ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

УТРО

...Плотным артиллерийско-пулемётным огнём немцы ударили сразу по всем заставам и комендатурам отряда. Приказ командующего группы армией Север был коротким и предельно жёстким: на фронтальный переход границы и уничтожение первых препятствий обвалилось ровно 30 минут. И не минуты больше...
Особенно упорные бои развернулись на участке 10-ой заставы около деревни Инкакляй. Ухе само здание заставы, расположенное на высоком холме рядом с стратегически важным шоссе, ведущего в глубь страны, для гитлеровцев было как кость в горле. Около пяти часов пограничники под командованием начальника заставы лейтенанта Виктора Томелго сражались с превосходящими силами врага, одно за другим отбывая ожесточённые атаки двух рот автоматчиков. И только около десяти часов утра прорвавшаяся через плотное кольцо окружения жена командира заставы, которую до войны между собой, когда не слышал их строгий командир, лаского называли Сашенкой, передала приказ коменданта участка капитана И. Леванова — прорваться и в условленном месте, в лесу за городком, соединится с оставшимися в живых защитниках Швекшняйской комендатуры. Приказ удалось выполнить, только нескольким. Тридцать защитников и почти сотня вражеских трупов осталось лежать около заставы Инкакляй. А за подвиг в первый день войны через несколько лет после её окончания Александру Ивановну Томелго нашла правительственная награда — медаль «За храбрость»...
В ту тревожную ночь не смогли сомкнуть глаза и командир 15-ой заставы лейтенант С. Степанковский со своим помощником старшим лейтенантом М. Ципленковым. Оба командира придирчиво и скрупулёзно проверяли охрану границы, подбирали удобные позиции для пулемётных расчётов. Как и каждого в ту ночь, их тревожило необыкновенное оживление на немецкой стороне — гудели моторы, там и тут слышались приглушенные команды, удвоились посты охраны и наблюдения.
На рассвете по позициям советских пограничников ударили немецкие орудия и миномёты. Земля глухо застонало от взрывов, задыхаясь от пыли, огня и дыма. На самой границе застрочили автоматные очереди, прогремели взрывы гранатов, дробью лилось выстрелы винтовок: в неравный, смертельный бой вступили пограничные расчёты. Тут же от прямых попаданий снарядов, прицельного пулеметного огня вздрогнули и стены заставы...
Дозвонившись коменданту участка капитану В. Матвееву, лейтенант С. Степанковский узнал: в бой вступили все заставы участка, рассчитывать отныне придётся только на собственные силы. На каждую из погранзастав немцы бросили по полтора-две сотни солдат. Намертво, грудью закрывая границу, сражались и соседние заставы лейтенантов Литвимова, Разина, атакована и комендатура участка в городе Жемайчю-Науместис...
— Товарищ лейтенант. Немцы обходят заставу с флангов, — размышления С. Степанковского прервал доклад младшего сержанта Русакова. — Ударим по неприятелю с пулемётов?
— Рано. Пусть подходят поближе, — охладил чрезмерный энтузиазм сержанта начальник заставы.
Расчёт Степанковского оправдался. Приняв хладнокровие пограничников за трусость, немцы в полный рост пошли на лобовую атаку. Тут же жестоко поплатившись за собственную наглость и уверенность: застава в один миг ожила, ощетинилась, метко ударив в врага силой трёх пулемётов и пару десятков винтовок. Атака захлебнулась, немцы поспешно отступали, оставив на поле боя десятки трупов и тяжело раненых. Ощутимые потери понесли и защитники заставы. Убит лейтенант Степанковский, сержанты Шацких, Русаков. Командование заставы на себя принял старший лейтенант М. Ципленков.
Ожесточённые атаки немцев следовали одно за другим. Но бой у заставы в Трумпининкай затих только к вечеру. Во двор заставы немцы вытолкнули последних оставшихся в живых защитников: раненных, истекающих кровью, в порванных гимнастёрках, ели державшихся на ногах.
— Снимите это красное дерьмо. Кто снимет, обещаю сохранить жизнь, — указывая на гордо развевающейся над заставой знамя, сквозь зубы процедил пожилой гауптман.
Но никто из четырёх пограничников не шевельнулись, только теснее прижались плечом к плечу. Так и настигли их пули вражеских автоматов — молодых, бравых молодцов, ещё вчера знавших об ужасах войны только по рассказам своих отцов и дедов. Не дрогнув, не предавшись однажды и уже навеки — данной присяги. Они уже не видели, как с тех же автоматов немцы с остервенением решетили красное полотно, пока последний лоскуток не упал на окровавленную и израненную землю...

