самолюбив. Маленький рост его не в полной мере отражал огромные знания в разных науках. Коркишко очень уважал Семена за его пристрастие к книгам. Бойцы во второй бронеплощадке подобрались не под стать черноволосому Зайделю, которому и было-то всего двадцать лет: народ степенный, самый старший по возрасту в команде, малоразговорчивый, неторопливый и жутко рыжий.
На третью назначили командиром лейтенанта Владимира Шарого, красивого и веселого парня со светло-русыми волосами. Очень вежливый, деликатный и в то же время напористый, бедовый, с качествами хорошего вожака молодежи, артистически пластичный, преданный в дружбе — таким он был командир третьей платформы и огневого взвода.
И, наконец, четвертой бронеплощадкой командовал любимец команды младший воентехник Андрей Долгошеев. Юношеская горячность, непосредственность, темперамент били из него ключом. И с большим трудом удалось убедить командование разрешить назначить его на должность командира бронеплощадки.
Помимо командования бронеплощадками у этих командиров были и другие должности, которые совмещались с основными.
Так лейтенант Пальчиков И. Н. был зам. командира бронепоезда, лейтенант Зайдель С. И. — командир взвода управления, лейтенант Шарый В. М. — командир огневого взвода, а младший воентехник Долгошеев А. А. был начальником технического обслуживания и отвечал за ремонт бронепоезда и путей.
Несколько слов нужно сказать о комиссаре — Владимире Сечковском, уроженце Одессы. Это был старше всех по возрасту — прирожденный офицер. Всегда затянутый в портупею, без единой складки на гимнастерке, в надраенных хромовых сапогах, прямой, легкий в ходу. Он отслужил срочную службу в 1-ом корпусном артиллерийском полку Ленинградского ВО, уволен в запас в должности помощника командира взвода разведки. Лейтенанту было тридцать четыре, а был похож на худого, рослого юношу. Курчавые, непокорные темные волосы. Глаза такие синие и глубокие, как небо над головой в это время.
На фронте был с первых дней войны на должности комиссара 7-й батареи 454-го полка, имел авторитет среди личного состава, не было такого солдата, с которым он не поговорил и они шли к нему со своим личным: кто с радостью, кто с бедой, а кто просто посоветоваться! Сечковский был в центре любой компании, быстро сходился с людьми, привязывался к ним.
После трехдневных учений со стрельбой в полевых условиях бронепоезд был переброшен для прикрытия ростовско-кавказского направления и получил приказ курсировать по линии Кущевская-Батайск, защищать от налетов железнодорожные станции. В случае наступления врага по этой линии, бронепоезд должен во взаимодействии с войсками Южного фронта удерживать рубеж реки Дон.
Вокруг на десятки километров тянулась голая, слегка волнистая степь с серо-белыми солончаками. Кое-где виднелись редкие, как острова, высохшие болотные озерца. На станции Кущевка, куда прибыл бронепоезд, был еще один бронепоезд из Ростовского дивизионного района и несколько пассажирских поездов с эвакуированным населением.
Станция освещалась керосиновым фонарем, наступала ночь, а под фонарем стоял помощник начальника станции. Пассажиры бегали с чайниками по перрону в поисках кипятка, пугаясь всякого стука вагонов, чтобы не остаться на этой станции навсегда, нужно было спешить: поезда шли только ночами, опасаясь налетов немецкой авиации…»