НА ВОСТОК

...В первые же часы дальнобойная немецкая артиллерия начала обстреливать город Кретингу, вражеские мотоциклисты под прикрытием лёгких танков большими группами начали появляется в ближайших окрестностях, стараясь выяснить дислокацию пограничного отряда. Накануне войны большинство офицеров штаба были направлены в комендатуры и заставы, и к началу активных боевых действий майор П.И. Бочаров прекрасно был осведомлён, какая серьёзная ситуация сложилась на границе. Одновременно гордясь, что не одна застава или комендатура не дрогнула, героический вступили в бой, уже в первые же часы — войны опровергая все планы гитлеровского командования. Пока передовые немецкие части ввязли в пограничных боях, войска оперативного подчинения получили драгоценное время, чтобы закрепится на заранее подготовленных позициях, рассредоточится на более выгодных высотах. Но уже через пару часов связь была потеряна — как с комендатурами, так и с командованием округом. Вражеские диверсанты, что и говорить, поработали на совесть. И командир, и несколько оставшихся в штабе офицеров понимали: действовать отныне придётся по обстоятельствам, на свой страх и риск. Но командира отряда волновало судьба ближайшей к Кретинге комендатуры в городе Паланга. Ни оттого, что она расположилась совсем близко от границы с Германией. В этой сложной ситуации несколько, а то и десяток километров практического значения не имело. В Паланге был расположен литовский «Артек» — пионерлагерь, где отдыхали дети со всей Литвы. П.И. Бочаров и его заместитель И. Лесников не раз бывали у детей, рассказывали о необъятных просторах России, Кавказе, Средней Азии — местах, где им пришлось служить, выполнять боевые задачи командования. Посланные П. И. Бочаровым в Палангу вестовые скоро вернулись с раненым пограничником, который и рассказал о первых героических часах обороны курортного города.
...Прицельный артиллерийский обстрел комендатуры немцы начали в 4 часа утра, сразу после перехода границы. Огонь по городу вела не только наземная, но и корабельная артиллерия со стороны моря, и деревянное здание сразу же вспыхнуло словно спичка, окрашивая предрассветную мглу причудливыми, фантастическими языками пламени. Часть снарядов рвались и на территории расположенного рядом пионерского лагеря. Случайность? Вряд ли... Немцы давним давно и прекрасно знали расположение здесь курортного городка, да и кому это было большим секретом? И каждый боец в зелёной фуражке прекрасно осознавал: это красноречивый знак, что ждёт детей в красных пионерских галстуках. Рабство? Неминуемая смерть? Кто знает... И они, не колеблясь, приняли единственное правильное, на их взгляд, решение — отдали имеющихся в расположении комендатуры автомашины пионерлагерю, чтобы эвакуировать детей в глубь страны. Сами же, оставшийся без средств связи, транспорта, присоединились к подразделению защищавших побережье моряков-пограничников и с тяжёлыми боями стали отходить в сторону Лиепая.
Известие о спасении детей с пионерского лагеря было в тот день первым радостным, согревшим душу событием. Ибо не только командиры, но и все пограничники прекрасно понимали — впереди их ждет только кровавые, изнурительные бои, отступление на Восток, каждый километр пути обильно поливая собственной кровью.
Под командованием П.И. Бочарова осталось около триста человек. Разгромить столь небольшое подразделение, к тому же, вооружённое только стрелковым оружием, неприятелю не составляло особого труда, и командир отряда принял решение — присоединиться к 62-ому стрелковому полку, защищавшемуся в десяти километрах от Кретинги. Утром следующего дня командирование отдало запоздавший приказ — отступать! Вести бой в тылу врага не имея боеприпасов, поддержки других частей, артиллерии не имело никакого смысла. Эх, пришёл бы этот разумный приказ вовремя...
С тяжёлыми боями, постоянно подвергаясь танковыми и авиационными атаками, пограничники, обходя город Тельшяй, стали отходить в сторону Риги. Первую из намеченных задач отряд выполнил успешно — обойдя уже захваченный немцами город и направился в сторону Тришкяй, где и был атакован мотопехотным полком противника. Завязался неравный, тяжёлый бой. И тогда немецкие офицеры, торжественным маршем прошагавшие всю Европу, впервые так явственно осознали: настоящая война только начинается! И она отнюдь не будет столь легка, озарённая блеском побед, как раньше. Русские умеют драться...
Большие потери несли и бочаровцы. К тому же, на глазах таяли боеприпасы, надо было дорожить каждым патроном, гранатой. Немцы стали обходить с флангов, стараясь словно железными клещами зажать намертво стоявших воинов в зелёных фуражках, раздавить их волю и упорство. Когда положение стало критическим, майор П.И. Бочаров вызвал военфельдшера лейтенанта А. Яковец.
— Саша, неизвестно, сколько мы ещё продержимся. Собери всех раненых, положи их в автомашину и в госпиталь. В Ригу! А мы постараемся их задержать. Сколько сможем... Крепко, по-мужски обнялись. Каждый из них понимал — вряд ли когда-либо ещё суждено увидится. Да и задача, поставленная А. Яковцу, была не менее опасна и трудна. Почти вся Литва уже была занята немецкими войсками! К счастью, группе А. Яковца удалось под носом противника обойти все кордоны и добраться до Риги, спасти всех раненых. О группе П.И. Бочарова никто больше не слышал. Больше тридцати лет все думали — их братская могила там, около местечка Тришкяй...

НАХОДКА

Жители села Шеметайчяй, что не далеко от старинного городка Папиле Акмянского района Литвы, долгие годы чтили эту братскую могилу, весной — сажали кусты албех цветов. Долгими зимними вечерами старожилы рассказывали, как в 41 году, в начале войны, в этих тихих окрестностях появился отряд красноармейцев в зелёных фуражках. Кто именно, куда направляется — кто их знает. Небольшой отряд из нескольких десятков человек поздно вечером прошли по направлению реки Вента и словно растворились, пройдя по ту сторону реки.
Правда, уже гораздо позже Петрас Мачис, служивший в Первую мировую в царской армии и хорошо знавший русский язык, все таки проговорился, что к нему тогда приходили двое молодых, усталых парней в красноармейской форме.
Расспрашивали, как пройти по направлению к границе Латвии, чтобы потом добраться до Риги, присоединиться к своим. Петрас, вспомнив свою солдатскую молодость, усадил парней за стол, налил парного молока, отрезал домашнего, пахнущего тмином хлеба. Собрал узелок с нехитрым крестьянским угощением в дорогу. Тем более что парни проговорились — уже несколько дней дерниться с немцами. Сегодня только чудом остались в живых и, успешно оторвавшись от немцев, вышли к Папиле. Но мост через реку был взорван, и командир, опасаясь, что городок-перекрёсток у важнейших дорог на Северо-Западе Литвы, уже захвачен, решил его обойти. Об этом разговоре Петрас проговорился через многие годы. Узнали об этом немцы — разговор был бы коротким. Да и послевоенное время не тянуло на откровенность...
Появление в окрестностях столь большого воинского подразделения не могло остаться не замеченным. Да кто знает — может быть, от того же самого городка Папиле за ними уже наблюдал зоркий глаз недоброжелателя? И утром деревня Шеметяйчяй проснулась от рёва моторов немецких автомашин и танков. В небольшом густом лесочке на высоком берегу реки Вента затрещали пулемёты, автоматы, залаяли немецкие миномёты. К полудню бой затих. Согнанные с ближайших хуторов крестьяне стали собирать изуродованные тела воинов с зелёными фуражками. Ни один из них не сдался врагу.
В братскую могилу на берегу реки положили 72 тела. Только через тридцать лет их с почестями будет перезахоронить в Армянском воинском кладбище. Но уже в следующую весну рядом с их могилой чьи-то заботливые руки посадят молодой дуб. И ныне только он, могучий великан, чтит ныне бывшую могилу пограничников.
Кто знает, может быть, в памяти человеческой они так бы и остались неизвестными героями, если бы не местные сельчане Римкусы, долгие послевоенные годы, ухаживавшие за могилой. Весной 1971-ого года они решили снять верхний слой земли, на котором уже давно не приживались цветы, и на их место занести смесь чернозёма и торфа. Вдруг сын Римкуса Вацюкас, восьмиклассник Папильской средней школы, помогавший отцу, увидел небольшой камешек. Взял в руки и... опешил. Камешком оказался орден Боевого Красного Знамени, на эмали которой хорошо сохранился номер — 20070. Наверно, в том далёком 1941-ом кто-то в могилу положил и найденный на поле боя орден офицера. Вскоре с отдела наград Верховного Совета СССР пришёл ответ — этим орденом в 1931 году был награждён старший лейтенант П.И. Бочаров. Так история раскрыла ещё одну тайну...
Не зря говорят, что каждая боевая награда, каждый подвиг имеет своё необъяснимое притяжение. И наверно, прочтя эти строки, сокурсники Вацлова Прановича Римкуса по Ленинградскому высшему военно-политическому училищу связи и инженерных войск, сослуживцы ныне майора запаса впервые узнают, что побудило тогда крестьянского парня с глубинки Литвы избрать офицерскую профессию.